Страница[ 1
, 2
, 3
, 4
, 5
]
К сожалению, серьезное падение предельной эффективности капитала
отрицательно влияет и на склонность к потреблению. Оно вызывает сильное
падение рыночной стоимости ценных бумаг на фондовой бирже. А это оказывает
угнетающее влияние на ту категорию людей, которые принимают активное участие
в инвестициях на фондовой бирже особенно если они пользуются заемными
средствами. На готовность этих людей тратить, вероятно, больше влияет
повышение или падение рыночной стоимости их инвестиций, чем их доходы. Для
публики с "биржевой психологией", как, например, в наше время в Соединенных
Штатах, повышение на бирже может явиться почти необходимым условием
возникновения достаточной склонности к потреблению. И это обстоятельство, на
которое до недавнего времени обычно не обращали внимания, очевидно, еще
больше усугубляют кризисное влияние падения предельной эффективности
капитала.
Когда оживление начинается, механизм, с помощью которого оно "питает"
себя и благодаря которому оно само себя "усиливает", вполне понятен. Но в
фазе понижения, когда налицо избыток и основного капитала, и материальных
запасов, а оборотный капитал сократился, предельная эффективность капитала
может упастъ так низко, что едва ли ее можно восстановить настолько, чтобы
обеспечить приемлемый уровень новых инвестиций с помощью какого-либо
практически возможного понижения нормы процента. Итак, при нынешней
организации рынков и при тех влияниях, которые на них господствуют рыночная
оценка предельной эффективности капитала может подвергаться таким
колоссальным колебаниям, что их нельзя в достаточной мере компенсировать
соответствующйми изменениями нормы процента.. Более того, соответствующие
изменения на рынке ценных бумаг могут, как мы видели выше, оказать
депрессивное влияние на склонность к потреблению как раз тогда, когда она
более всего нужна. В условиях laissez-faire вряд ли поэтому можно избежать
широких колебаний в размерах занятости без глубоких изменений в психологии
рынка инвестиций, т. е. таких изменений, ожидать которых нет причин. На этом
основании я делаю вывод, что регулирование объема текущих инвестиций
оставлять в частных руках небезопасно.
III
Предшествующий анализ как будто бы совпадает со взглядами тех, кто
считает, что характерной чертой бума являются избыточные инвестиции, что
устранение избыточных инвестиций представляет собой единственно возможное
средство против последующего кризиса и что если по указанным выше причинам
кризис нельзя предотвратить посредством низкой нормы процента, то тем не
менее можно избежать бума при помощи высокой нормы процента. Действительно,
утверждение о том, что высокая норма процента является гораздо более
эффективным средством против бума, чем низкая норма процента против кризиса,
выглядит довольно убедительно.
Однако делать такой вывод из вышесказанного - это значит неправильно
толковать мой анализ; с моей точки зрения, это может привести к серьезным
ошибкам. Дело в том, что выражение "избыток- инвестиций" страдает крайней
неопределенностью. Оно может относиться к инвестициям, результаты которых,
вероятно, не оправдывают расчетов тех, кто произвел эти инвестиции, или же к
инвестициям, которые невозможно использовать в условиях острой безработицы;
или же этот термин может обозначать состояние дел, когда капитальные товары
всех видов имеются в таком изобилии, что никакие новые инвестиции даже в
условиях полной занятости не могут принести в течение срока своей службы
больше, чем стоимость их возмещения. Строго говоря, только в последнем
случае можно говорить об избытке инвестиций в том смысле, что всякие
дальнейшие вложения были бы чистой растратой ресурсов (132) . Более того,
даже если бы понимаемый в этом смысле избыток инвестиций действительно был
характерной чертой бума, то и тогда средством его преодоления было бы не
повышение нормы процента, которое могло бы тормозить некоторые полезные
инвестиции и еще больше уменьшать склонность к потреблению, а принятие
жестких мер, таких, как перераспределение доходов или других средств,
ведущих к увеличению склонности к потреблению.
Однако, согласно моим рассуждениям, о буме можно говорить, что он
характеризуется избытком инвестиций только в первом из указанных значений.
Ситуация, которую я привел как типичную, характеризуется вовсе не таким
избытком капитала, когда общество в целом не может уже с пользой вкладывать
дополнительное его количество, а тем, что инвестиции производятся в
нестабильных условиях и не могут более продолжаться, поскольку они вызваны
необоснованными расчетами.
