Предприниматель, пользующийся трудом наёмных рабочих, становится капиталистом 
лишь в том случае, если производимая рабочими масса прибавочной стоимости 
достаточно велика, чтобы обеспечить ему приличествующий положению доход и 
увеличивать его богатство без его личного участия в труде. А это предполагает 
одновременный труд известного числа рабочих, далеко превосходящего их 
количество, допускавшееся при цеховом ремесле.
«Действие большего числа рабочих в одно и то же время, в одном и том же месте 
(или, если хотите, на одном и том же поле труда) для производства одного и того 
же сорта товаров, под командой одного и того же капиталиста составляет 
исторически и логически исходный пункт капиталистического производства» 
(«Капитал», т. 1, стр. 328).
Итак, различие между капиталистическим и ремесленным способами производства 
прежде всего только количественное, а не качественное. Занимаю ли я в одном и 
том же помещении и в одно и то же время трёх ткачей при трёх ткацких станках или 
тридцать ткачей при таком же количество станков,-- это прежде всего, повидимому, 
будет иметь последствием лишь ту разницу, что в последнем случае будет 
произведено в десять раз больше стоимости и прибавочной стоимости, чем в первом.
Однако наём большого количества рабочих влечёт за собой ещё и другие различия. 
Прежде всего вспомним о законе больших чисел, о том обстоятельстве, что 
индивидуальные особенности обнаруживаются тем сильнее, чем меньше индивидов мы 
принимаем во внимание, и тем скорее сглаживаются, чем в большей степени 
предметом наблюдения становятся массы. Если мы захотим узнать среднюю 
продолжительность человеческой жизни, то наверное придём к ошибочным выводам, 
вычисляя её по продолжительности жизни 5-6 лиц. Но с большой степенью 
вероятности можно допустить, что мы близко подойдём к истине, определив её по 
продолжительности жизни, скажем, миллиона людей.
Точно так же и индивидуальные отличия отдельных рабочих проявятся гораздо 
сильнее, когда они будут заняты в количестве трёх человек, чем когда их будет 
тридцать. В последнем случае повышенная работоспособность хороших и пониженная 
-- плохих сравняются, так что в результате получится средний труд. По словам 
Берка, уже при одновременной работе пяти сельских рабочих исчезают все 
индивидуальные различия, так что любые пять наугад взятых рабочих сделают вообще 
столько же, сколько и пять других.
Если рабочие мелкого мастера дают общественно-средний труд, то это не более как 
случайность. Только для капиталиста становится возможным, чтобы приводимый им в 
движение труд постоянно являлся общественно-средним трудом.
Одновременный труд многих рабочих в одном помещении представляет ещё и другие 
выгоды. За постройку помещения, в котором работает тридцать ткачей, не придется 
заплатить в десять раз дороже, чем за помещение для трёх ткачей. Точно так же и 
склад, вмещающий 100 центнеров хлопка, не стоит в десять раз дороже, чем склад 
для 10 центнеров, и т. д.
Следовательно, стоимость той части постоянного капитала, которая переходит в 
продукт, сокращается сравнительно с числом занятых рабочих тем сильнее, чем 
больше рабочих, при прочих равных условиях, участвует в определённом процессе 
труда. Вместе с тем возрастает прибавочная стоимость сравнительно с общей суммой 
затраченного капитала. В то же время уменьшается стоимость продукта. А при 
известных, указанных в предыдущей главе, условиях уменьшается также и стоимость 
рабочей силы. В последнем случае прибавочная стоимость возрастает также по 
сравнению с переменным капиталом.
Одновременное применение труда многих рабочих в одном и том же месте для 
достижения определённого результата приводит к их планомерному сотрудничеству, 
т. е. к кооперации. Последняя создаёт новую общественную производительную силу, 
которая и количественно превосходит и качественно отличается от суммы отдельных 
составляющих её индивидуальных производительных сил.
Эта новая производительная сила есть прежде всего сила массы. Она делает 
возможными некоторые процессы труда, совершенно невыполнимые с менее 
значительными силами или выполнимые лишь в несовершенной степени. Тридцать 
человек без труда подымут в несколько мгновений бревно, над которым три человека 
напрасно промучилась бы весь день. Кооперация делает также возможным выполнение 
таких работ, где требуется не сила массы, а сосредоточение трудовой деятельности 
в возможно более крупном масштабе в небольшой промежуток времени, как, например, 
при уборке хлеба.
Но даже и там, где не требуется ни большая масса энергии, ни сосредоточение и 
концентрация её в определённом месте или в определённый момент, кооперация всё 
же выгодна: она повышает производительность труда. Каждому известно, как при 
постройке зданий доставляются наверх кирпичи: составляется цепь иэ рабочих, 
передающих кирпичи друг другу. Благодаря этому планомерному сотрудничеству 
кирпичи попадают наверх гораздо быстрее, чем если бы рабочие таскали их туда 
поодиночке.
Наконец, нельзя забывать и того, что человек -- животное общественное. 
Коллективная работа оживляет его психику. При такой работе начинают действовать 
честолюбие и чувство соревнования. Таким образом, коллективная работа идёт 
быстрее, и трудовая энергия бывает при ней выше, чем у изолированных рабочих.
При капиталистической системе наёмные рабочие лишь тогда могут вступить в 
сотрудничество, когда их рабочая сила куплена одним и тем же капиталистом. Чем 
больше нужно купить рабочих сил, тем больше требуется переменного капитала; чем 
больше занято наёмных рабочих, тем большее количество сырого материала, средств 
труда и пр. им нужно, а следовательно, тем больше и необходимый постоянный 
капитал. Поэтому осуществление кооперации в известном масштабе предполагает 
известную величину капитала. Капитал известной величины становится теперь 
предварительным условием капиталистического способа производства. Кооперация 
свойственна не одному лишь капиталистическому способу производства. Мы встречали 
её в примитивных формах ужо у индейцев. При этом мы выяснили, что планомерное 
сотрудничество последних при охоте требует планомерного руководства. Такое 
руководство необходимо при всяком общественном труде, в какой бы форме он ни 
совершался. При капиталистическом способе производства подобная руководящая роль 
неизбежно становится функцией капитала. Здесь снова обнаруживается 
плодотворность марксова открытия двойственного характера труда, производящего 
товары.
Как мы уже видели, в силу этого двойственного характера процесс производства при 
капиталистической системе есть в одно и то же время процесс труда и процесс 
возрастания стоимости. Поскольку процесс производства представляет собой процесс 
труда, капиталист является руководителем производства. Выполняемая им функция 
является более или менее необходимой при всяком общественном процессе труда.
Особенностью же капиталистического процесса производства как процесса 

возрастания стоимости является, как это было уже выяснено в главе о рабочем дне, 
лежащая в его основе противоположность интересов труда и капитала. Поэтому, 
чтобы процесс возрастания стоимости беспрепятственно протекал в направлении, 
желательном для капиталиста, требуется подчинение рабочего деспотическому 
господству капиталиста. 
Но процесс возрастания стоимости и процесс труда составляют лишь две различные 
стороны одного и того же процесса -- капиталистического процесса производства. 
Поэтому руководство производством и деспотическое господство капитала над 
рабочим выступают как единое явление. Но так как первое является технически 
необходимым, то -- вещает нам буржуазная экономия -- господство капитала над 
трудом также является технической необходимостью, диктуемой силою вещей, и с 
уничтожением его было бы уничтожено само производство, поскольку оно носит 
общественный характер. Словом, господство капитала является естественной и 
необходимой предпосылкой цивилизации.
Родбертус заявил, что в качестве руководителей производства капиталисты являются 
как бы служащими общества и вправе получать от общества содержание. На самом же 
деле капиталист предпринимает производство потребительных стоимостей лишь 
потому, что иначе он не может стать обладателем стоимостей. Поэтому и 
руководство производством является для него лишь неизбежным злом, которому он 
покоряется потому только, что с ним неразрывно связано возрастание стоимости его 
капитала.
Он уклоняется от этого зла во всех тех случаях, когда это возможно сделать, не 
нанося ущерба прибавочной стоимости. Если его предприятие достаточно велико, он 
передаёт своё общественное «служение» наёмным служащим, управляющим и их 
подчинённым. Иногда он прибегает и к другим приёмам, чтобы освободиться от 
руководства производством. Так, во время хлопкового кризиса в начато 60-х годов 
владельцы английских бумагопрядилен закрыли свои фабрики и стали выколачивать 
себе «содержание» спекуляцией на хлопковой бирже.
Утверждение, будто капиталист заслуживает вознаграждения за своё руководство 
производством, напоминает рассказ об одном мальчике, увидевшем яблоню, сплошь 
усыпанную яблоками, к которой он не мог пробраться иначе, чем через высокий 
забор. Соблазн был чересчур велик, и мальчуган перелез через забор, что стоило 
ему немалых усилий. Но не успел он добраться до яблони, как пришёл владелец сада 
и обратился к нему с вопросом, но какому праву он рвет яблоки. «Я честно 
заслужил их,-- ответил мальчуган,-- это награда за тяжёлую работу, которую я 
проделал, перелезая через забор». Точно так ж.е как мальчик мог пробраться к 
яблокам не иначе, как через забор, так и капиталист обыкновенно может добраться 
до прибавочной стоимости лишь в качестве руководителя производства.
Здесь следует указать ещё на одно странное воззрение, встречающееся в 
экономических сочинениях. Мы предполагали до сих пор, что капиталист покупает 
рабочую силу всякий раз по её полной стоимости. Но планомерное сотрудничество 
всех купленных им рабочих сил развивает новую производительную силу. Рабочие 
силы производят в этом случае больше, чем если бы он заставил каждого рабочего 
трудиться отдельно. Капиталист не оплачивает этой новой производительной силы.
Эта последняя не имеет никакого отношения к стоимости рабочей силы и составляет 
особенность её потребительной стоимости. Эта новая сила обнаруживается лишь в 
процессе труда, следовательно, лишь после того, как товар рабочая сила перешёл 
во владение капиталиста, стал капиталом. Поэтому капиталистам и их защитникам 
кажется, будто повышение производительности труда следует приписать не труду, а 
капиталу.
«Так как общественная производительная сила труда ничего не стоит капиталу, так 
как, с другой стороны, она не развивается рабочим, пока сам его труд не 
принадлежит капиталу, то она представляется производительной силой, 
принадлежащей капиталу по самой его природе, имманентной капиталу 
производительной силой» («Капитал», т. 1, стр. 339-340).
Кооперация, как уже было упомянуто выше, свойственна не одному лишь 
капиталистическому способу производства. Совместное общественное производство 
свойственно уже первобытному коммунизму, который мы встречаем на заре 
человеческой истории. Первобытное земледелие велось повсюду на общинных, 
кооперативных началах. Лишь впоследствии земля была поделена между отдельными 
семьями. Примеры кооперации подобного рода приведены нами в первом отделе.
Развитие товарного производства уничтожило эту первобытную кооперацию. И хотя 
вместе с товарным производством расширяется круг лиц, работающих друг для друга, 
но совместный труд в сущности исчезает, сохраняясь лишь в форме принудительного 
труда, труда рабов или крепостных на их господ.
Капитал, возникающий как противоположность изолированности и раздробленности сил 
в крестьянском хозяйстве и ремесленном производстве, снова развивает кооперацию, 
общественный, совместный труд. Кооперация есть основная форма капиталистического 
способа производства, его особая историческая форма в рамках товарного 
производства. Капитал стремится всё более и более развивать общественное 
производство. Он создаёт все высшие формы кооперации: мануфактуру, крупную 
промышленность. Цель, которую он при этом преследует, заключается в увеличении 
прибавочной стоимости. Но помимо своей воли он подготовляет этим почву для 
новой, высшей формы производства. 
Ремесленная форма товарного производства основана на раздробленности и 
изолированности различных предприятий. Капиталистическое же предприятие, 
напротив, зиждется на объединении различных видов труда, на общественном, 
совместном производстве. Ремесленная форма товарного производства предполагает, 
как правило, существование множества мелких самостоятельных 
товаропроизводителей. Капиталистическое же предприятие, основанное на 
кооперации, предполагает безусловную власть капиталиста над отдельными рабочими.
В первом отделе мы на двух примерах познакомились с первобытной кооперацией и 
разделением труда. Затем мы проследили возникновение товарного производства. 
Теперь мы рассмотрели развитие капиталистического способа производства, которое 
одновременно является и товарным производством и производством, основанным на 
кооперации.
Если капиталистическая форма товарного производства отличается от ремесленной 
концентрацией предприятий и созданием совместного, общественного труда, то, с 
другой стороны, капиталистическая кооперация отличается от 
первобытно-коммунистической кооперации безусловным авторитетом капиталиста, 
который является и руководителем производства и собственником средств 
производства и которому в то же время принадлежат и продукты кооперативного 
труда, принадлежавшие в первобытной кооперации самим трудящимся. 



Карл Каутский. "Экономическое учение Карла Маркса" > Отдел второй. Прибавочная 
стоимость - Глава девятая. Разделение труда и мануфактура




1. Двоякое происхождение мануфактуры. Её элементы: частичный рабочий и его 
орудие 
В первом отделе мы в основу своего изложения положили кроме «Капитала» ещё «К 
критике политической экономии» Маркса, а отчасти его «Наемный труд и капитал». 
При составлении настоящей и следующей глав, трактующих о разделении труда и 
мануфактуре, о машинах и крупной промышленности, мы пользовались кроме 
«Капитала» ещё «Нищетой философии» Маркса, а именно ¶2 второй главы, 
озаглавленным «Разделение труда и машины».
В «Нищете философии» подробнее, чем в «Капитале», разобрана литература, 
характеризующая невыгодные последствия, вытекающие для рабочих от разделения 
труда в капиталистической мануфактуре. Таким образом, упомянутый ¶2 является не 
только предшественником по времени двух излагаемых здесь глав «Капитала», но и 
их дополнением. Эти главы, по нашему мнению, следует отнести к числу самых 
блестящих страниц, написанных Марксом, а они до сих пор, к сожалению, не 
пользуются со стороны большинства читателей «Капитала» тем вниманием, какого они 
заслуживают.
Прежде всего рассмотрим мануфактуру, т. е. «ту промышленность, которая не 
превратилась еще в современную промышленность с ее машинами, но не представляет 
собой уже ни средневекового ремесла, ни домашней промышленности» (К. Маркс, 
Нищета философии, К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 4, стр. 154). Как характерная 
форма капиталистического производственного процесса она в общем и целом 
господствует примерно с середины XVI до конца XVIII века [Слово «мануфактура» 
составлено из двух латинских слов -- manus (рука) и factus (сделанный, 
изготовленный). Одной из важнейших отраслей промышленности, которой овладела 
мануфактура, была обработка волокнистых веществ -- шерсти, хлопка и т. д. 
Поэтому, ещё и теперь текстильные фабрики часто называют мануфактурами, хотя их 
следует относить не к области мануфактуры, а к области крупной машинной 
промышленности; иногда же под мануфактурой разумеют исключительно текстильную 
промышленность. Такое употребление слова «мануфактура» неверно.]. 
Она имеет двоякое происхождение. С одной стороны, капитал застал такие продукты, 
которые должны были проходить через руки различных ремесленников, прежде чем они 
получили свою окончательную форму. Так, экипаж из рук каретника переходил в руки 
шорника, обойщика, маляра, стекольщика и т.д. На место самостоятельных 
ремесленников разных специальностей капиталист поставил наёмных рабочих тех же 
видов труда, работающих планомерно и совместно в общем помещении над 
изготовлением кареты.
Но мануфактура развивалась также и противоположным путём. Капиталист собирал 
целый ряд рабочих, производивших один и тот же предмет, например булавочников. 
Каждый из них должен был выполнять в известной последовательности все операции, 
необходимые для изготовления продукта. Но как только значительное количество 
рабочих начало работать таким образом, это, естественно, привело к разделению 
различных операции между различными рабочими.
Итак, мануфактура, с одной стороны, возникала путём соединения разнородных и 
самостоятельных ремёсел, а с другой стороны,-- путём разделения разнородных 
операций одного и того же ремесла между различными рабочими.
Однако, была ли выполняемая мануфактурным рабочим операция раньше 
самостоятельной операцией отдельного ремесленника или она произошла из 
разложения операций одного и того же ремесла,-- ремесло всегда составляло не 
только историческую, но и техническую основу мануфактуры. Необходимым условием 
этого вида производства остаётся выполнение каждой отдельной операции 
человеческими руками. Успешность труда в мануфактуре, как и в ремесле 
существенным образом зависит от ловкости, уверенности и проворства отдельных 
рабочих. 
Однако между ремесленником и мануфактурным рабочим существует громадное 
различие. На место разнообразия операций первого мануфактура вводит простоту и 
однообразие операций, выполняемых рабочим изо дня в день, из года в год. Рабочий 
здесь уже не является целесообразно действующим самостоятельным производителем, 
он превращается в несамостоятельную часть большого рабочего механизма, он 
является как бы членом совокупного рабочего организма.
Конечно, благодаря этому искусность рабочего в его ограниченной сфере 
деятельности в огромной степени повышается. Он открывает много новых приёмов 
работы, передаёт их товарищам и в свою очередь многому у них научается. Перемена 
места и орудия, неизбежная при разнообразии операций, влечёт за собой излишнюю 
трату времени и энергии. Эта трата избегается частичным рабочим мануфактуры, 
который непрерывно работает на одном и том же месте, одним и тем же орудием, в 
одном и том же направлении. С другой стороны, перемена работы даёт отдых и 
возбуждает энергию. Частичный рабочий лишён этого.
Разделение труда в мануфактуре не только развивает искусность рабочего, но и 
способствует совершенствованию его орудия. Орудие, которое должно служить для 
множества разнородных операций, не может быть вполне приспособлено к каждой из 
них. Орудие же, которое применяется исключительно при одной операции, может быть 
соответствующим образом приспособлено к ней. Это значительно повышает его 
производительность.
Все эти обстоятельства приводят к значительному повышению производительности 
труда в мануфактуре по сравнению с ремеслом. 
2. Две основные формы мануфактуры 
Выше мы рассмотрели двоякое происхождение мануфактуры и её составные элементы -- 
частичного рабочего и его орудие. Рассмотрим теперь мануфактуру в целом.
Мануфактуре свойственны две основные формы, существенно отличные одна от другой, 
вытекающие из природы изделия, продукта. В первом случае продукт составляется из 
нескольких частей, из которых каждая является особым самостоятельным продуктом. 
Во втором случае он изготовляется путём нескольких, одна с другой тесно 
связанных манипуляций и операций, которые последовательно производятся над одним 
и тем же предметом труда.
Каждую из этих двух основных форм мануфактуры мы можем пояснить классическим 
примером. Сэр Вильям Петти наглядно поясняет мануфактурное разделение труда на 
примере производства часов, которое следует причислить к первой из основных форм 
мануфактуры. В ремесленном производстве часы были первоначально продуктом труда 
одного рабочего, который изготовлял их сам с начала до конца. Но как только 
изготовление часов подпало под власть капиталистического производства, выделка 
каждой отдельной составной части часов, равно как их сборка были поручены особым 
частичным рабочим. Таким образом, появились особые мастера, изготовляющие 
пружины, циферблаты, зубчатые колёса, наконец мастера, собирающие часы из 
отдельных частей и выверяющие их.
Пример второй основной формы мануфактуры дал нам Адам Смит в своём знаменитом 
описании изготовления булавок, как оно происходило в его время.
«Один рабочий тянет проволоку,-- говорит он,-- другой выпрямляет её, третий 
обрезает, четвёртый заостряет конец, пятый обтачивает один конец для насаживания 
головки; изготовление самой головки требует двух или трёх самостоятельных 
операций; насадка её составляет особую операцию, полировка булавки -- другую; 
самостоятельной операцией является даже завёртывание готовых булавок в пакетики. 
Таким образом сложный труд производства булавок разделён приблизительно на 
восемнадцать самостоятельных операций, которые в некоторых мануфактурах все 
выполняются различными рабочими, тогда как в других один и тот же рабочий 
нередко выполняет две или три операции» (Адам Смит, Исследование о природе и 
причинах богатства народов, 1935, т. 1, стр. 10).
Кусок проволоки проходит последовательно через руки различных частичных рабочих; 
но все эти рабочие заняты одновременно. В булавочной мануфактуре одновременно 
тянут проволоку, растягивают, разрезают, заостряют её и т. д.,-- короче говоря, 
различные операции, которые ремесленному рабочему приходилось выполнять одну за 
другой, в мануфактуре выполняются одновременно и одна рядом с другой. Благодаря 
этому становится возможным в одинаковый промежуток времени производить товаров 
больше прежнего.
Сравнительно с ремеслом мануфактура выигрывает и в отношении производительности 
труда, чем она обязана своему кооперативному характеру. Однако мануфактура ещё 
стеснена некоторыми ограничительными условиями; всё равно, принадлежит ли она к 
первому типу, который мы иллюстрировали примером часового производства, или ко 
второму, примером которого служит булавочное производство,-- в обоих случаях 
изделие или составные части его должны совершать переход из одних рук в другие, 
что требует времени и труда. Это ограничение устраняется лишь крупной 
промышленностью.
При таком переходе изделия из одних рук в другие один рабочий доставляет другому 
сырой материал для его труда, т. е. каждый рабочий даёт работу другому. Так, 
например, рабочий, насаживающий головки на булавки, не может выполнить своей 
операции, если ему не будут доставлены в достаточном количестве куски проволоки, 
надлежащим образом приготовленные. Чтобы общая работа шла непрерывно и 
безостановочно, должно быть поэтому точно определено время, необходимое для 
изготовления каждой из отдельных частей продукта, а со временем необходимо 
сообразовать и число рабочих, занятых изготовлением каждой из этих частей.
Если, например, рабочий, разрезающий проволоку на куски, может нарезать в час в 
среднем 1000 булавок, между тем как рабочий, насаживающий головки, справится за 
это время только с 200 булавками, то, для того чтобы десять рабочих, исполняющих 
последнюю функцию, были заняты бесперебойно, необходимо иметь в мануфактуре двух 
резчиков проволоки.
С другой стороны, капиталист, нанявший одного резчика проволоки, должен 
пригласить пять рабочих, насаживающих головки, если он хочет полностью 
использовать рабочую силу первого. Если капиталист пожелает расширить своё 
предприятие, то число новых рабочих, которых он может занять, опять-таки .не 
будет произвольным, если только он хочет сполна использовать их рабочую силу. 
Если он, в нашем примере, оставит одного нового резчика проволоки, то это лишь в 
том случае принесёт ему соответствующую выгоду, когда он пригласит при этом ещё 
пятерых, а не троих или четверых рабочих, насаживающих булавки.
Изготовление товара в течение общественно необходимого для этого рабочего 
времени является, как мы знаем, требованием товарного производства вообще; к 
исполнению этого требования товаропроизводитель вынуждается конкуренцией. С 
развитием же капиталистической мануфактуры изготовление определённого количества 
продуктов в течение общественно необходимого рабочего времени становится также и 
технической необходимостью.
Если ремесленник работает быстрее или медленное, чем это является общественно 
необходимым, то это обстоятельство оказывает влияние на его трудовой заработок, 
но не делает ещё для него невозможным самый труд. В капиталистической же 
мануфактуре весь процесс труда нарушается, как только в изготовлении 
какой-нибудь детальной части продукта произошло отклонение от нормы. Однако, как 
мы видели выше, одновременное применение труда значительного числа рабочих в 
одном и том же деле превращает их труд в средний. Это явление, представляющее 
выгодную сторону простой кооперации, становится необходимым условием 
производства в мануфактуре.
Итак, только при капиталистическом способе производства отдельный 
товаропроизводитель (капиталист) в виде общего правила производит свои товары 
при затрате общественно необходимого среднего труда,-- и он принуждён 
производить именно таким образом. Только при капиталистическом способе 
производства закон стоимости достигает своего полного развития.
Уже при мануфактуре начинается кое-где применение машин. Но в этот период они 
всегда играют лишь второстепенную роль.
Важнейшей машиной мануфактуры остаётся совокупный рабочий, при котором отдельные 
частичные рабочие являются лишь колесиками, тесно соединёнными между собою. При 
мануфактурной системе рабочий является в сущности лишь частью машины и, подобно 
последней, должен действовать регулярно и непрерывно. Как в машине есть и более 
и менее сложные части, так и различные частичные работы требуют и более и менее 
обученных рабочих. Их рабочая сила обладает соответственно этому большей или 
меньшей стоимостью.
Когда изготовление булавок производилось ещё ремесленным способом, обучение 
каждого булавочного мастера было одинаково. Соответственно этому стоимость 
рабочей силы каждого из них была, вообще говоря, одинакова и притом сравнительно 
высока. Когда же производством булавок овладела мануфактурная система, это 
производство распалось на ряд частичных работ. Одни из них требовали 
основательного навыка, а другие могли быть усвоены без всякого труда. Рабочая 
сила тех рабочих, которые потратили много времени на приобретение необходимого и 
основательного навыка, естественно, имела гораздо большую стоимость, чем рабочая 
сила тех, которые выполняли более простые операции.
Так возникла «иерархия рабочих сил, которой соответствует шкала заработной 
платы»[Эта таблица, заимствованная у Баббэджа («On tne Economie of Machinery and 
Manufakture», London 1835), даёт очень ясное изображение иерархической шкалы 
заработной платы и прекрасно иллюстрирует техническую необходимость -- приводить 
в надлежащее соответствие число рабочих, занятых при каждой отдельной операции, 
равно как и строго придерживаться среднего общественно необходимого времени. 
Таблица изображает положение небольшой английской булавочной мануфактуры в 
начале XIX века.] 
      Название работыРабочиеПодённая плата
      Вытягивание проволоки1 мужчина3 шилл. 3 пенса
      Растягивание проволоки1 женщина1 шилл.
      1 девочка6 пенсов
      Заострение1 мужчина5 шилл. 3 пенса
      Приготовление головок1 мужчина5 шилл. 4½ пенса
      1 мальчик4½ пенса
      Насаживание головок1 женщина1 шилл. 3 пенса
      Полировка1 мужчина6 шилл.
      1 женщина3 шилл.
      Втыкание в бумагу1 женщина1 шилл. 6 пенсов
Таким образом, заработная плата колебалась от 4½ пенсов (18 копеек) до 6 
шиллингов (3 рубля).
На низшей ступени этой шкалы стоят те рабочие, которые выполняют операции, 
доступные каждому без особой подготовки и навыка. Такого рода простые операции 
бывают в каждом производственном процессе. В ремесле они чередуются с более 
сложными работами. В мануфактуре же они остаются постоянным и неизменным 
занятием особого разряда рабочих, которые теперь различаются как необученные 
рабочие от обученных.
Почти каждому из мануфактурных рабочих приходится тратить на свою подготовку 
меньше времени, чем ремесленнику соответствующей отрасли труда. Ремесленнику 
приходится овладеть всеми приёмами, необходимыми для окончательного изготовления 
продукта, тогда как мануфактурный рабочий может ограничиться усвоением лишь 
одного или нескольких приёмов. А у необученного рабочего расходы на обучение 
вовсе отпадают.
Таким образом, при мануфактурном способе производства понижается стоимость 
рабочей силы. Вместе с тем понижается и необходимое для содержания рабочего 
рабочее время. При той же самой длине рабочего дня растет продолжительность 
прибавочного труда, растет и относительная прибавочная стоимость.
А рабочий оказывается физически и духовно изуродованным. Работа теряет для него 
всякое содержание, всякий интерес. Он сам становится придатком капитала. 



Карл Каутский. "Экономическое учение Карла Маркса" > Отдел третий. Заработная 
плата и прибыль на капитал - Глава первая. Заработная плата




1. Что такое капитал 
Во второй главе мы проследили, как из обмена продуктов развилось товарное 
обращение.
Сделаем теперь следующий шаг. При простом товарном обращении товаровладелец 
продаёт свои товары, чтобы купить другие. Но с течением времени из этой формы 
товарного обращения развивается новая форма движения: покупка с целью продажи. 
Формула простого товарного обращения, как мы знаем, гласит: товар -- деньги -- 
товар; формула новой формы обращения гласит: деньги -- товар -- деньги.
Сравним эти две формулы. Движение товар -- деньги -- товар имеет целью 
потребление. Я продаю товар, который не представляет для меня потребительной 
стоимости, чтобы приобрести другие товары, которые для меня являются 
потребительной стоимостью. Кругооборот товар -- деньги -- товар является 
замкнутым в себе самом. Вырученные при продаже деньги превращаются в товар, 
который потребляется и выходит из обращения. А деньги отдаются раз навсегда и в 
своём движении отдаляются от своего прежнего владельца. Товар, которым 
заканчивается кругооборот при нормальных условиях простого товарного обращения,- 
а только о таких условиях может здесь идти речь -- по своей стоимости как раз 
равен тому, с которого кругооборот начался.
Не то получится при кругообороте деньги -- товар -- деньги. Не потребление 
является его целью. Конечный пункт кругооборота составляет не товар, а деньги. 
Деньги, которые при начале кругооборота выбрасываются в обращение, не отданы 
навсегда, а лишь авансированы. Они снова возвращаются к своему первоначальному 
владельцу. Сам кругооборот уже не замкнут в себе самом, а постоянно повторяется, 
уносясь всё дальше и дальше; авансированные деньги возвращаются назад, чтобы 
снова быть брошенными в обращение и снова возвратиться назад; и эта игра 
повторяется до бесконечности. Движение денег, порождаемое кругооборотом деньги 
-- товар -- деньги, беспредельно.
Однако в чём же заключается движущая сила этого кругооборота? Движущая сила 
кругооборота товар -- деньги -- товар ясна. Напротив, кругооборот деньги -- 
товар -- деньги на первый взгляд кажется лишённым всякого смысла. Когда я продаю 
библию, чтобы на вырученные деньги купить хлеба, то в конце кругооборота в моём 
распоряжении оказывается совсем иной товар, чем в начале, хотя стоимость его та 
же самая. Первый товар удовлетворяет мой духовный голод, но очень мало помогает 
мне, когда этот последний уже удовлетворён, когда, например, я знаю библию 
наизусть, но не имею средств к удовлетворению физического голода.
Но когда я покупаю за 100 рублей картофель, чтобы снова продать его за 100 
рублей, то в конце процесса я оказываюсь на том же самом месте, как и в начале; 
весь процесс не представляет, ни цели, ни выгоды. Выгода имелась бы лишь тогда, 
когда денежная сумма в конце сделки была бы иная, чем в начале. Но денежные 
суммы разнятся одна от другой только своей величиной. Таким образом, кругооборот 
деньги -- товар -- деньги лишь в том случае не будет бесцельным, если денежная 
сумма, которой он заключается, будет больше той, которой он начинается.
Это увеличение денежной суммы и составляет в действительности побудительный 
мотив кругооборота. Кто покупает с целью продажи, тот покупает, чтобы продать 
дороже. Кругооборот деньги -- товар -- деньги протекает нормально лишь в том 
случае, если денежная сумма в конце оказывается большей, чем вначале. 
Кругооборот же товар -- деньги -- товар, как мы знаем, лишь тогда идёт 
нормально, когда стоимость товара, которым кругооборот заканчивается, та же 
самая, что и у товара, которым он начинается.
Всякая покупка есть в то же время и продажа, и наоборот. Поэтому кругооборот 
деньги -- товар -- деньги имеет, повидимому, тот же смысл, что и кругооборот 
товар -- деньги -- товар. Однако для нас ясно уже, что оба кругооборота 
отличаются друг от друга по существу.
Если -- оставаясь при нашем примере -- я покупаю картофель за 100 рублей, чтобы 
снова перепродать его, то я делаю это с целью предать его дороже, например за 
110, т. е. за 100+10 рублей, следовательно, вообще говоря, за сумму, равную 
первоначальной плюс некоторая надбавка. Если мы обозначим товар буквой Т, 
первоначальную сумму денег -- буквой Д, добавочную сумму денег -- д, то мы 
сможем изобразить полную формулу деньги -- товар -- деньги следующим образом:
Д -- Т -- (Д + д).
Это д, этот избыток стоимости, который обнаруживается в конце кругооборота сверх 
первоначально авансированной стоимости, Маркс называет прибавочной стоимостью. 
Её точно так же не следует смешивать с формами его проявления -- прибылью, 
процентом и пр., как стоимость -- с ценой. В нашем изложении речь идёт пока 
только об основах, а не о формах проявления экономических категорий. Это мы 
замечаем во избежание недоразумений.
Прибавочная стоимость представляет собой отличительную особенность кругооборота 
Д -- Т -- (Д + д). Более того, стоимость, которая обращается в форме этого 
кругооборота, сама получает благодаря прибавочной стоимости новый характер: она 
становится капиталом.
Капитал может быть попят только внутри этого движения. Это стоимость, приносящая 
прибавочную стоимость. Кто отвлекается от этого движения и хочет понять капитал 
как неподвижную вещь, тот всегда будет наталкиваться на противоречие. Отсюда -- 
наблюдающаяся в распространённых экономических учебниках путаница по вопросу о 
понятии капитала, о том, какие вещи можно назвать капиталом.
Одни определяют его как орудие труда, и в этом случае мы приходим к 
существованию капиталистов каменного века; даже обезьяна, которая разбивает 
камнем орех, также оказывается тогда капиталистом. Равным образом и палка, 
которой бродяга сбивает плоды с дерева, становится капиталом, а сам бродяга -- 
капиталистом.
Другие определяют капитал как сбереженный труд, благодаря чему хомяки и муравьи 
удостаиваются чести фигурировать в звании коллег Ротшильда, Блейхредера и 
Круппа. Некоторые экономисты зачисляют в капитал решительно всё, что облегчает 
труд или делает его более производительным, например государство, знания 
человека, его дух.
Ясно, что подобные всеобщие определения ведут лишь к общим местам, которые, 
может быть, очень поучительны в детских букварях, но нисколько не облегчают нам 
познания форм человеческого общества, его законов и движущих сил. Маркс первый 
изгнал из области политической экономии эти общие места, которые до него 
пользовались в некоторых её разделах почти неограниченным господством. В 
особенности это наблюдалось при изложении свойств и качеств капитала.
Мы видели, что капитал есть стоимость, приносящая прибавочную стоимость, а его 
общая формула такова: Д -- Т -- (Д +д). Уже из этой последней вытекает вывод, 
который подтверждается фактами, а именно, что деньги есть та форма, с которой 
каждый новый капитал начинает своё движение. Из этой же формулы явствует также, 
что движение капитала необходимым образом обусловливает его превращение из 
денежной формы в разнообразные формы товаров, равно как и обратное превращение 
из этих форм в деньги.
Мы видим из этой формулы также, что не всякие деньги и не всякий товар являются 
капиталом, что они становятся капиталом лишь в том случае, если они проделывают 
определённое движение. Но для этого движения опять-таки необходимы особые 
исторические предпо-сылки, с которыми мы ещё познакомимся. А деньги, которые я 
отдаю, покупая предмет потребления, например хлеб или сюртук, столь же мало 
выполняют функцию капитала, как и товар, который я сам произвёл и затем продаю.
Конечно, средства производства, накопленный труд и т. п. образуют вещественное 
содержание капитала, но только при известных обстоятельствах. Отвлекаясь от этих 
обстоятельств, мы тем самым отвлекаемся от особенностей современного способа 
производства и напускаем на них туман, при котором можно сочинять что угодно. 
Поэтому все учёные и неучёные представители капитализма ничего не хотят знать ни 
о марксовой теории капитала, ни о теории стоимости, на которой она основана. 
2. Перенесение стоимости машин на продукт 
До сих пор мы говорили о стоимости и цене рабочей силы и об отношении их к 
прибавочной стоимости. Но заработная плата представляется не ценой рабочей силы, 
а ценой труда. «Заработная плата, это -- сумма денег, которую платит капиталист 
за определенное рабочее время или за исполнение определенной работы» (К. Маркс, 
Наемный труд и капитал, К. Маркс и Ф. Энгельс, Избранные произведения в двух 
томах, т. 1, стр. 54).
Цена товара есть его стоимость, выраженная в деньгах. Значит, раз .труд имеет 
цену, он должен иметь и стоимость,-- так рассуждали экономисты. Как же велика 
стоимость труда? Она определяется, как и стоимость всякого другого товара, 
количеством рабочего времени, необходимого для производства. Сколько же нужно 
рабочего времени, чтобы произвести 12-часовой труд? Очевидно, 12 часов.
Следовательно, если труд оплачивается по своей полной стоимости, то рабочий 
получает в своей заработной плате такую же стоимость, какую он прибавляет к 
продукту. Таким образом, этот расчёт приводит нас к альтернативе -- признать 
ложным либо учение о прибавочной стоимости, либо учение о стоимость, либо оба 
эти учения вместе и признать загадку капиталистического производства 
неразрешимой.
Классическая буржуазная политическая экономия, венцом которой является учение 
Рикардо, разбилась об это противоречие. Вульгарная же политическая экономия, 
которая ставит себе задачей не исследование современного способа производства, а 
его оправдание и изображение в розовом свете, воспользовалась им для своих 
пошлейших измышлений.
Маркс покончил со всем этим, установив ясное различие между трудом и рабочей 
силой, т. е. между теми понятиями, которые экономисты постоянно смешивали.
В 1847 г. Маркс ещё не сделал этого фундаментального открытия. В своей «Нищете 
философии» и в статьях о «Наемном труде и капитале» он говорит ещё о стоимости 
труда, которая, однако, сама собой переходит у него в стоимость рабочей силы. Но 
наши экономисты так плохо поняли значение различия между этими понятиями, что и 
теперь ещё смешивают их. Они обычно толкуют о теории стоимости Маркса -- 
Родбертуса. Между тем Родбертус целиком принял теорию стоимости Рикардо с её 
смешением труда и рабочей силы и вытекающими отсюда противоречиями, а Маркс 
очистил эту теорию от противоречий в данном и многих других решающих пунктах 
(напомним лишь об ограничении труда, образующего стоимость, общественно 
необходимым трудом и о различении всеобщего труда, создающего стоимость, и 
особого, создающего потребительную стоимость и т.д.) и из учения Рикардо впервые 
создал действительную, исчерпывающую и твёрдо обоснованную теорию стоимости. 
Маркс первый доказал, что труд не есть товар и не имеет поэтому стоимости, хотя 
является источником и мерой всех стоимостей товаров. На рынке фигурирует не 
труд, а рабочий, продающий свою рабочую силу. Труд возникает вследствие 
потребления товара рабочая сила точно так же, как вследствие потребления товара 
шампанское у человека появляется весёлое настроение. Капиталист покупает 
шампанское, а не вызываемое им опьянение; точно так же он покупает рабочую силу, 
и не труд.
Но рабочая сила -- товар особого рода: за него уплачивают лишь после его 
потребления. Рабочий получает плату только после того, как исполнит работу.
Покупается рабочая сила, а кажется при этом, будто оплачивается труд. Заработная 
плата не проявляется как цена рабочей силы. Прежде чем появиться на свет из 
кармана капиталиста, эта цена претерпевает прекращение, представляется нашему 
взору в виде цены 1 руда.
Каким образом совершается это превращение и каковы его последствия -- это, 
конечно, не могло быть научно исследовано предшественниками Маркса, так как они 
не понимали различия между ценой рабочей силы и ценой труда. Маркс, стало быть, 
впервые дал строго научную теорию заработной платы.
Двумя основными формами заработной платы являются повременная и поштучная плата. 

3. Повременная плата 
Мы знаем, что при определённых условиях дневная стоимость рабочей силы есть 
определённая величина. Допустим, что она равна 2 маркам 40 пфеннигам, а обычный 
рабочий день -- 12 часам. Мы предполагаем в этом случае, как и во всей книге, 
если не оговорено иное, что стоимость и цена как рабочей силы, так и других 
товаров совпадают. Цена 12-часового труда равна поэтому 2 маркам 40 пфеннигам, а 
цена часового труда -- 20 пфеннигам. Найденная таким образом цена рабочего часа 
служит единицей для измерения цены труда.
Цена труда равняется, следовательно, дневной стоимости рабочей силы, деленной на 
число рабочих часов обычного рабочего дня.
Цена труда и подённая или понедельная плата могут колебаться в различных 
направлениях. Если рабочее время увеличилось с 12 часов до 15, а цена труда 
упала в то же время с 20 пфеннигов до 18, то подённая плата будет теперь 
равняться 2 маркам 70 пфеннигам, т. е. она повысится, несмотря на падение цены 
труда.
Цена труда зависит, как уже было сказано выше, от дневной стоимости рабочей силы 
и длины обычного рабочего дня.
Если же вследствие каких-нибудь чрезвычайных событий, например кризиса, 
капиталист, товары которого? не распроданы, сократит рабочее время, скажем, 
наполовину, то он не повышает при этом соответствующим образом цену труда. При 
цене труда в 20 пфеннигов рабочий получит за 6-часовой труд 1 марку 20 
пфеннигов, хотя дневная стоимость его рабочей силы гораздо выше, а именно, по 
нашему предположению, равна 2 маркам 40 пфеннигам [Рост производства, конечно, 
предполагает также и соответствующее расширение рынка сбыта. Этот чрезвычайно 
важный фактор мы, однако, не можем рассматривать здесь подробнее.]. 
Раньше мы видели, что удлинение рабочего дня является источником страданий для 
рабочих. Теперь мы видим новый такой источник -- в его временном сокращении.
На этом основании, как только речь заходит о законодательном сокращении рабочего 
дня, капиталисты восстают против него якобы из сочувствия к бедным рабочим. «Мы 
уже и без того вынуждены выплачивать самую жалкую голодную заработную плату за 
15-часовой труд,-- восклицают они,--а теперь вы хотите сократить рабочий день до 
10 часов и таким образом отнять у голодных рабочих ещё целую треть их заработка? 
Мы должны решительно протестовать против подобного варварства!»
Благородные друзья человечества забывают, что при сокращении обычного рабочего 
дня цена труда повышается. Она тем выше, чем выше дневная стоимость рабочей силы 
и чем меньше длина обычного рабочего дня. Временное сокращение рабочего дня 
понижает заработную плату, постоянное сокращение повышает её.
Это, между прочим, наблюдалось в Англии. По отчёту английских фабричных 
инспекторов от апреля 1860 г., за 20-летний период с 1839 по 1859 г. на 
фабриках, где был введён 10-часовой рабочий день, заработная плата возросла, а 
на тех, где работали по 14--15 часов, упала. Многочисленные наблюдения, 
делавшиеся вплоть до новейшего времени, подтверждают это правило.
Длительное увеличение рабочего дня понижает цену труда, и обратно -- низкая цена 
труда вынуждает рабочего соглашаться на удлинение рабочего дня, чтобы обеспечить 
себе хотя бы скудный заработок. Но низкая цена труда и длинный рабочий день 
имеют тенденцию закрепляться. Капиталисты снижают заработную плату и удлиняют 
рабочее время, чтобы увеличить свою прибыль. А конкуренция заставляет их в конце 
концов соответственно понижать цены товаров. Добавочная прибыль, получавшаяся от 
удлинения рабочего дня и снижения заработной платы, исчезает, низкие же цены 
сохраняются и действуют как принудительное средство удерживать заработную плату 
при чрезмерно удлинённом рабочем дне на достигнутом низком уровне. Капиталистам 
это не доставляет длительной выгоды, а для рабочего класса это длительный ущерб. 
Наиболее действенным препятствием для этой тенденции является законодательное 
ограничение рабочего дня.
Упомянем тут же и о других благодетельных последствиях ограничения рабочего дня.
В некоторых отраслях промышленности капиталист не платит рабочему определённой 
подённой или понедельной платы, а платит ему по часам. Рабочий целый день должен 
быть в распоряжении капиталиста, а тот может по своему произволу то заставлять 
его трудиться чрезмерно, то давать ему работу лишь на несколько часов. Цена же 
труда определяется соответственно длине обычного рабочего дня.
Таким способом капиталист получает возможность распоряжаться всей рабочей силой 
рабочего, уплачивая ему «нормальную» цену труда, но не полную стоимость его 
рабочей силы. Это обнаруживается в те дни, когда он заставляет его трудиться не 
нормальное число часов, а меньше. Но суть дела не меняется и тогда, когда 
рабочий трудится дольше нормального времени.
Дело в том, что стоимость рабочей силы, которая расходуется в каждый рабочий 
час, неодинакова. Силу, израсходованную в первые часы рабочего дня, легче 
возместить, чем ту, которая потрачена в последние часы. Поэтому стоимость 
израсходованной в первый час рабочей силы меньше стоимости рабочей силы, 
потраченной в десятый или двенадцатый час, хотя потребительная стоимость 
последней может быть значительно меньше, чем первой. Соответственно этому во 
многих производствах установился сам собой, независимо от данных физиологии или 
политической экономии, обычай считать рабочее время до известных пределов 
«нормальным», а за этими пределами сверхурочным и оплачивать его лучше, хотя 
часто в смехотворно малой степени.
Капиталисты же, занимающие рабочих по часам, сберегают эту повышенную оплату 
сверхурочного времени.
Не следует понимать разницу между таким «нормальным» рабочим днём и сверхурочным 
временем в том смысле, что цена труда в течение нормального дня представляет 
собой нормальную заработную плату, а за сверхурочное время уплачивается 
добавочное вознаграждение, превышающее дневную стоимость рабочей силы. 
Существуют фабрики, на которых из года в год работают сверхурочное время, потому 
что «нормальная» заработная плата так низка, что рабочий не может на неё прожить 
и вынужден работать сверхурочное время. Там, где постоянно работают сверхурочное 
время, «нормальный» рабочий день является только частью действительного рабочего 
дня, а «нормальная» заработная плата -- только частью той заработной платы, 
которая необходима для существования рабочего. Лучшая оплата сверхурочного 
времени часто является лишь средством заставить рабочего согласиться на 
удлинение рабочего дня. А это соответствует, как мы видели. понижению цены 
труда.
Законодательное ограничение рабочего дня имеет тенденцию положить предел всем 
этим уловкам, предпринимаемым с целью понижения заработной платы. 
4. Поштучная плата 
Повременная плата есть превращенная форма цены рабочей силы, поштучная плата -- 
превращенная форма повременной платы.
Предположим, что обычный рабочий день равняется 12 часам, дневная стоимость 
рабочей силы -- 2 маркам 40 пфеннигам и что работник изготовляет ежедневно в 
среднем 24 штуки какого-нибудь предмета. В капиталистических предприятиях 
опытным путём быстро устанавливают, какую работу может выполнить за час работник 
при средней искусности и интенсивности труда. Можно оплачивать работника 
подённо, по расчёту 20 пфеннигов в час, но можно также платить ему по 10 
пфеннигов за каждую сработанную штуку. В последнем случае заработная плата будет 
поштучной.
Очевидно, что основой поштучной платы, как и повременной, является дневная 
стоимость рабочей силы и обычная длина рабочего дня. На первый взгляд, правда, 
поштучная плата как будто определяется количеством выработанного продукта. Но 
такое представление опровергается тем:, что при повышении производительности 
труда поштучная плата соответственно снижается. Если рабочий в нашем прежнем 
примере будет изготовлять штуку товара уже не в ½ часа, а, скажем, вследствие 
усовершенствования в какой-нибудь машине -- в ¼ часа, то при прочих равных 
условиях капиталист будет платить ему уже не 10, а только 5 пфеннигов за штуку.
Часто случается -- каждый, кто сталкивается с положением рабочих, знает такие 
случаи,-- что отдельным рабочим или группам рабочих, которым как-нибудь по 
счастливой случайности удалось выработать необычно большое количество продукта, 
вдруг произвольно снижают поштучную плату, мотивируя это тем, что иначе их 
заработок чересчур превысит обычный. Это всего яснее показывает, что поштучная 
плата -- только превращенная форма повременной. Капиталист избирает её лишь 
тогда, когда она ему представляется выгодней непревращённой повременной платы.
Обыкновенно поштучная плата представляет для капиталиста большие преимущества. 
При повременной плате он оплачивает рабочую силу в форме доставленного ею 
количества труда, при поштучной -- в форме количества продукта. Поэтому он может 
быть уверен, что рабочий в собственных интересах и без внешнего понуждения будет 
стараться произвести в течение каждого рабочего часа как можно большее 
количество продуктов. Капиталисту гораздо легче контролировать, выработал ли 
рабочий продукт средней добротности. Ничтожнейший недостаток становится 
причиной, очень часто лишь предлогом к вычетам из заработной платы и даже иногда 
к настоящему надувательству рабочих.
Поэтому надзор капиталиста и его надсмотрщиков над рабочими становится при 
поштучной плате в значительной мере излишним, и капиталист сберегает этот труд и 
соответствующие издержки. В некоторых отраслях промышленности поштучная плата 
позволяет даже рабочим трудиться на дому. Благодаря этому капиталист сберегает 
немало расходов на помещение и эксплуатацию предприятия (на отопление, 
освещение, земельную ренту и т. д.). Вместе с тем освобождается и переходит в 
его распоряжение часть капитала, которая в противном случае была бы связана. В 
тех отраслях, где распространена работа на дому, например в портняжном и 
сапожном деле, иногда случается, что мастер требует платы за помещение и 
инструменты от тех подмастерьев, которые работают у него в мастерской, а не 
дома. Рабочим приходится дорого оплачивать удовольствие работать до надрыва «под 
хозяйским оком».
При поштучной оплате личный интерес рабочего побуждает его работать с наивысшей 
интенсивностью и возможно дольше, чтобы по возможности повысить свой дневной или 
недельный заработок. Он не видит, что чрезмерная работа не только физически его 
губит («аккордная работа убивает», гласит немецкая поговорка), но и ведёт к 
понижению цены его труда. А если он это и видит, то всё же он не в состоянии 
избавиться от действия принудительного закона конкуренции с другими рабочими. 
Эта взаимная конкуренция рабочих, видимость свободы и самостоятельности, какую 
даёт поштучная работа, а зачастую и их изолированность друг от друга (при 
домашней работе) чрезвычайно затрудняют организацию и солидарные выступления 
этих рабочих.
Система поштучной платы влечёт за собой и другие невыгоды для рабочих. Так, 
например, она допускает появление паразитических посредников между рабочими и 
капиталистами, которые живут тем, что урывают в свою пользу значительную долю 
заработной платы, выплачиваемой капиталистом. Система поштучной платы даёт ещё 
капиталисту возможность в тех случаях, когда работа выполняется группами рабочих 
(артелями), заключать договоры на поставку изделий по определённой поштучной 
цене с одними главарями артели, причём им предоставляется право оплачивать своих 
подсобных рабочих по своему усмотрению. «Эксплуатация рабочих капиталом 
осуществляется здесь при посредстве эксплуатации одного рабочего другим рабочим» 
(«Капитал», т. 1, стр. 556).
Насколько поштучная плата невыгодна для рабочих, настолько же она выгодна для 
капиталиста. Поштучная плата есть форма заработной платы, соответствующая 
капиталистическому способу производства. Она не совсем была неизвестна и 
цеховому ремеслу. Но в более широких размерах она получила распространение лишь 
в мануфактурный период. В эпоху появления крупной промышленности она служила 
важнейшим рычагом к удлинению рабочего дни и понижению цены труда. 
5. Национальные различия в заработной плате 
Мы рассмотрели ряд комбинаций стоимости и цены рабочей силы, а также их 
отношения к прибавочной стоимости, обусловленных изменениями длины рабочего дня, 
интенсивности и производительности труда. Одновременно с изменениями в этой 
области происходят другие перекрещивающиеся с ними изменения в массе средств 
существования, в которой реализуется цена рабочей силы. Все эти изменения 
вызывают также изменения в превращенной форме цены рабочей силы -- заработной 
плате. Поэтому в каждой стране заработная плата подвержена постоянным 
колебаниям, она различна в разное время. Этому различию во времени соответствуют 
также пространственные различия. Всякому известно, что в Америке заработная 
плата выше, чем в Германии, а в Германии выше, чем в Польше.
Однако сравнение заработной платы у разных народов не совсем просто.
«При сравнении заработных плат разных стран необходимо принять во внимание все 
моменты, определяющие изменения в величине стоимости рабочей силы: цену и объём 
естественных и исторически развившихся жизненных потребностей, издержки 
воспитания рабочего, роль женского и детского труда, производительность труда, 
его экстенсивную и интенсивную величину. Даже самое поверхностное сравнение 
требует прежде всего сведения средней заработной платы в данном производстве 
различных стран к рабочему дню одинаковой продолжительности. После такого 
уравнивания дневных заработных плат повременная плата должна быть переведена на 
поштучную, так как только эта последняя даёт мерило и для производительности и 
для интенсивности труда» («Капитал», т. 1, стр. 562).
Абсолютная цена труда может стоять у данной нации сравнительно очень высоко, и 
всё же относительная заработная плата, т. е. цена труда по сравнению с 
прибавочной стоимостью или стоимостью всего продукта, а также реальная 
заработная плата, т. е. количество средств существования, которые может 
приобрести рабочий за свою заработную плату, может быть очень низка.
У народов с более развитым капиталистическим способом производства 
производительность и интенсивность труда выше, чем у отсталых в этом отношении 
наций. А на мировом рынке более производительный национальный труд, подобно 
более интенсивному труду, считается создающим большую стоимость,
Допустим, что в России прядильщик, дурно питающийся и неразвитый, переутомлённый 
и работающий на плохих машинах, перерабатывает в пряжу за 1 час 1 фунт хлопка. 
Напротив, английский прядильщик даёт 6 фунтов. Фунт русской пряжи на этом 
основании не будет иметь на мировом рынке большей стоимости, чем фунт английской 
пряжи.
Поэтому труд прядильщика в Англии производит за то же время большую стоимость, 
чем в России. Стоимость его продукта в течение того же времени воплощается в 
Англии в большем количестве золота, чем в России. Поэтому денежное выражение 
заработной платы в капиталистически развитой стране может стоять выше, чем в 
неразвитой, и всё же цена труда по сравнению с прибавочной стоимостью может быть 
гораздо ниже, потому что стоимость всего продукта будет выше.
Но в такой стране, где производительность труда больше, и стоимость денег будет 
меньше. Поэтому цена рабочей силы может быть выше, но в то же время рабочий, 
быть может, не в состоянии купить на свою более высокую заработную плату большее 
количество средств существования.
На больших предприятиях вне Англии, например на железнодорожных постройках в 
Азии, английские предприниматели были вынуждены использовать наряду с 
низкооплачиваемыми туземными рабочими также и высокооплачиваемых английских 
рабочих. Опыт в этом и других подобных случаях учит, что труд, кажущийся 
наиболее дорогим, в действительности является наиболее дешёвым с точки зрения 
его результата и количества прибавочной стоимости. Русская промышленность при 
ничтожнейшей заработной плате и самой неограниченной эксплуатации труда влачит 
жалкое существование лишь с помощью запретных таможенных пошлин. Она не может 
конкурировать с английской промышленностью, которая работает при сравнительно 
высокой заработной плате и коротком рабочем времени, при многочисленных 
ограничениях женского и детского труда, санитарных предписаниях и т. п. 
Абсолютная цена русского труда, его денежное выражение низка. А его 
относительная цена по сравнению со стоимостью его продукта на мировом рынке 
высока. 



Карл Каутский. "Экономическое учение Карла Маркса" > Отдел третий. Заработная 
плата и прибыль на капитал - Глава вторая. Доход с капитала




Но движение капитала не заканчивается с появлением прибавочной стоимости. 
Подобно тому как товар не исполнит своего назначения, если не превратится в 
деньги, так же не исполнит его и прибавочная стоимость, которая ведь воплощена 
прежде всего в определённом количестве товаров -- прибавочном продукте. После 
того как прибавочная стоимость произведена в форме прибавочного продукта, 
необходимо реализовать его стоимость в деньгах, т. е. продать произведённые 
товары.
По пути к реализации прибавочная стоимость, как и всякая другая стоимость, 
испытывает немало приключений частью весёлого, частью печального характера. 
Сегодня она реализуется по непомерно высокой цене, завтра -- по крайне низкой, а 
то и вовсе не реализуется. Иногда товар, в котором она воплощена, разыскивается 
покупателем ещё раньше, чем он появляется на рынке, а иной раз он годами лежит 
на складах и т.д. Во время этих перипетий прибавочной стоимости угрожают ещё и 
другие опасности. На сцену появляется купец, который берёт на себя заботы о 
продаже товаров, но за это отрывает кусок прибавочной стоимости и кладет себе в 
виде торговой прибыли. Затем необходимо уплатить земельную ренту землевладельцу, 
потом налоги, потом процент на занятый капитал, пока, наконец, остаток не 
исчезнет в карманах нашего капиталиста в виде прибыли.
Мы не будем здесь заниматься всеми приключениями и превращениями, которым 
подвергается прибавочная стоимость на этом пути. Они частью относятся к области 
процесса обращения капитала, который Маркс рассматривает во втором томе своего 
труда, частью же -- к исследованию общего процесса капиталистического 
производства, составляющему предмет третьего тома. Первый том «Капитала» 
рассматривает только одну сторону общего процесса,а именно -- непосредственный 
процесс производства. Дальнейшей судьбой прибавочной стоимости, после того как 
она произведена, мы будем заниматься лишь постольку, поскольку она оказывает 
влияние на этот процесс производства.
Итак, мы предполагаем, как и всюду до сих пор, когда прямо не оговорено иное, 
что капиталист продаёт свои товары на рынке по их полной стоимости. Мы 
предполагаем далее, что прибавочная стоимость возвращается к капиталисту 
целиком. Иное допущение только усложнило бы и затруднило исследование, не 
изменяя по существу его результатов.
Прибавочная стоимость может оказывать влияние на процесс производства только при 
воспроизводстве, при повторении производственного процесса.
Всякий общественный процесс производства есть в то же время и процесс 
воспроизводства. При всяком общественном строе производство должно быть 
непрерывным или повторяться через определённые промежутки времени. Тем самым 
каждый общественный строй неизбежно должен производить непрерывно не только 
средства потребления, но и средства производства.
Если производство имеет капиталистическую форму, то, разумеется, ту же форму 
имеет и воспроизводство. Всякому обществу необходимо непрерывно или через 
правильно повторяющиеся промежутки времени производить потребительные стоимости. 
Точно так же капиталу необходимо непрерывно производить прибавочную стоимость и 
постоянно воспроизводить сё для того, чтобы он продолжал существовать. Породив 
прибавочную стоимость, капитал должен быть снова применен, чтобы вторично её 
породить, и т. д. Следовательно, капитал всё снова и снова производит 
прибавочную стоимость и воспроизводит её. Прибавочная стоимость выступает как 
постоянно возрождающийся плод находящегося в движении капитала, как постоянный 
доход с капитала, как прибыль.
Сказанное относится к прибавочной стоимости, поскольку она возникает из 
производства. Но процесс воспроизводства даёт также прибавочной стоимости 
возможность вновь вступить в процесс производства. Допустим, что капиталист 
вложил в дело капитал в 100 000 марок, приносящий ему 20 000 марок ежегодного 
дохода. Что он делает с этим доходом? Возможны два крайних случая. Либо он 
потребит полностью годовую сумму прибавочной стоимости, либо присоединит её 
целиком к своему капиталу. В большинстве случаев не произойдёт ни того, ни 
другого, а прибавочная стоимость частью потребляется, частью же присоединяется к 
прежнему капиталу.
Если прибавочная стоимость потребляется целиком, то величина капитала не 
изменяется. В таком случае происходит простое воспроизводство. Если же 
прибавочная стоимость целиком или частично присоединяется к капиталу, то 
происходит накопление капитала и воспроизводство совершается в расширенном 
масштабе. 



Карл Каутский. "Экономическое учение Карла Маркса" > Отдел третий. Заработная 
плата и прибыль на капитал - Глава третья. Простое воспроизводство




Предположим, что владелец известной суммы денег, наживший их каким-нибудь путём, 
быть может и трудом, превращает их в капитал. Всего у него 10 000 марок; 9000 он 
затрачивает на постоянный капитал, а 1000 -- на переменный, т. е. на заработную 
плату. С помощью этого капитала он производит массу продуктов стоимостью в 11 
000 марок, которые он продаёт по их полной стоимости. Прибавочную стоимость в 
1000 марок он потребляет, и воспроизводство совершается в прежнем размере: 9000 
марок затрачиваются на постоянный, а 1000 -- на переменный капитал.
Однако мы видим теперь разницу сравнительно с тем, что было раньше: 1000 марок, 
которые во время первого производственного процесса были израсходованы на 
заработную плату, не были произведены трудом занятых в предприятии рабочих, а 
произошли из другого источника; быть может, сам капиталист заработал их своим 
трудом. Откуда же происходят те 1000 марок, которые выплачиваются в качестве 
заработной платы при повторении производственного процесса? Они представляют 
собой реализацию стоимости, произведённой рабочими во время предшествующего 
производственного процесса. Рабочие не только перенесли на продукт стоимость 
постоянного капитала (9000 марок), но и создали новую стоимость (в сумме 2000 
марок), из которых одна часть (1000 марок) .равна стоимости их рабочей силы, а 
другая представляет прибавочную стоимость.
Если мы будем рассматривать капиталистический процесс производства как 
однократный производственный процесс (или если мы рассматриваем первый 
производственный процесс при первоначальном помещении капитала), то заработная 
плата будет представляться авансом, уплачиваемым из кармана капиталиста. Если же 
мы будем рассматривать капиталистический процесс производства как процесс 
воспроизводства, то мы увидим, что рабочий оплачивается из продукта его 
собственного труда.
В этом смысле верно, что рабочий в виде заработной платы получает долю в 
продукте своего труда. Но этот продукт есть уже проданный продукт 
предшествующего производственного периода.
Возвратимся к нашему примеру. Предположим, что каждый производственный период 
занимает полгода. В течение каждого года наш капиталист кладет себе в карман 
2000 марок прибавочной стоимости, которые он потребляет. В течение 5 лет он 
потребит 10 000 марок -- стоимость, равную его первоначальному капиталу. Но и 
теперь он будет попрежнему владеть капиталом в 10 000 марок.
Этот новый капитал равен по величине своей стоимости первоначальному, но его 
основа иная. Первоначальные 10 000 марок происходили не от труда занятых в его 
предприятии рабочих, а из другого источника. Но эти 10 000 марок капиталист 
проел в течение 5 лет. Если он всё же и теперь имеет 10 000 марок, то они 
происходят из прибавочной стоимости. Таким образом, всякий капитал, из какого бы 
источника он ни происходил первоначально, через некоторое время уже путём 
простого воспроизводства превращается в капитализированную прибавочную 
стоимость, в продукт чужого прибавочного труда, в накопленный капитал.
Исходным пунктом капиталистического процесса производства является отделение 
рабочего от средств производства, скопление неимущих рабочих, с одной стороны, 
скопление средств производства и средств существования -- с другой. В 
капиталистическом процессе воспроизводства этот исходный пункт 
капиталистического производства становится его результатом. Таким образом, 
капиталистический процесс воспроизводства сам всё снова порождает и сохраняет 
свои собственные условия -- капитал и класс наёмных рабочих.
Средства существования и средства производства, которые производят наёмные 
рабочие, принадлежат не им, а капиталистам. Наёмные рабочие всё вновь и вновь 
выходят из процесса производства такими, какими они в него вступили,-- неимущими 
пролетариями. Напротив, капиталисты в конце каждого производственного периода 
всё снова оказываются собственниками средств существования, покупающих рабочую 
силу, и средств производства, применяющих производителей.
Таким образом, рабочий сам постоянно воссоздаёт условия своей зависимости и 
своей нищеты.
Но процесс воспроизводства капитала делает необходимым и воспроизводство 
рабочего класса.
Поскольку мы исследовали процесс производства как однократный и вместе с тем 
единичный процесс, мы имели дело только с единичным капиталистом и единичным 
рабочим. При этом казалось, что рабочая сила, а вместе с нею и неотделимый от 
неё рабочий, принадлежит капиталисту только во время своего производительного 
потребления, т. е. в течение рабочего дня. В остальное же время рабочий как 
будто принадлежит себе и своей семье. Когда он ест, пьёт и спит, он делает это 
для самого себя, а не для капиталиста.
Но как только мы станем рассматривать капиталистический способ производства в 
его непрерывном возобновлении, т. е. как процесс воспроизводства, то нам уже 
наперёд приходится иметь дело не с отдельным капиталистом и рабочим, а с классом 
капиталистов и классом рабо чих. Процесс воспроизводства капитала требует 
увековечения рабочего класса. Это значит, что для того, чтобы процесс 
производства мог постоянно возобновляться, рабочие должны всё снова 
восстанавливать свою израсходованную рабочую силу и заботиться о постоянном 
притоке свежих рабочих сил. Капитал находится в удобном положении, так как может 
спокойно предоставить исполнение этих важных функций инстинкту самосохранения и 
размножения рабочих.
Вне своего рабочего времени рабочие живут, повидимому, только для себя. В 
действительности даже и тогда, когда они «пребывают в праздности», они живут для 
класса капиталистов. Когда они после работы едят, пьют, спят и т. д., то тем 
самым они сохраняют класс наёмных рабочих, а следовательно, и капиталистический 
способ производства. Когда капиталист -- кормилец, как его называли в 
патриархальные времена, работодатель, как его окрестили германские 
профессора-экономисты,-- выплачивает рабочему заработную плату, то этим он даёт 
ему лишь средства сохранить себя и, поскольку от него зависит, свой класс в 
интересах класса капиталистов. 
Потребляя средства существования, которые они покупают за свою заработную плату, 
рабочие вынуждены всё снова и снова продавать свою рабочую силу.
Таким образом, с точки зрения воспроизводства рабочий занят в интересах капитала 
не только в течение своего рабочего времени, но и во время досуга. Он ест и пьёт 
уже не для себя, а для того, чтобы сохранить свою рабочую силу для класса 
капиталистов. Поэтому капиталисту совсем не безразлично, как рабочий ест и пьёт. 
Если он напивается по воскресеньям так, что по понедельникам бывает в похмелье, 
вместо того чтобы дать отдых своей рабочей силе и восстановить её, то 
капиталисту это кажется не ущербом для самого рабочего, а преступлением против 
капитала, расхищением принадлежащей капиталу рабочей силы.
Уже не только купленная рабочая сила, но весь рабочий, весь рабочий класс 
представляется с точки зрения процесса воспроизводства принадлежностью капитала. 
Там, где рабочий этого не сознаёт и имеет возможность уклониться от этого, 
например посредством эмиграции, капиталист при известных обстоятельствах не 
останавливается перед тем, чтобы с помощью принудительных законов внушить ему, 
что он должен поддерживать себя и размножаться не для себя, а для капитала.
Так, например, эмиграция искусных рабочих была прежде в большинстве государств 
запрещена законом. В настоящее время в этом нет нужды. Капиталистический способ 
производства настолько окреп, что его законы, вообще говоря, осуществляются как 
принудительные экономические законы, не нуждаясь в специальной политической 
помощи. Рабочий в настоящее время прикован к капиталу невидимыми цепями и 
наталкивается на капитал всюду, куда бы он ни повернулся.
Впрочем, нашим «социальным реформаторам» эта зависимость от класса капиталистов 
кажется всё ещё недостаточной. Прикрепление рабочего к отдельному капиталисту 
посредством ограничения свободы передвижения, введение усовершенствованной 
системы рабочих домов и другие подобные «реформы» являются в их глазах 
целительными средствами для «разрешения социального вопроса». 



Карл Каутский. "Экономическое учение Карла Маркса" > Отдел третий. Заработная 
плата и прибыль на капитал - Глава четвертая. Превращение прибавочной стоимости 
в капитал




1. Как прибавочная стоимость становится капиталом 
Капиталист потребляет всю прибавочную стоимость лишь в виде исключения. Как 
общее правило, он по крайней мере часть её превращает снова в капитал. 
«Применение прибавочной стоимости в качестве капитала, или обратное превращение 
прибавочной стоимости в капитал, называется накоплением капитала» («Капитал», т. 
1, стр. 584).
Процесс этот легко представить наглядно. Вспомним пример, приведённый в 
предыдущей главе. Капитал в 10 000 марок приносит ежегодно своему владельцу 2000 
марок прибавочной стоимости. Если капиталист не потребляет их, а присоединяет к 
первоначальному капиталу, то у него окажется капитал в 12 000 марок, который при 
тех же условиях даст годичную прибавочную стоимость в 2400 марок. При 
присоединении их к капиталу последний будет равен 14 400 марок и принесёт в год 
прибавочной стоимости 2880 марок; ещё через год капитал превратится в 17 280 
марок и даст прибавочную стоимость в 3456 марок, а вместе они составят 20 736 
марок и т. д. Вследствие накопления прибавочной стоимости капитал за 4 года 
более чем удвоился. Нас здесь не интересует, накопляется ли вся прибавочная 
стоимость или только часть её. Точно так же для нас не имеет значения и то, 
каким именно образом она накопляется -- становится ли она добавочным капиталом 
или образует новый. Владелец прядильни может употребить прибавочную стоимость на 
расширение своей фабрики, увеличение числа машин, рабочих и сырья. Но он может 
также использовать её для постройки новой прядильни или основания нового 
предприятия, например ткацкой фабрики или каменноугольной копи. Каково бы ни 
было употребление прибавочной стоимости, во всех этих случаях она обратно 
превращается в капитал, т. е. в стоимость, порождающую прибавочную стоимость.
Но для того чтобы прибавочная стоимость стала капиталом, она должна после своего 
превращения из товара в деньги проделать обратное превращение из денег в 
соответствующие товары. Возьмём для примера владельца прядильной фабрики. Он, 
скажем, продал свою пряжу и обладает теперь кроме первоначально вложенного 
капитала ещё и прибавочной стоимостью в денежной форме; как и первоначальный 
капитал, она должна превратиться в новый капитал. Это возможно только в том 
случае, если он найдёт на рынке соответственно возросшее количество товаров, 
которые могут служить для него средствами производства. Для того чтобы 
прибавочная стоимость стала добавочным капиталом, должны быть налицо: добавочное 
сырьё -- в данном случае хлопок, добавочные орудия -- машины, добавочные 
средства существования для увеличившегося количества рабочих сил и, наконец, 
сами эти добавочные рабочие силы. Словом, накопление капитала возможно лишь при 
существовании материальных предпосылок, позволяющих расширить производство.
Но наш фабрикант может быть уверен в том, что найдёт на рынке необходимые ему 
добавочные средства производства. Ведь прибавочная стоимость, а следовательно, и 
прибавочный продукт производятся не только в прядильнях, но и на 
хлопчатобумажных плантациях, машиностроительных заводах, в угольных копях и т. 
д.
Если рассматривать не прибавочную стоимость, полученную за год отдельным 
капиталистом, а годовую сумму прибавочной стоимости, присваиваемую всем классом 
капиталистов, то окажется, как общее правило, что прибавочная стоимость не может 
превратиться (целиком или частью) в капитал, если прибавочный продукт (весь или 
соответствующая его часть) не будет состоять из средств производства и из 
средств существования рабочих.
Но откуда взять добавочное число рабочих? Об этом капиталисту нечего печалиться. 
Он должен только давать рабочим плату, достаточную для их существования, а о 
своём размножении они сами позаботятся.
Рабочий класс сам производит добавочных рабочих, необходимых для расширения 
производства, для воспроизводства в расширенном масштабе.
Мы видели, что даже при простом воспроизводстве всякий капитал через известное 
число лет превращается в накопленный капитал, состоящий из одной прибавочной 
стоимости. Но такой капитал может ещё, по крайней мере при своём возникновении, 
представлять результат труда своего владельца. С капиталом же, который с самого 
начала образовался из накопленной прибавочной стоимости, дело обстоит иначе. 
Такой капитал с самого начала представляет собой продукт труда тех, кто им не 
владеет. Накопление прибавочной стоимости означает присвоение неоплаченного 
труда с целью дальнейшего присвоения неоплаченного труда в расширенных размерах.
Какое резкое противоречие с основными принципами обмена товаров! Мы ведь видели, 
что первоначально обмен товаров предполагал, с одной стороны, частную 
собственность товаропроизводителя на свой продукт, а с другой -- обмен равных 
стоимостей (эквивалентов), при котором никто не может завладеть какой-нибудь 
стоимостью иначе, как с помощью собственного труда или путём отдачи равной 
стоимости.
Теперь же мы находим в качестве основ капиталистического способа производства, с 
одной стороны, отделение рабочего от продукта его труда; тот, кто производит 
продукт, и тот, кто владеет им, теперь -- два различных лица;с другой стороны, 
мы находим присвоение стоимости без отдачи равной стоимости, т. е. прибавочную 
стоимость. К тому же прибавочная стоимость, как мы видим теперь, является уже не 
только результатом, но и базисом капиталистического процесса производства. Не 
только прибавочная стоимость образуется из капитала, но и капитал образуется из 
прибавочной стоимости, так что в конечном счёте наибольшая масса всего богатства 
состоит из стоимости, присвоенной без отдачи равной стоимости.
Но такое превращение основ товарного производства в их противоположность 
произошло не вопреки его законам, а на основании их.
«В той самой мере, в какой товарное производство, развиваясь сообразно своим 
собственным имманентным законам, превращается в производство капиталистическое, 
в той же самой мере законы собственности, свойственные товарному производству, 
переходят в законы капиталистического присвоения... Нельзя не удивляться поэтому 
хитроумию Прудона, который хочет уничтожить капиталистическую собственность, 
противопоставляя ей... вечные законы собственности товарного производства!» 
(«Капитал», т. 1, стр. 592). 
2. Воздержание капиталиста 
До сих пор мы рассматривали только два крайних случая -- когда прибавочная 
стоимость целиком потребляется или когда она целиком накопляется. Но как уже 
упомянуто, обычно часть прибавочной стоимости потребляется, а другая часть 
накопляется. Первая часть считается доходом в более узком смысле слова.
От усмотрения капиталиста зависит, какую часть он захочет потребить и какую -- 
превратить в капитал. Решение этого вопроса вызывает в душе его досадное 
раздвоение. Он вместе с Фаустом может воскликнуть: 
  Два помысла живут в груди моей; 
  Один с другим стремится разлучиться..
  И одному из них мила земля, 
  Его прельщает все, что в этом мире. 
  Другому нравятся прелестные поля, 
  Где... родятся дукаты в изобильи.
В душе капиталиста происходит своеобразное повторение старой борьбы между 
слабостью плоти и аскетизмом, между язычеством и христианством. С вожделением 
взирает капиталист на радости мира сего, но всякое наслаждение, которое он не 
может доставить себе даром, кажется ему греховным.
Та часть прибавочной стоимости, которая идёт на личное потребление капиталиста, 
обычно является не произвольной, а исторически обусловленной величиной. Она 
определяется, как и заработная плата, обычным «приличествующим положению» 
образом жизни соответствующего общественного слоя.
Капиталист, как и рабочий, всю свою жизнь принадлежит капиталу, хотя и в ином 
смысле. Конкуренция не только вынуждает его строго исполнять в своём предприятии 
законы капиталистического способа производства, но даже и в частной жизни он 
подчиняется их требованиям. Если он живёт слишком широко, его считают мотом и 
кредит его падает. Если же он скуп и живёт скромней, чем принято, то это 
возбуждает подозрение, что его дела плохи, и его кредит опять-таки страдает. 
Таким образом, капиталист вынужден потреблять определённую для данного места и 
времени долю своей прибавочной стоимости. Но размеры этой доли гораздо 
эластичнее, чем размеры заработной платы. 
Зато для части прибавочной стоимости, предназначенной для накопления, не 
существует никаких других пределов, кроме тех, которые ставятся общей массой 
прибавочной стоимости и эластичным личным потреблением капиталиста. Чем больше 
может быть накоплено, тем лучше. Капиталистический способ производства сам 
делает необходимым непрерывное накопление капитала. Мы видели, что с развитием 
техники капитал, необходимый для устройства и ведения такого предприятия, в 
котором продукты производились бы с затратой общественно необходимого количества 
труда, становится всё больше и больше.
Если в какой-нибудь отрасли промышленности минимальная сумма, необходимая для 
ведения дела, способного выдержать конкуренцию, равна в настоящее время 20 000 
марок, то через 20 лет вследствие введения новых приёмов работы, новых машин и 
т. д. этот минимум может возрасти до 50 000 марок. Капиталист, начавший 
предприятие с 20 000 марок, но отделявший недостаточную часть прибавочной 
стоимости для накопления, так что через 20 лет у него, скажем, вместо 50 000 
марок оказывается всего 30 000, по всей вероятности, не выдержит конкуренции и 
погибнет.
Но и без этого стимула капиталист имеет достаточно сильные побуждения к 
накоплению. Современный способ производства так же развивает в капиталисте 
страсть к накоплению ради накопления, как более ранняя ступень товарного 
производства -- страсть к накоплению и припрятыванию золота и серебра. Подобно 
накоплению сокровищ, и накопление капитала само по себе не знает границ, оно 
беспредельно.
Как бы ни было велико богатство капиталиста и как бы далеко ни превышали его 
доходы его способность наслаждаться благами жизни, он продолжает гоняться за 
прибавочной стоимостью не для того, чтобы увеличить сумму своих наслаждений, а 
для того, чтобы приумножить свои капиталы.
Классическая политическая экономия совершенно откровенно рассматривала причины и 
следствия как накопления, так и потребления класса капиталистов. Накоплением 
капитала она занималась исключительно с экономической, а не с нравственной точки 
зрения, что, конечно, было весьма безнравственно.
Но вот зашевелился пролетариат, и в нём стало пробуждаться классовое сознание. С 
конца 20-х годов рабочее движение стало усиливаться как в Англии, так и во 
Франции. Теперь для буржуазных экономистов уже не время исследовать 
экономические вопросы -- задача заключается в том, чтобы оправдать капитал. В 
экономику была введена этика, благородная дама принялась на старости лет 
морализовать, «чувство» получило преобладание над знанием. С помощью этого 
чувства вскоре было открыто, что капиталист, воздерживаясь от потребления всей 
прибавочной ценности и накопляя её, обнаруживает изумительный героизм. Что 
новоявленному подвижнику подобает почёт и благодарность со стороны рабочего, 
понятно само собою. Точно так же ясно, что и подвижник, несмотря на величайшее 
воздержание, не может жить одною только благо-
дарностью и почётом. Поэтому в поощрение сытой добродетели и платёжеспособной 
морали ему было присуждено экономистами моральное право на вознаграждение за 
накопление неоплаченного труда.
Столь пошло звучащее слово «прибыль» было заменено более красивым -- 
«вознаграждение за воздержание». 
3. Воздержание рабочего и другие обстоятельства, влияющие на размер накопления 
Чем больше «воздержание» капиталиста, тем больше размер накопления. Однако, к 
счастью для него, существуют и другие факторы, оказывающие определяющее влияние 
на размеры накопления. Всё, что увеличивает массу прибавочной стоимости, 
увеличивает, при прочих равных условиях, и размеры накопления. Мы знаем уже 
причины, определяющие массу прибавочной стоимости. Упомянем лишь о некоторых из 
них, приобретающих новый вид с той точки зрения, на которую мы теперь стали.
Среди них одной из важнейших является воздержание рабочего. Ясно, что, чем 
скуднее оплата рабочего, тем больше норма прибавочной стоимости. Тем больше, при 
прежнем размере потребления капиталиста, та часть прибавочной стоимости, которая 
идёт в накопление. Всё, что понижает стоимость рабочей силы или способствует 
понижению заработной платы ниже её стоимости, усиливает накопление капитала. 
Отсюда моральное негодование капитала и его приспешников по поводу «роскоши» 
рабочих, убивающих «народное благосостояние» тем, что они курят табак и пьют 
пиво. Басня о шампанском, которое будто бы однажды распивал в Берлине какой-то 
рабочий в 1872 г., облетела всю буржуазную прессу, клеймившую за это позором 
рабочий класс.
Капиталистический мир с достойной удивления изобретательностью придумал 
бесчисленное множество приёмов и способов для усиления воздержания рабочего, 
начиная с Румфордова супа и кончая народной кухней и вегетарианством. Маркс 
приводит несколько характерных примеров таких приёмов в «Капитале». Мы отсылаем 
к этому труду тех, кто хочет подробнее ознакомиться с данным вопросом.
Очень неприятно для капиталиста то обстоятельство, что всякое расширение 
предприятия требует сравнительно высоких затрат постоянного капитала. Затраты 
эти становятся всё крупнее по мере усовершенствования машин в крупной 
промышленности. Но у него остаётся то сладкое утешение, что раз имеется 
необходимый для предприятия постоянный капитал, то производство может быть в 
известных границах расширено с помощью дополнительного вложения переменного 
капитала без соответствующего увеличения постоянного капитала. Если у фабриканта 
дела идут хорошо и он хочет расширить производство, то он в состоянии этого 
достигнуть, удлинив рабочий день на 2--3 часа. Ему нет надобности ставить новые 
машины или строить новое фабричное здание: нужно только увеличить количество 
сырья и вспомогательных материалов.
Существуют, однако, отрасли промышленности, в которых не надо покупать сырья, 
каковы, например, рудники и копи, или в которых затраты на сырьё очень невелики, 
например на семена и удобрение в земледелии. Это те отрасли промышленности, в 
которых сырьё доставляется землёй. В таких отраслях для увеличения массы 
продукта часто бывает достаточно прибегнуть просто к добавочному труду. Тогда 
источниками увеличения количества продукта являются исключительно земля и труд, 
но капитал завладевает этими источниками и получает таким образом возможность 
«вывести элементы своего накопления за границы, определяемые, казалось бы, его 
собственной величиной, т. е. стоимостью и массой тех уже произведённых средств 
производства, в которых реализуется существование капитала» («Капитал», т. 1, 
стр. 609).
Наряду с землёй и рабочим капитал присваивает себе и науку. Хотя он сам по себе 
и не принимает никакого участия в развитии науки, но ему одному достаются все 
плоды этого развития, повышающие производительность труда и этим способствующие 
накоплению капитала. С ростом производительности труда понижается стоимость 
рабочей силы и повышается норма прибавочной стоимости. Но повышение 
производительности труда позволяет также и капиталисту приобретать для своего 
личного потребления
большее количество подешевевших средств существования и предметов роскоши, не 
увеличивая идущую на это долю прибавочной стоимости. Он может также поддерживать 
своё потребление на прежнем уровне и уменьшить расходы. Он может жить с большим 
комфортом, либо, не ограничивая себя, больше накоплять; часто он может иметь и 
то и другое вместе.
Чем больше вложенный в дело капитал, тем производительнее труд, тем больше также 
не только норма прибавочной стоимости, но и её масса, тем больше может 
капиталист потреблять, а также накоплять.
Уже из приведённого ясно, что капитал есть не постоянная, а чрезвычайно 
растяжимая, эластичная величина, которая способна значительно расширяться и 
сокращаться. Он составляет только часть общественного богатства; он может 
увеличиваться за счёт других частей этого богатства, именно потребительского 
фонда класса капиталистов, а также и рабочих; он может и уменьшаться, переходя в 
эти фонды. Его действие усиливается удлинением рабочего времени, повышением 
производительности труда, усилением эксплуатации почвы. Мы здесь оставляем 
совершенно в стороне условия процесса обращения, например ускорение или 
замедление оборота капитала. Мы оставляем также в стороне условия кредита, 
имеющие столь важное значение в смысле возможности расширения или сокращения 
капитала и области его приложения. Этих условий мы не можем здесь рассматривать. 
Но и условия производственного процесса уже показывают нам эластичность 
капитала.
Экономисты же берут капитал как определённую величину с определённой силой 
действия. Таким образом, и переменный капитал представляется им как неизменная 
величина -- так называемый рабочий фонд. «Такая-то часть капитала,-- говорят 
они,-- предназначена служить для оплаты рабочих. Чем больше рабочих, тем меньше 
та доля, которая приходится на каждого; чем меньше рабочих, тем больше эта 
доля».
. Переменный капитал приравнивался также к средствам существования, которые он 
представляет для рабочего. При этом заявлялось: «Число рабочих, занятых в 
определённой стране, и высота их заработной платы зависят от наличного 
количества средств существования. Если заработная плата слишком низка или если 
много рабочих остаётся без работы, то это проистекает только из того, что число 
рабочих увеличивается быстрее, чем средства существования. Не способ 
производства, а сама природа повинна в нищете рабочего класса».
На этих предпосылках построена так называемая теория Мальтуса. 



Карл Каутский. "Экономическое учение Карла Маркса" > Отдел третий. Заработная 
плата и прибыль на капитал - Глава пятая. Перенаселение




1. «Железный закон заработной платы» 
Как известно, мальтузианцы заявляют, что рабочие вследствие своих 
«легкомысленных привычек» размножаются быстрее, чем может возрастать масса 
наличных средств существования, или, выражаясь точнее, переменный капитал. 
Поэтому, по их мнению, наступает перенаселение: предложение рабочей силы 
оказывается большим, чем сколько могут занять капиталисты, наличных средств 
существования уже не хватает на всех наличных рабочих. Пока не будет ограничено 
размножение рабочих, безработица, голод и все вытекающие отсюда пороки и нищета 
будут естественным уделом по крайней мере части рабочего класса. Так говорят 
мальтузианцы. Рассмотрим, следуя Марксу, действительные взаимоотношения между 
ростом капитала и размножением рабочего класса.
«Важнейшие факторы этого исследования -- строение капитала и те изменения, 
которые претерпевает оно в ходе   процесса накопления.
Строение капитала можно рассматривать с двух точек зрения. Рассматриваемое со 
стороны стоимости, строение определяется тем отношением, в котором капитал 
распа-дается на постоянный капитал, или стоимость средств производства, и 
переменный капитал, или стоимость рабочей силы, общую сумму заработной платы. 
Рассматриваемый со стороны материала, функционирующего в процессе производства, 
всякий капитал делится на сродства производства и живую рабочую силу; в этом 
смысле строение капитала определяется отношением между массой применяемых 
средств производства, с одной стороны, и количеством труда, необходимым для их 
применения -- с другой. Первое я называю стоимостным строением капитала, второе 
-- техническим строением капитала. Между тем и другим существует тесная 
взаимозависимость. Чтобы выразить эту взаимозависимость, я называю органическим 
строением капитала его строение по стоимости, поскольку последнее определяется 
его техническим строением и отражает в себе изменения технического строения. В 
тех случаях, где говорится просто о строении капитала, всегда следует 
подразумевать его органическое строение» («Капитал», т. 1, стр. 618).
Это строение различно у разных капиталов. Поэтому в дальнейшем изложении мы 
будем подразумевать среднее строение общественного капитала данной страны.
Перейдём после этих предварительных замечаний к нашему исследованию.
Рассмотрим прежде всего простейший случай: накопление происходит без изменений в 
строении капитала. Это значит, что для того, чтобы пустить в ход определённое 
количество средств производства, требуется всегда одинаковое количество рабочей 
силы. Возьмём для наглядности капитал в 100 000 марок, который состоит на три 
четверти из постоянного, а на одну четверть -- из переменного капитала. Если 20 
000 марок из общей суммы прибавочной стоимости будут присоединены к 
первоначальному капиталу, то дополнительный капитал, согласно нашему 
предположению, будет распределяться в таком же соотношении, как и 
первоначальный. Теперь весь капитал будет состоять из 90 000 марок постоянного и 
30 000 марок переменного капитала. Второй возрос в той же пропорции, как и 
первый, а именно на 20%. Однако, чтобы новый дополнительный капитал мог 
возрастать в стоимости, необходима добавочная рабочая сила. Предназначенная для 
накопления прибавочная стоимость в 20 000 марок может в нашем случае стать 
капиталом только тогда, когда число находящихся в распоряжении капитала заёмных 
рабочих возрастет на 20%.
Если количество наёмных рабочих при неизменяющемся строении капитала 
увеличивается не так быстро, как этот последний, то спрос на рабочих возрастает 
быстрее, чем их предложение, и заработная плата повышается.
Этот случай имеют в виду мальтузианцы, когда они рекомендуют для «решения 
социального вопроса» ограничение размножения рабочих. Они прежде всего не 
замечают при атом, что капиталистические отношения, отношения между 
капиталистами и наёмными рабочими, не уничтожаются повышением заработной платы. 
Накопление капитала означает воспроизводство капиталистических отношений в 
расширенном масштабе, означает рост капиталов и массы прибавочной стоимости, 
неоплаченного труда, с одной стороны, и увеличение численности пролетариата -- с 
другой.
Даже тогда, когда накопление капитала повышает цену труда, это не может 
происходить без одновременного увеличения численности пролетариата, это не может 
происходить без расширения области господства капитала.
Но заработная плата никогда не может подняться так высоко, чтобы угрожать самому 
существованию прибавочной стоимости. Спрос на рабочую силу при капиталистическом 
способе производства вызывается потребностью капитала в самовозрастании, в 
пpoизвoдcтве прибавочной стоимости. Поэтому капитал никогда не станет покупать 
рабочую силу по такой цене, которая исключала бы возможность производить 
прибавочную стоимость.
Если заработная плата вследствие накопления капитала возрастает, то возможны два 
случая. Либо -- повышение цены труда не будет мешать успехам накопления. Если 
даже норма прибавочной стоимости понизится, то всё же масса ее может возрасти 
благодаря накоплению. «В этом случае очевидно, что уменьшение неоплаченного 
труда нисколько не препятствует распространению господства капитала» («Капитал», 
т. 1, стр. 625). Либо -- накопление прекращается, «потому что этим притупляется 
стимулирующее действие прибыли» (там же). Но с прекращением накопления исчезает 
и причина, которая гнала заработную плату вверх. Последняя вследствие этого 
падает, пока не достигнет уровня, удовлетворяющего потребность капитала в 
самовозрастании.
«Следовательно, механизм капиталистического процесса производства сам устраняет 
те преходящие препятствия, которые он создаёт» (там же).
Мы видим здесь своеобразное взаимодействие между оплаченным и неоплаченным 
трудом.
«Если количество неоплаченного труда, доставляемого рабочим классом и 
накопляемого классом капиталистов, возрастает настолько быстро, что оно может 
превращаться в капитал лишь при чрезвычайном увеличении добавочного оплаченного 
труда, то заработная плата повышается, и, при прочих равных условиях, 
неоплаченный труд относительно уменьшается. Но как только это уменьшение доходит 
до пункта, когда прибавочный труд, которым питается капитал, перестаёт 
предлагаться в нормальном количестве, наступает реакция: та часть дохода, 
которая подвергается капитализации, уменьшается, накопление ослабевает, и 
восходящее движение заработной платы сменяется обратным движением. Таким 
образом, повышение цены труда не выходит из таких границ, в которых не только 
остаются неприкосновенными основы капиталистической системы, но и обеспечивается 
воспроизводство последней в расширяющемся масштабе» («Капитал», т. 1, стр. 
626--627).
Колебания в накоплении капитала, удерживающие заработную плату в известных 
границах, кажутся буржуазным экономистам колебаниями в количестве наёмных 
рабочих, ищущих труда. Они впадают при этом в такое же заблуждение, как и люди, 
воображающие, что солнце вращается вокруг земли, а последняя стоит неподвижно 
[Автор имеет в виду царскую Россию 80-х годов XIX века с её технически отсталой 
промышленностью, с её нищенски оплачивавшимся пролетариатом. -- Ред.].
Если накопление капитала замедляется, то это создаёт впечатление, будто рабочее 
население растет быстрее, чем обычно. Если же накопление совершается более 
ускоренным темпом, то кажется, будто рабочее население уменьшается или растет 
медленнее, чем обычно. То явление, что заработная плата колеблется то вверх, то 
вниз, но при этом не может перейти известных границ, пытаются объяснить тем, что 
при повышении платы рабочее население быстро увеличивается, а возросшее 
предложение рабочей силы понижает заработную плату. Понижение же заработ-ной 
платы влечёт за собой усиление нищеты и увеличение смертности в среде рабочего 
класса, что сокращает предложение рабочей силы и снова повышает заработную 
плату. Это объяснение носит название теории «железного закона заработной платы». 

Против такого объяснения говорит уже тот простой факт, что, как известно 
всякому, заработная плата колеблется не от поколения к поколению, а в гораздо 
более короткие промежутки времени. К этому вопросу мы ещё дальше вернёмся. 
2. Промышленная резервная армия 
До сих пор мы предполагали, что накопление происходит без изменения строения 
капитала. Но в ходе накопления такие изменения неизбежно возникают время от 
времени. На техническое строение капитала влияет всякое изменение 
производительности труда. Масса средств производства, которую рабочий превращает 
в продукт, растет, при прочих равных условиях, вместе с производительностью его 
труда. Растет масса перерабатываемого им сырья, растет количество применяемых им 
орудий труда и т. д. Следовательно, с ростом производительности труда возрастает 
и количество средств производства по сравнению с приложенным к ним трудом, или, 
что то же, количество применяемого труда уменьшается по сравнению с количеством 
средств производства, которое он приводит в движение.
Это изменение в техническом строении капитала отражается и на его стоимостном 
строении. Здесь оно представляется в виде относительного уменьшения переменной 
части капитала и увеличения постоянного капитала. Однако изменения стоимостного 
строения капитала не соответствуют в точности изменениям его технического 
строения, так как вместе с ростом производительности труда не только 
увеличивается количество используемых им средств производства, но также падает 
их стоимость, хотя и в меньшей мере, чем возрастает их масса.
Так, например, в начале прошлого столетия капитал, который вкладывался в 
прядильное дело, состоял почти наполовину из постоянной и наполовину из 
переменной части. Масса сырья, орудий труда и пр., перерабатываемых в настоящее 
время прядильщиком при той же затрате труда, увеличилась по сравнению с тем 
временем в четыреста раз, а соотношение между постоянным и переменным капиталом 
по стоимости изменилось гораздо меньше. В настоящее время на бумагопрядильнях 
постоянный капитал относится к переменному, вероятно, как 7:1.
Во всяком случае, однако, повышение производительности труда при 
капиталистическом способе производства означает относительное уменьшение 
переменного капитала.
Но производительность труда и накопление капитала находятся в теснейшем 
взаимодействии между собой.
При товарном производстве средства производства являются частной собственностью 
отдельных лиц. Однако развитие общественной производительности труда 
предполагает кооперацию в широком масштабе, большие помещения для работы, 
большие массы сырья и средств труда и т. д. При господстве товарного 
производства сосредоточение в собственности отдельных лиц столь колоссальных 
количеств средств производства возможно лишь тогда, когда индивидуальные 
капиталы достигли соответствующей ступени накопления. «На почве товарного 
производства производство в крупном масштабе может развиться лишь в 
капиталистической форме» («Капитал», т. 1, стр. 630).
Следовательно, известная высота накопления капитала составляет предварительное 
условие известной высоты производительности труда. Но все методы повышения 
производительности труда при капиталистическом способе производства являются 
вместе с тем методами увеличения производства прибавочной стоимости, облегчая, 
таким образом, усиленное накопление. Последнее с своей стороны воздействует 
обратно на расширение масштаба производства, что опять-таки является сильнейшим 
стимулом к новому повышению производительности труда. Таким образом, накопление 
капитала и производительность труда всё больше и больше развиваются в результате 
взаимного воздействия.
Влиянию роста отдельных капиталов посредством накопления противодействует 
дробление старых капиталов, вследствие, например, наследственных разделов и 
выделения новых самостоятельных капиталов. Однако это противодействие накоплению 
более чем компенсируется централизацией, соединением уже образовавшихся 
капиталов, вызываемым в особенности поглощением мелких капиталов крупными. Эта 
централизация столь же способствует повышению производительности и изменению 
технического строения капитала, как и накопление. С другой стороны, накопление 
усиливает централизацию -- и наоборот. Чем больший капитал накоплен, тем легче 
он будет побеждать и поглощать мелкие капиталы в процессе конкуренции. Чем 
больше мелких капиталов поглотил данный капитал, тем больше производительность 
занимаемого им труда, тем шире происходит и накопление.
Однако накопление гигантских масс капитала в немногих руках не только развивает 
производительность в тех отраслях труда, которым уже овладел капиталистический 
способ производства. Ряд мелких капиталов, вытесненных из тех отраслей труда, 
где господствует крупное производство, переходит в те отрасли, где 
капиталистический способ производства ещё не укрепился, где мелкий капитал может 
ещё выдерживать конкуренцию. Таким образом, подготовляется почва для вовлечения 
и этих отраслей производства в сферу господства капитализма.
Итак, мы видим, что капиталистический способ производства находится в постоянной 
технической революции, последствием которой является всё больший рост 
постоянного капитала и относительное уменьшение переменного.
При этом относительное уменьшение переменного капитала происходит несравненно 
быстрее, чем накопление. Вновь образующиися в ходе накопления капитал занимает 
всё меньшое количество добавочных рабочих по сравнению со своей величиной. А 
одновременно с накоплением происходит революционизирование и старого капитала. 
Износившаяся машина, если тем временем техника сделала новые успехи, заменяется 
не другой такой же, а лучшей, такой, с помощью которой рабочий может производить 
больше продуктов, чем прежде. Старый капитал воспроизводится во. всё более 
производительной форме, а это приводит к тому, что он вытесняет всё большее 
число ранее занятых им рабочих.
Централизация есть один из могущественнейших рычагов такого преобразования 
старого капитала.
Чем быстрее происходит централизация и техническая революция старого капитала, 
тем быстрее должно происходить накопление нового капитала для того, чтобы число 
занятых рабочих не сокращалось. Но чем быстрее происходит накопление, тем больше 
оно усиливает централизацию и техническую революцию.
Мальтузианцы уверяют, будто «перенаселение» происходит оттого, что средства 
существования (или, точнее говоря, переменный капитал) возрастают в 
арифметической прогрессии, в отношении 1:2:3:4:5 и т.д., тогда как население 
имеет тенденцию возрастать в геометрической прогрессии --1:2:4:8:16 и т. д. 
Таким образом, рост населения всегда опережает рост средств существования. 
Естественным последствием этого являются нищета и пороки.
На самом же деле прогрессирует уменьшение переменного капитала одновременно с 
ростом общей суммы капитала. Если первоначально переменный капитал составлял 
половину общей суммы капитала, то он постепенно опускается до 1/3, 1/4, 1/5, 1/6 
и т.д. этой суммы.
«Это относительное уменьшение переменной части капитала, ускоряющееся с 
возрастанием всего капитала, и ускоряющееся притом быстрее, чем ускоряется 
возрастание всего капитала, представляется, с другой стороны, в таком виде, как 
будто, наоборот, абсолютное возрастание рабочего населения совершается быстрее, 
чем возрастание переменного капитала, или средств для занятия этого населения. 
Напротив, капиталистическое накопление постоянно производит, и притом 
пропорционально своей энергии и своим размерам, относительно избыточное, т. е. 
избыточное по сравнению со средней потребностью капитала в самовозрастании, а 
потому излишнее или добавочное рабочее население» («Капитал», т. 1, стр. 
635--636).
Изменение строения общественного капитала происходит не во всех его частях 
равномерно. В одном месте капитал растет посредством накопления, причём 
последнее сначала нс изменяет его данных технических основ и потому привлекает 
добавочных рабочих соответственно своему росту. В другом месте изменяется 
строение капитала без увеличения его абсолютной величины, просто путём замещения 
старого капитала новым, более производительным; при этом число занятых рабочих 
падает относительно или абсолютно. Между двумя этими крайними случаями 
располагаются бесчисленные комбинации, порождаемые перекрещивающимися влияниями 
накопления, централизации и преобразования старого капитала в более 
производительную форму, причём все они имеют последствием либо прямое вытеснение 
рабочих, либо «не так заметную, но не менее действительную форму затруднённого 
поглощения добавочного рабочего населения его обычными отводными каналами» 
(«Капитал», т. 1, стр. 636).
Рабочее население, таким образом, поддерживается постоянно в текучем состояний. 
Местами оно привлекается, местами вытесняется. Это движение происходит тем 
быстрее, чем скорее изменяется строение капитала, чем выше производительность 
труда, чем сильнее накопление капитала.
Маркс приводит многочисленные данные английской статистики, свидетельствующие об 
относительном, а часто также и об абсолютном уменьшении числа занятых рабочих во 
многих отраслях промышленности. Из более новых переписей мы заимствуем два 
нижеследующих примера абсолютного уменьшения числа занятых рабочих при 
одновременном расширении производства.
Один пример относится к хлопчатобумажной промышленности Великобритании в период 
с 1861 по 1871 г.
В ней насчитывалось: 
      1861 г.1871 г.
      Фабрик28872483
      Прядильных веретён3038746734695221
      Паровых ткацких станков399992440677
      Рабочих456646450087

Мы видим, что одновременно с уменьшением числа занятых рабочих произошло 
уменьшение числа фабрик и увеличение прядильных и ткацких машин, а это -- 
признак централизации накопления капитала.
С 1895 по 1904 г. потребление хлопка в Англии возросло с 1550 миллионов фунтов 
до 1700 миллионов, а в то же время количество рабочих на хлопчатобумажных 
фабриках уменьшилось с 539 000 до 523 000. Подобную же картину представляют 
некоторые отрасли германской текстильной промышленности: сильное уменьшение 
числа рабочих, ограничивающееся, впрочем, лишь мелкими предприятиями. Число 
крупных предприятий и рабочих в них увеличилось. Следовательно, перед нами 
сильная централизация и накопление капитала при одновременном освобождении 
рабочих. Так, например, в шелкоткацкой промышленности Германии мы находим:
      ГодыМелкие предприятия (до 5 рабочих)Средние предприятия (6-50 
      рабочих)Крупные предприятия (свыше 50 рабочих)
      ПредприятийРабочихПредприятийРабочихПредприятийРабочих
      1882395005778241249026913580
      18951652720484192346914032129
      1907827212823346565024048719
      Изменение (±)-31228-44959-66+748+171+35139
      То же и в льноткацкой промышленности:
      188271915910394045226737543
      18953408243228291459812019996
      19071427518949265521418028177
      Изменение (±)-57640-72090-139-12+107+20634

Число рабочих шелкоткацкой и льноткацкой промышленности вместе уменьшилось за 25 
лет на 60 540 человек, но это уменьшение происходило только за счёт упадка 
мелкого производства: в обеих отраслях промышленности число мелких предприятий 
уменьшилось на 88 868, или на 80%, а число рабочих в них -- на 116 959. 
Напротив, число крупных предприятий увеличилось со 142 до 420, т. е. почти 
утроилось, а число рабочих в них возросло с 21 123 до 76 896 человек, т. е. 
больше чем в три раза.
Мы предполагали до сих пор, что увеличению или уменьшению переменного капитала в 
точности соответствует увеличение или уменьшение числа занятых рабочих. Однако 
не всегда бывает так. Если фабрикант при прежней цене труда удлинит рабочий 
день, то он будет выплачивать больше заработной платы. Переменный капитал 
возрастет, хотя число занятых рабочих не увеличится, а может быть, даже 
сократится.
Допустим, что предприниматель занимает 1000 рабочих, а рабочий день равен 10 
часам и заработная плата -- 2 маркам. Он хочет вложить в предприятие добавочный 
капитал. Он может сделать это таким образом, что расширит помещение, заготовит 
новые машины и наймёт добавочных рабочих. Но он может также этот добавочный 
капитал, за вычетом той его части, которая затрачивается на заготовку 
дополнительного сырья, использовать для того, чтобы удлинить рабочий день уже 
занятых рабочих. Положим, что он удлинит его на 5 часов, а цена труда останется 
прежней. В таком случае заработная плата будет равна 3 маркам, переменный 
капитал, при прочих равных условиях, возрастет на 50% без увеличения числа 
рабочих.
А всякий капиталист предпочитает добиться увеличения количества труда путём 
удлинения рабочего дня или усиления интенсивности труда, чем посредством 
увеличения количества рабочих: ведь размер постоянного капи-тала, какой он 
должен вложить в дело, в первом случае возрастает гораздо медленнее, чем в 
последнем случае. Эта выгода для него тем больше, чем шире масштаб производства. 
Она растет, стало быть, по мере накопления капитала.
Если, например, орудием рабочего служит лопата, стоящая 2 марки, то 
предприниматель едва ли будет  сопротивляться увеличению количества труда 
посредством соответствующего увеличения числа рабочих. Иначе обстоит дело, если 
рабочий работает при машине стоящей 100 000 марок.
Однако по мере накопления капитала не только растет стремление капиталиста 
добиться увеличения количества труда без соответствующего расширения числа 
рабочих, но в то же время понижается сила сопротивления рабочего класса этому 
стремлению капиталиста. Избыточное количество рабочих, созданное накоплением 
капитала, уменьшает своей конкуренцией силу сопротивления занятых рабочих. 
Последние, таким образом, оказываются вынужденными согласиться на чрезмерную 
работу, а чрезмерная работа в свою очередь ведёт к росту избыточного рабочего 
населения. Безработица одних обусловливает чрезмерный труд других, и наоборот.
Мы видим, что накопление капитала с сопровождающими его явлениями и 
последствиями -- централизацией капиталов, техническим преобразованием старого 
капитала, чрезмерным трудом и т.д.--- имеет тенденцию сократить количество 
занятых рабочих по отношению ко всему вложенному капиталу, а иногда даже 
сократить его абсолютно.
Но накопление капитала в то же время увеличивает количество предлагающих свои 
услуги, находящихся в распоряжении капитала рабочих, и это увеличение далеко 
превосходит прирост населения.
Мы видели во втором отделе, что мануфактура, а в ещё большей степени крупная 
промышленность в ходе своего развития позволяет заменять обученные рабочие силы 
необученными. Время обучения рабочего сокращается до минимума. Рабочий может 
раньше поступать в распоряжение капитала, время его воспроизводства сокращается. 
В то же время во многих отраслях труда взрослые рабочие-мужчины заменяются 
женщинами и детьми. Тем самым не только прямо увеличивается в огромной степени 
рабочая армия: экономическая самостоятельность девушек и молодых людей, их 
совместный труд, как и возможность отдавать рано на работу детей, -- всё это 
поощряет ранние браки. Этим также сокращается время воспроизводства рабочего 
класса.
Следующий мощный фактор быстрого роста рабочей армии начинает действовать, когда 
капиталистический способ производства овладевает сельским хозяйством. Здесь рост 
производительности сразу ведёт не только к относительному, но и к абсолютному 
уменьшению числа занятых рабочих. В Великобритании число занятых в сельском 
хозяйстве в 1861 г. составляло 2210449 лиц, а в 1871 г.-- 1 514 601, т. е. упало 
почти на 700 000 человек. Крестьяне, ставшие, таким образом, «избыточными», 
стягиваются в промышленные округа, если только не эмигрируют, и увеличивают там 
рабочую армию, предлагающую себя капиталу.
Не будем забывать, наконец, о значении железных дорог и пароходов, которые 
позволяют капиталу привлекать новые массы рабочих из промышленно отсталых 
областей и стран -- ирландцев, поляков, словаков, итальянцев, китайцев и т. д.
Таким образом, рабочее население возрастает с огромной быстротой, быстрее, 
нежели потребность капитала в новой рабочей силе. Следствием этого является 
относительное перенаселение. Оно порождается, как мы видели, накоплением 
капитала, т. е. не понижением производительности труда, как утверждают 
экономисты, а её повышением. Существование так называемого перенаселения, 
наличность промышленной резервной армии не только не тормозит, однако, развития 
капитала, по образует, начиная с известного момента, одну из его предпосылок.
Капитал представляет собой, как мы знаем, растяжимую величину. Чем больше 
развивается капиталистический способ производства, тем резче и в тем более 
обширных размерах происходят периодические расширения и сокращения капитала. 
Современная крупная промышленность, как уже указывалось во втором отделе, 
проходит своеобразное круговое движение, периодически повторявшееся до 1873 г. 
приблизительно через каждые десять лет. Это круговое движение начинается с 
умеренного хозяйственного оживления, быстро усиливающегося, затем наступает 
подъём, колоссальное и внезапное расширение производства, промышленная горячка, 
затем -- крах, застой в деловой жизни, пока рынок не расширится в необходимой 
мере и не поглотит избытка товаров, после чего наступает снова оживление, и 
старая история повторяется сначала, но уже в большем масштабе.
Так обстояло дело в то время, когда Маркс писал свой «Капитал», появившийся 
впервые в 1867 г. Так обстояло дело и тогда, когда он писал послесловие ко 
второму изданию своего «Капитала» (24 января 1873 г.), в котором он указал на 
приближение общего кризиса [Маркс говорит: «Таким же образом, когда 
промышленность проходит в своем цикле фазу кризиса, общее понижение товарных цен 
выражается как повышение относительной стоимости денег, а когда она проходит 
фазу процветания, общее повышение товарных цен получает такое выражение, как 
будто происходит относительное понижение стоимости денег.Так называемая 
Сurrеnсу-Sсhool [Количественная школа] делает из этого тот вывод, что при 
высоких ценах в обращении находится слишком мало, а при низких Љ слишком много 
денег. Её невежество и полное забвение фактов находит себе достойную параллель в 
экономистах, которые истолковывают указанные сейчас явления накопления таким 
образом, будто в одном случае имеется слишком мало, а в другом слишком много 
наёмных рабочих» («Капитал», т. 1, стр. 626).]. .
Известно, как быстро и точно осуществилось это предсказание.
Но с кризисом, начавшимся в 1873 г., капиталистический способ производства как 
бы вступил в новую фазу. Если производительность крупной промышленности до тех 
пор столь быстро развивалась, что иногда опережала расширение мирового рынка, то 
теперь, казалось, наступило время, когда вследствие колоссальных успехов техники 
и огромного расширения области господства капиталистического производства, 
захватившего Россию, Америку, Ост-Индию, Австралию, мировой рынок лишь на 
короткое время и в исключительных случаях был в состоянии поглощать продукты 
мирового производства. Вместо десятилетнего цикла, в течение которого сменяли 
друг друга то умеренное оживление хозяйственной жизни, то лихорадочный рост 
производства, то кризис, то застой и новое оживление,-- с 1873 г. наблюдался 
хронический застой в делах, длительное затишье, лишь в 1889 г. сменившееся 
улучшением в делах, короткой вспышкой спекулятивной горячки, которая вскоре 
прекратилась и уступила место ещё более резкому застою. Казалось, что более 
значительный «промышленный подъём» уже больше не наступит.
Однако такое опасение оказалось ошибочным. С 1895 по 1900 г. снова имел место 
период хозяйственного подъёма, притом столь мощного, что немало оптимистов было 
увлечено противоположным ожиданием: будто время кризисов вообще миновало.
Такое представление можно было уже заранее считать несостоятельным, так как при 
капиталистическом способе производства хозяйственный подъём необходимо должен 
кончаться кризисом, который в действительности вскоре и наступил.
Однако здесь важно указать лишь на временные расширения и сокращения капитала, а 
они происходят как во время хронического застоя, так и в период десятилетнего 
цикла кризиса и промышленного расцвета.
Всякое такое временное расширение капитала порождает усиленную потребность в 
рабочей силе. Каким образом она удовлетворяется? Заработная плата повышается, а 
это, согласно теории экономистов, влечёт за собой размножение населения, и через 
20 лет рабочее население становится достаточно многочисленным для того, чтобы 
капитал мог использовать благоприятную для себя конъюнктуру. Но ведь последняя 
продолжается всякий раз лишь несколько лет, а зачастую -- лишь несколько 
месяцев!
К счастью для капитала, в действительности дело происходит иначе, чем по теории 
«железного закона заработной платы». Капиталистический способ производства, как 
мы видели, искусственно порождает избыточное рабочее население. Последнее 
представляет собой резервную армию, из которой капитал в любой момент может 
взять столько добавочных рабочих, сколько ему требуется. Без этой армии 
своеобразное, происходящее толчками развитие капиталистической крупной 
промышленности было бы невозможно.
Что стало бы с германской промышленностью, если бы она в начале 70-х, а также во 
второй половине 90-х годов не нашла столько «свободных рук», готовых к её 
услугам,-- целых рабочих армий, которые она смогла бросить на постройку железных 
дорог, в новые каменноугольные копи, железные рудники и т. д.? Но эта резервная 
армия не только делает возможным внезапное расширение капитала,-- она давит и на 
заработную плату. Она едва ли поглощается сполна даже и во время самого 
цветущего состояния промышленности. Вследствие этого заработная плата даже и во 
время наивысшего расцвета промышленности не подымается выше определённого 
уровня.
То, что кажется повышением и понижением количества населения, есть на самом деле 
лишь отражение периодического расширения и сокращения капитала. Если 
мальтузианцы требуют от рабочих, чтобы они размножались лишь в той мере, в какой 
могут найти себе занятие, то это означает, следовательно, что рабочие должны 
сообразовать свою численность с изменчивыми потребностями капитала.
Мальтузианство основано на смешении изменчивых производственных потребностей 
капитала с производительной силой наличных средств производства. Это смешение 
всегда было нелепо, но особенно ясно это стало в последние два десятилетия. 
Земледельческие округа Европы страдают всё это время от перенаселения, 
порожденного избытком средств существования, конкуренцией американского, 
индийского и австралийского хлеба и мяса!
Однако, как бы нелепо ни звучали требования мальтузианства, они лишь отражают то 
положение, в каком рабочий находится в настоящее время по отношению к капиталу. 
Он -- лишь придаток капитала. В процессе производства не он применяет средства 
производства, а они применяют его. Но и вне работы, как мы видели, он 
принадлежит капиталу. Когда он потребляет, когда он поддерживает своё 
существование и производит потомство, он обязан это делать так, как того требуют 
интересы капитала. Рабочий находится под ярмом своего собственного продукта: он 
служит ему не только своей рабочей силой, но и всею жизнедеятельностью своего 
человеческого существа [Автор обрывает свое изложение на вопросе о промышленной 
резервной армии. Он опускает при этом важнейший вывод Маркса о росте абсолютного 
и относительного обнищания пролетариата в ходе капиталистического развития. «... 
Положение рабочего должно ухудшаться, какова бы ни была, высока или низка, его 
оплата... Накопление богатства на одном полюсе есть в то же время накопление 
нищеты, муки труда, рабства, невежества, одичания и моральной деградации на 
противоположном полюсе, т. е. на стороне класса, который производит свой 
собственный продукт как капитал» («Капитал», т. 1, стр. 651).-- Ред.] 



Карл Каутский. "Экономическое учение Карла Маркса" > Отдел третий. Заработная 
плата и прибыль на капитал - Глава шестая. Заря капиталистического способа 
производства




Какие же обстоятельства вызвали их появление? На этот вопрос мы ещё не дали 
ответа. Когда мы исследовали превращение денег в капитал, то исходили из того 
предположения, что, с одной стороны, во владении частных лиц оказались крупные 
денежные суммы, а с другой -- на рынке стала продаваться рабочая сила как товар. 
Как рабочая сила стала товаром и как скопились эти денежные суммы, этого мы ещё 
не рассматривали.
Нам остаётся ещё сказать наиболее существенное по этому вопросу.
Накопление капитала означает воссоздание предварительных условий его 
существования. Первоначальное же возникновение этих предварительных условий, 
предшествовавшее развитию капитали, Маркс называет первоначальным накоплением. 
На вопрос о происхождении капитала экономисты дают нам тот ответ, который у них 
всегда наготове, если они но знают или но хотят знать, как развивался этот 
процесс и действительности: они выдвигают робинзонаду. Последняя даёт им двойную 
выгоду, так как для её измышления не требуется никаких предварительных знаний, а 
кроме того, её всегда можно построить так, чтобы она доказывала всё, что 
желательно доказать.
Те робинзонады, которые пытаются объяснить происхождение капитала и привести его 
в согласие с ходячими правовыми представлениями, принадлежат к числу самых 
пошлых выдумок этого сорта. От рассказов, помещаемых в детских букварях, они 
отличаются лишь тем, что гораздо скучнее их [Охарактеризованный нами уже во 
втором отделе д-р Штегеман с ужасом замечает по поводу этого места: «Маркс без 
малейшего колебания (!) возвещает о быстро надвигающемся всеобщем кризисе» 
(«Preussische Jahrbucher», LVII, стр. 227). В том месте, о котором идёт речь, 
Маркс говорит о «колебаниях пробегаемого современной промышленностью 
периодического цикла, апогеем которых является общий кризис» («Капитал», т. 1, 
стр. 20).
Яснее нельзя выразиться. Однако это не мешает учёному доктору разуметь под 
кризисом, о котором идёт речь, революцию. Подобные же «недоразумения», выражаясь 
парламентским языком, всегда, однако, ведущие к тому, что Марксу приписывают 
всяческие ужасы, слишком часто случаются со многими учёными, которые читали или 
даже и не читали, но цитируют Маркса.] . Это всё та же старая история об 
энергичном, прилежном и умеренном работнике, который стал капиталистом, и о 
бездельниках, легкомысленно прокучивавших всё своё достояние и в наказание за 
это осуждённых на веки веков со всем своим потомством в поте лица своего 
работать на добродетельного и его потомство.
В совершенно ином свете представится нам первоначальное накопление, если мы 
познакомимся с историей Европы начиная с XIV века. История эта имеет две 
стороны, но только об одной из них поведали народу либеральные историки.
Промышленный капитал не мог возникнуть без свободных рабочих, независимых от 
крепостной неволи и от цеховых уз. Ему нужна была свобода производства, 
освобождение от оков феодализма и опеки феодалов. С этой точки зрения борьба 
подымающегося в гору капитализма выступает как борьба против насилия и 
привилегий, как борьба за свободу и равенство.
Только эту сторону истории всё снова и снова расписывают народу литературные 
защитники буржуазии. Мы не намерены умалять значение этой борьбы, особенно 
теперь, когда буржуазия сама начинает отрекаться от своего прошлого. Но из-за 
этой блестящей и гордой страницы истории нельзя забывать и оборотной её стороны: 
образования пролетариата и самого капитала.
Эта сторона освещена ещё далеко не полностью. Марко основательно исследовал её в 
своём «Капитале» по отношению к одной лишь стране -- Англии, родине 
капиталистического способа производства и единственной стране, в которой 
первоначальное накопление выступило в своей классической форме. Некоторые 
указания на этот процесс имеются и в «Нищете философии» (вторая глава,¶2).
Соответствующий процесс развития в Германии, к сожалению, можно проследить лишь 
в неполном виде, так как он был задержан и искажён перенесением торговых путей 
на восток, из бассейна Средиземного моря в бассейн Атлантического океана, а 
затем тридцатилетней войной и веками длившимся вытеснением Германии с мирового 
рынка.
Важнейшим препятствием, которое встретил на своём пути нарождающийся капитал, 
было наряду с цеховой организацией в городах общинное владение землей, 
сосредоточенное в руках сельских общин, а иногда и более обширных объединений. 
Пока существовало общинное землевладение, не было пролетарских масс. К счастью 
для капитала, феодальное дворянство позаботилось об его интересах.
Со времени крестовых походов торговля и товарное производство развивались всё 
больше и больше. Возникли новые потребности в товарах, которые доставляла 
городская промышленность или городские купцы за деньги. Но богатство феодального 
дворянства основывалось на натуральных или личных повинностях крепостных 
крестьян.
Денег у него было мало. Оно старалось добывать грабежом то, чего не было в 
состоянии покупать.
Но государственная власть окрепла, и против феодального ополчения, 
навербованного из мелкого дворянства, выступили наёмные солдаты богатых городов 
и князей. Грабежи на больших дорогах стали невозможны. Феодалы старались 
выколотить из крестьян деньги, они доводили их этим до отчаяния -- вспомним о 
крестьянских войнах,-- но сами от этого мало выигрывали. Таким образом, 
благородные господа, желая вкусить новых наслаждений, мало-помалу решились стать 
сами товаропроизводителями, подобно горожанам, и добывать деньги производством 
сельскохозяйственных продуктов -- шерсти, хлеба и т. п.-- на продажу, а не 
только для собственного потребления, как в былые времена.
Это потребовало расширения их хозяйств, управление которыми перешло в руки 
управляющих, приказчиков или арендаторов. Но это расширение было возможно лишь 
за счёт крестьянства. Крестьяне, превращенные в крепостных, подвергались так 
называемому «холощению», т. к они изгонялись из своих участков, которые 
присоединялись к землям, эксплуатируемым землевладельцами. Общинная 
собственность деревень, находившихся под верховной властью помещиков, была 
превращена в частную собственность последних, и это привело крестьян к полному 
разорению. 
Особенно ходким сельскохозяйственным товаром была шерсть -- в ней нуждалась 
текстильная промышленность городов. Расширение производства шерсти означало 
превращение пахотной земли в пастбища для овец и массовое изгнание крестьян с их 
земель. Это изгнание производилось как по закону, так и без закона, посредством 
экономического или прямого физического принуждения.
По мере того как росла городская текстильная промышленность, росло и число 
изгнанных со своих земель и обездоленных крестьян.
Далее, дворянство распустило своих многочисленных слуг, которые при новых 
условиях отнюдь не были орудием его силы, а лишь причиной его финансовой 
слабости. Наконец, в пользу капитала работала и реформация, которая не только 
превратила обитателей монастырей в пролетариев, но и передала церковные земли 
спекулянтам, согнавшим с этих земель их старых наследственных арендаторов.
Таким образом, большая часть сельского населения была освобождена от земли, от 
своих средств производства. Так было создано искусственное «перенаселение», 
возникла армия лишённых собственности пролетариев, вынужденных изо дня в день 
продавать свою рабочую силу, в которой нуждается капитал. Таким способом феодалы 
расчистили почву для капитала. Они доставили пролетариев сельскому и городскому 
капиталу и в то же время расчистили путь сельскохозяйственному товарному 
производству в крупных размерах -- капиталистическому сельскому хозяйству.
Капиталистический характер, который с тех пор приняло сельское хозяйство в 
крупных поместьях, не уничтожался сохранившимися ещё различными формами 
крепостной зависимости, а только искажался ими. Тем комичнее видеть, как крупные 
землевладельцы пытаются в настоящее время разыгрывать роль класса, который по 
самой природе своей призван к защите рабочих от капитала и к установлению 
гармонии между ними.
Следствием многочисленных экспроприаций крестьянства было необычайное развитие 
бродяжничества в Западной Европе в XV и XVI веках. Оно угрожало захлестнуть 
общество, и это общество подвергало бродяживших крестьян жесточайшим наказаниям 
кнутом, клеймением, отрезанием ушей и даже смертью.
Хотя таким образом было освобождено большее количество рабочих, чем мог 
поглотить капитал, всё же зачастую он не мог найти в необходимом количестве 
годных рабочих. В мануфактурный период капигалистический способ производства 
находился ещё в зависимости от рабочих, которые приобрели известную виртуозность 
в своих частичных операциях. Часто нужны были годы для достижения рабочим 
соответствующей выучки.
В то же время переменная часть капитала значительно превосходила постоянную его 
часть. Поэтому спрос на наёмный труд при каждом накоплении капитала быстро 
возрастал, тогда как приток годных рабочих рук рос лишь медленно. Искусные 
рабочие были нс только редки и в большом спросе: в их среде живы были традиции 
ремесла, когда подмастерье ещё стоял близко к мастеру и сам мог надеяться стать 
мастером. Наёмные рабочие обладали чувством собственного достоинства, были горды 
и непокорны; они не могли и не хотели подчиняться дисциплине и вечной 
монотонности капиталистического производства. Потребовалось вмешательство 
«высшей власти», чтобы создать рабочею, покорного капиталу.
Государственная власть выступила на защиту собственности от бродяг. Она поощряла 
превращение общинной собственности в частную. Маркс подробно рассказывает, как 
это произошло в Англии. Эта же власть выступила и тогда, когда потребовалось 
приучить рабочих к капиталистической дисциплине. Строгие указы устанавливали 
максимум заработной платы, удлиняли рабочий день и запрещали рабочие союзы.
Насколько всё это соответствовало духу боровшейся в то время за «свободу» 
буржуазии, последняя показала, когда завоевала политическую власть во время 
французской революции. Она повела ожесточённую войну против остатков общинного 
землевладения, ещё сохранявшегося во Франции, и решительно запретила рабочие 
союзы.
Вместе с пролетариатом возник и внутренний рынок для капитала. Прежде каждая 
крестьянская семья сама производила всё, в чём нуждалась,-- как средства 
существования, так и продукты домашней промышленности. Теперь дело изменилось. 
Средства существования стали производиться как товары в крупных поместьях, 
образовавшихся из общинной земли и отдельных крестьянских участков, и находили 
себе рынок в промышленных округах. Продукты капиталистической промышленности -- 
в данную эпоху мануфактуры -- находили себе сбыт у наёмных рабочих 
промышленности и крупных поместий, а также и среди самих крестьян.
Зачастую участки последних были слишком мелкими для того, чтобы поддерживать их 
существование. Земледелие для них стало побочным занятием, домашняя 
промышленность с целью собственного потребления отошла на задний план и уступила 
своё место такой домашней промышленности, которая стала производить товары для 
капиталиста, для купца. Это одна из отвратительнейших и прибыльнейших форм 
капиталистической эксплуатации.
Мы видели, как возникли пролетариат и искусственное перенаселение, сделавшие 
возможным развитие капиталистического способа производства. Это развитие в свою 
очередь постоянно, во всё увеличивающихся размерах снова воспроизводит 
пролетариат и относительное перенаселение.
Но откуда же взялись те сосредоточенные в немногих руках богатства, которые были 
другой предпосылкой капиталистического способа производства?
Средневековье переняло от классической древности два вида капитала -- 
ростовщический и торговый. Со времени крестовых походов в огромной степени 
выросли торговые сношения с Востоком, а вместе с тем -- торговый капитал и его 
централизация в немногих руках. Упомянем здесь лишь о семье Фуггеров в Аугсбурге 
-- этих немецких Ротшильдах XV и XVI веков.
Но ростовщичество и торговля не были единственными источниками тех денежных 
сумм, которые начиная с XV века во всё растущих размерах превращались в 
промышленный капитал. Маркс в своём «Капитале» указал и другие такие источники. 
Детали читатель найдёт в этом изложении, достойным образом венчающем блестящий 
исторический экскурс в область «первоначального накопления». Здесь же мы дадим 
только выразительными словами Маркса краткое резюме различных методов этого 
накопления:
«Открытие золотых и серебряных приисков в Америке, искоренение, порабощение и 
погребение заживо туземного населения в рудниках, первые шаги к завоеванию и 
разграблению Ост-Индии, превращение Африки в заповедное поле охоты на чернокожих 
-- такова была утренняя заря капиталистической эры производства. Эти 
идиллические процессы составляют главные моменты первоначального накопления. За 
ними следует торговая война европейских наций, ареной для которой служит земной 
шар. Война эта начинается отпадением Нидерландов от Испании, принимает 
гигантские размеры в английской антиякобинской войне и теперь ещё продолжается в 
таких грабительских походах, как война с Китаем из-за опиума и так далее.
Различные моменты первоначального накопления распределяются между различными 
странами в известной исторической последовательности, а именно: между Испанией, 
Португалией, Голландией, Францией и Англией. В Англии к концу XVII века они 
систематически объединяются в колониальной системе, системе государственных 
займов, современной налоговой системе и системе протекционизма. Эти методы в 
значительной мере покоятся на грубейшем насилии, как, напр., колониальная 
система. Но все они пользуются государственной властью, т. е. концентрированным 
и организованным общественным насилием, чтобы ускорить процесс превращения 
феодального способа производства в капиталистический и сократить его переходные 
стадии. Насилие является повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно 
беременно новым. Само насилие есть экономическая потенция» («Капитал», т. 1, 
стр. 754).
Предпоследняя фраза этой цитаты очень часто приводится, но большею частью 
отдельно от контекста. Кто продумает её в связи с предыдущим изложением, тот 
будет знать, как надо её понимать. К насилию, служившему повивальной бабкой 
капиталистического способа производства, принадлежит также и «государственная 
власть, концентрированное и организованное насилие общества»; но это не власть 
«государства в себе», парящего в облаках над классовыми противоречиями, а власть 
государства как орудия мощно подымающегося класса.
Растущая пролетаризация населения, особенно крестьянского, и образование 
внутреннего рынка, с одной стороны, а с другой -- накопление и концентрация 
крупных богатств наряду с возникновением внешних рынков, особенно благодаря 
торговым войнам и колониальной политике,-- вот каковы были условия, наступившие 
в Западной Европе начиная с XV века. Эти условия способствовали всё более 
решительному превращению всего производства в товарное производство, а товарного 
производства -- в капиталистическое. С тех пор раздробленные мелкие хозяйства 
крестьян и ремесленников стали постепенно уничтожаться и вытесняться крупными 
капиталистическими предприятиями. 



Карл Каутский. "Экономическое учение Карла Маркса" > Отдел третий. Заработная 
плата и прибыль на капитал - Глава седьмая. Конец капиталистического способа 
производства




Мы видели, что первобытный способ производства основан на общественном, 
планомерно организованном труде и обусловливает общественную собственность на 
средства производства. Продукты," правда, распределяются и потому становятся 
личной собственностью, но лишь постольку, поскольку они составляют предметы 
потребления для отдельных лиц. В качестве же непосредственного результата 
общественного труда продукты прежде всего принадлежат обществу.
Этот способ производства вытесняется простым товарным производством, которое 
ведётся частными работниками, действующими независимо друг от друга. Каждый из 
них производит продукты с помощью своих собственных средств производства, и эти 
продукты составляют затем, разумеется, его частную собственность.
Но из простого товарного производства развивается капиталистическое товарное 
производство. Место независимо производящих отдельных работников занимают 
крупные концентрированные предприятия. Каждое из них производит товары 
независимо от других, но внутри каждое предприятие организовано как планомерное 
общественное производство. Так как эти крупные капиталистические предприятия 
противостоят друг другу как товаропроизводители, то в их взаимных сношениях 
продолжает господствовать обмен товарами и остаются в силе отношения 
собственности, присущие простому товарному производству,-- частная собственность 
на средства производства и продукты.
Но тем самым частная собственность превращается в свою противоположность.
При простом товарном производстве частная собственность была следствием и плодом 
труда. Работник сам был собственником своих средств производства и своих 
продуктов. Капиталистическое производство разрывает связь между трудом и 
собственностью. Рабочий уже не является собственником своего продукта. Наоборот, 
средства производства и продукты принадлежат тем, кто не работает. Превращение 
производства в общественное производство на капиталистической основе всё более 
превращает тех, кто не трудится, в собственников всего богатства, а рабочих -- в 
неимущих.
Но этим не исчерпывается противоречие между господствующим способом производства 
и господствующим способом присвоения.
Мы видели, как просто и ясно было организовано производство в эпоху первобытного 
коммунизма и как им управляло общество по своему желанию и соответственно своим 
потребностям.
При системе товарного производства общественные производственные условия 
превращаются в силу, господствующую над отдельным производителем. Последний 
становится их безвольным рабом, и его положение становится тем более жалким, что 
новые господа не предписывают ему той или другой работы, не сообщают ему своих 
потребностей, а предоставляют ему их угадывать.
Производство подпадает теперь под власть законов, независимых от производителей 
и зачастую действующих против их воли, подобно законам природы. Законы эти 
осуществляются посредством периодических отклонений от нормального состояния, 
как, например, падение цен, дороговизна и т. д. Впрочем, при господстве простого 
товарного производства, низкой производительности раздробленных предприятий 
отдельных производителей эти отклонения, поскольку они вызываются причинами 
общественного характера, имеют мало значения и ограничиваются небольшими 
районами.
Капиталистический способ производства в огромной степени повышает 
производительность труда. Он освобождает от оков и даёт простор тем 
производительным силам, которые свойственны общественному, целесообразно 
организованному труду, заставляющему себе служить силы природы, покорённые 
наукой. В результате этого периодические отклонения от нормы, посредством 
которых осуществлялись законы товарного производства и которые прежде приводили 
лишь к временным и местным затруднениям, легко переносимым, а зачастую и 
устранимым, теперь стали выражаться в периодических катастрофах, продолжающихся 
целыми годами, охватывающих целые страны и континенты и производящих ужаснейшие 
опустошения. Район и интенсивность этих катастроф растут вместе с 
капиталистическим производством, и теперь они, по-видимому, превратились в 
хроническую болезнь.
Далее, в эпоху первобытного коммунизма продукт общественного труда принадлежит 
обществу и распределяется последним между отдельными лицами соответственно 
общественным потребностям; поэтому доля каждого возрастает вместе с ростом 
производительности труда.
При господстве товарного производства масса потребительных стоимостей, 
представляющих определённую стоимость, растет вместе с производительностью 
труда. При простом товарном производстве продукт труда, как правило, принадлежит 
работнику. Он может сам потребить его полностью или частью; очевидно, в этом 
случае количество находящихся в его распоряжении предметов потребления растет в 
той же мере, как и производительность ею труда.
Но он может также обменять продукт своего труда целиком или частью; только 
небольшая часть продукта становится при простом товарном производстве товаром. 
За продукт определённого труда, который он выменивает, он получит тем больше 
потребительных стоимостей, чем выше в общем производительность труда. И здесь 
рост производительности труда идёт целиком на пользу работнику.
При капиталистическом товарном производстве рабочая сила сама является товаром, 
стоимость которого, как и всякого товара, понижается по мере роста 
производительности труда. Следовательно, чем больше производительность труда, 
тем меньшую относительную долю в его выгодах получает рабочий в виде цены 
рабочей силы. По мере же того как капиталистический способ производства 
становится преобладающим, всё большая масса населения превращается в наёмных 
рабочих и лишается, следовательно, возможности пользоваться плодами повышенной 
производительности своего труда.
Все эти противоречия неизбежно порождают конфликты между классом капиталистов и 
классом рабочих -- конфликты, которые пробуждают классовое самосознание рабочих, 
толкают их к политической деятельности и вызывают возникновение рабочих партий 
во всех капиталистических странах. По все эти обстоятельства порождают также и 
всевозможные страдания -- и не только у рабочего класса,-- страдания, которые 
делают невыносимым существующее положение вещей для всё более широких кругов, и 
не принадлежащих к классу наёмных рабочих.
Так всё толкает к разрешению противоречия, воплощённого в капиталистическом 
способе производства,-- противоречия между общественным характером труда и 
отжившей формой присвоения средств производства и продуктов.
Только два пути мыслимы для разрешения этого противоречия. Оба они имеют целью 
согласовать между собой способ производства и способ присвоения. Один путь -- 
уничтожение общественного характера труда, возврат к простому товарному 
производству, замена крупного производства ремеслом и мелким крестьянским 
хозяйством. Другой путь стремится приспособить не способ производства к способу 
присвоения, а способ присвоения к способу производства. Этот путь ведёт к 
общественной собственности на средства производства и продукты.
В настоящее время многие стараются повернуть ход развития на первый путь. Они 
исходят из ошибочного взгляда, будто способ производства можно установить по 
произволу при помощи юридических предписаний. Буржуазная вульгарная экономия, 
прислужница капитала, осуждает эти попытки там, где она ещё не дошла до 
окончательного упадка.
Сама она, однако, пытается идти подобным же путём. Чтобы доказать полную 
гармонию между господствующим способом производства и господствующим способом 
присвоения, она в своих изображениях экономической действительности оставляет в 
стороне своеобразные и существенные черты современного способа производства и 
рисует его так, словно бы оно было простым товарным производством. Стоит только 
прочесть популярные работы вульгарных экономистов. В них товары и теперь 
обмениваются, как у диких народов. Охотники и рыбаки, свободно пользующиеся 
лесами и морями, изображаются в качестве наёмных рабочих, а лук и стрелы, лодка 
и рыбачья сеть изображаются в качестве капитала[Иллюзии, которые стараются 
возбудить эти господа, разрушаются примером колоний, обладающих девственной 
почвой я заселяемых переселенцами. Там господствует полная свобода трудового 
договора, собственность рабочего на свои продукты, т. е. на плоды своего труда Љ 
вообще мы находим там условия, которые наши экономисты выдают за условия 
капиталистического способа производства. Но странным образом капитал при 
подобных условиях перестаёт быть капиталом![Послушаем, например, Рошера: 
«Представим себе рыбачье племя, не имеющее частной собственности на землю и 
капитал, живущее нагишом в пещерах и питающееся морской рыбой, которая 
выбрасывается на берег приливом и которую представители этого племени собирают 
голыми руками. Пусть все работники будут здесь равны и каждый из них добывает и 
съедает по три рыбы в день. Но вот какой-нибудь умный человек в продолжение 100 
дней ограничивает своё потребление двумя рыбами и употребляет собранный таким 
образом запас в 100 рыб на то, чтобы в течение 50 дней затрачивать всю свою 
рабочую силу на постройку лодки и изготовление рыболовной сети. С помощью этого 
капитала он ловит с этих пор по 30 рыб ежедневно» («Grundzuge der 
Nationalokonomie», Stuttgart 1874, т. 1, стр. 423). На такого рода гнилую рыбу 
сбиваются все сказки о происхождении капитала.] 
В таких колониях свободная земля имеется в избытке и всем доступна. Всякий 
работник обычно имеет там возможность вести производство самостоятельно, он но 
вынужден продавать свою рабочую силу. Вследствие этого всякий предпочитает 
работать на себя, а не на других. А раз дело обстоит так, то деньги, средства к 
жизни, машины и другие средства производства перестают бьть капиталом Они не 
приносят прибавочной стоимости. Поэтому те самые экономисты, которые в 
капиталистических странах с таким пафосом кричат о святости собственности и о 
свободе трудового договора, требуют, чтобы в молодых колониях в целях развития 
там капитала рабочим не давали земли и чтобы государственная власть 
содействовала иммиграции, даже за счёт ранее поселившихся там рабочих. Иными 
словами, они требуют насильственного отделения рабочего от средств производства 
и существования и искусственного создания избыточного рабочего населения, 
фактически не свободного, а вынужденного продавать свою рабочую силу, А где 
колонисты находят покорных работников Љ особенно из местного населения,-- 
которым это можно навязать, там открыто вводят принудительный труд и рабство.
«Те самые интересы, которые заставляют экономиста, сикофанта капитала, 
теоретически обосновывать в метрополии тождество капиталистического способа 
производства с его собственной противоположностью,-- эти же самые интересы 
побуждают его здесь «to make a clean breast of it» [очистить свою совесть в этом 
отношении«»] и громко провозгласить противоположность этих способов 
производства» («Капитал», т. 1, стр. 768-769).].
Этот тип экономистов Маркс подверг в «Капитале» уничтожающей критике, но его 
работа не ограничивается разоблачением всей пошлости и фальши вульгарной 
экономии.
Маркса часто называют духом отрицания, который только критиковал и разрушал, но 
не был в состоянии создать ничего положительного.
Однако уже один очерк процесса капиталистического производства, который дал нам 
Маркс, показывает, что он на самом деле создал новую экономическую и 
историческую систему. Критика предшественников составляет только обоснование 
этой системы.
Нельзя преодолеть старого, не поднявшись самому на новую и более высокую точку 
зрения. Нельзя критиковать, не приобретя более глубокого познания. Нельзя 
разрушить какую-либо научную систему, не создав предварительно другой, более 
всеохватывающей и превосходной системы.
Маркс первый раскрыл фетишистский характер товара. Он первый показал, что 
капитал -- не вещь, а отношение, опосредствованное вещами, он показал, что 
капитал является исторической категорией. Он первый исследовал законы движения и 
развития капитала. Он же первый показал, что цели современного социального 
движения представляют собой естественный и необходимый результат из предыдущего 
исторического развития, а не образуются произвольно в головах людей в виде 
требований какой-то «вечной справедливости».
С той точки зрения, на какую поднимает нас Маркс, мы нс только видим, что все 
попытки вульгарных экономистов лживо изобразить современные отношения как 
патриархальные и простые столь же тщетны, как и попытки превратить 
патриархальные отношения в современные. Мы видим также, что единственный путь, 
который остаётся для дальнейшего развития общества,-- это приведение формы 
присвоения в соответствие со способом производства, переход средств производства 
в собственность всего общества, полное превращение производства из частного в 
общественное. А вместе с этим начинается новая эпоха человеческой истории [Этот 
переворот совершается социалистической революцией пролетариата, свергающей 
власть буржуазии и устанавливающей диктатуру рабочего класса. Учение о диктатуре 
рабочего класса -- главное в марксизме. Экономическое учение Маркса является 
наиболее глубоким и всесторонним обоснованием необходимости пролетарской 
революции и диктатуры рабочего класса. Всем ходом капиталистического развития 
пролетариат подготовляется к выполнению своей исторической миссии могильщика 
капитализма и созидателя нового, высшего, социалистического общества. По мере 
развития капитализма растет и возмущение «рабочего класса, который обучается, 
объединяется и организуется механизмом самого процесса капиталистическою 
производства» («Капитал», т. 1, стр. 766). Раскрывая историческую тенденцию 
капиталистического накопления, Маркс писал: «Централизация средств производства 
и обобществление труда достигают такого пункта, когда они становятся 
несовместимыми с их капиталистической оболочкой. Она взрывается. Бьёт час 
капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют» 
(«Капитал», т. 1, стр. 766). Гениально предвиденная Марксом социалистическая 
революция победила в 1917 г. в СССР. ]P>Место анархического товарного 
производства занимает планомерная и сознательная организация общественного 
производства. Господству продукта над производителем наступает конец. Человек, 
ставший во всё большей степени господином над силами природы, тогда станет также 
господином общественного развития. «И только с этого момента люди начнут вполне 
сознательно сами творить свою историю, только тогда приводимые ими в движение 
общественные причины будут иметь в значительной и все возрастающей степени и те 
следствия, которых они желают. Это есть скачок человечества из царства 
необходимости в царство свободы» (Ф. Энгельс, Анти-Дюринг, 1953, стр. 267). 


      Экономическая библиотека ЭКОНОМИКА 2000 http://e2000.kyiv.org