Конечно, вполне возможно и даже вероятно, что иллюзии бума поведут к
производству отдельных видов капитального имущества в таком огромном
излишке, что некоторая часть этой продукции будет с любой точки зрения
представлять собой бесполезную растрату ресурсов. (К этому можно добавить,
что такая ситуация может возникнуть и в том случае, когда никакого бума
нет.) Это, так сказать, неоправданные инвестиции. Но самой главной и
существенной чертой бума является то, что инвестиции, которые в условиях
полной занятости фактически принесут, скажем, 2%, производятся из расчета
получения дохода, скажем, 6% и соответственно этому оцениваются. Когда же
наступает крах иллюзий, то подобные завышенные расчеты сменяются
противоположной "ошибкой пессимизма", приводящей к тому, что инвестиции,
которые в условиях полной занятости могли бы в действительности принести 2%,
рассматриваются как убыточные. А вытекающее отсюда резкое сокращение новых
инвестиций ведет к безработице, и тогда инвестиции, способные принести при
полной занятости 2%, действительно приносят только убыток. Мы оказываемся в
таком положении, когда налицо недостаток жилищ и когда тем не менее никто не
может себе позволить жить в имеющихся домах. Таким образом, в условиях бума
нужна не более высокая, а более низкая норма процента (133) . Последняя дает
возможность поддерживать состояние так называемого бума. Эффективное
средство борьбы с экономическими циклами нужно искать не в устранении бумов
и установлении хронической полудепрессии, а в том, чтобы устранить кризисы и
постоянно поддерживать состояние квазибума.
Бум, которому суждено закончиться кризисом, порождается, таким образом,
нормой процента, которая при правильных расчетах на будущее была бы слишком
высока для полной занятости, а при неправильных предположениях (до тех пор
пока их придерживаются) мешала бы этой норме процента проявить свое
сдерживающее влияние. Бум - это состояние, при котором чрезмерный оптимизм
берет верх над нормой процента, слишком завышенной при более трезвой оценке.
Если исключить период войны*, то едва ли мы имели за последнее время
какой-либо бум, настолько сильный, чтобы он привел к полной занятости. В
Соединенных Штатах занятость в 1928-1929 гг. была весьма удовлетворительной
с точки зрения обычных стандартов. Но я не нахожу, что там в это время
чувствовался бы недостаток рабочей силы, за исключением, может быть, рабочих
немногих специализированных профессий. В некоторых отраслях образовались
"узкие места", но в целом объем производства все еще мог расширяться. Не
было и избыточных инвестиций в том смысле, что, например, состояние и
оборудование жилищ было таким, когда каждый при условии полной занятости
имел бы все, что он хотел, за плату, не превышающую стоимость возмещения,
без скидки на проценты, или что транспорт, общественные услуги и прогресс в
сельском хозяйстве достигли такого уровня, когда от дальнейших инвестиций
неразумно ожидать дохода, покрывающего хотя бы издержки возмещения. Как раз
наоборот. Было бы нелепо утверждать, что в Соединенных Штатах в 1929 г.
имелись избыточные инвестиции в строгом смысле слова. На самом деле
положение было совсем иным. Новые инвестиции в течение предыдущих пяти лет
были в целом настолько велики, что доход от дальнейшего их увеличения при
трезвом расчете рассматривался как быстро падающий. Правильный прогноз
должен был свести предельную эффективность капитала до беспримерно низкого
уровня. Таким образом, бум не мог продолжаться на здоровой основе иначе, как
при наличии очень низкой процентной ставки по долгосрочному кредиту и при
условии, если бы удалось избежать неоправданных инвестиций по отдельным
категориям, находившимся под угрозой стать избыточными. В действительности,
однако, норма процента была достаточно высока для того, чтобы приостановить
новые инвестиции, за исключением отдельных вложений спекулятивного
характера, и где поэтому существовала особая опасность их избытка. А норма
процента, достаточно высокая, чтобы преодолеть спекулятивный ажиотаж,
помешала бы в то же время любым новым оправданным инвестициям. Таким
образом, увеличение размера процента как средство исправления состояния дел,
порожденного длительным периодом чрезмерно больших новых инвестиций,
принадлежит к тем лекарствам, которые излечивают болезнь, убивая пациента.
Весьма вероятно, в самом деле, что если бы состояние, близкое к полной
занятости, продлилось ряд лет, то в таких богатых странах, как
Великобритания или Соединенные Штаты, были бы при существующей склонности к
потреблению произведены новые инвестиции, настолько большие, что было бы
достигнуто в конечном счете состояние инвестиционного насыщения в том
смысле, что от дальнейшего увеличения количества товаров длительного
пользования какого бы то ни было типа нельзя было бы больше ожидать,
руководствуясь трезвой оценкой, получения совокупного валового дохода,
превышающего издержки возмещения. Такое положение могло бы быть достигнуто
даже довольно скоро, скажем через 25 лет или еще раньше. Не следует думать,
что я оспариваю это, утверждая, что состояние инвестиционного насыщения в
строгом смысле слова никогда еще не достигалось даже на мгновение.
Далее, если бы мы даже допустили, что современный бум может сочетаться с
кратковременными периодами инвестиционного насыщения или избытка инвестиций
в строгом смысле слова, то все-таки было бы нелепо видеть в более высокой
норме процента подходящее средство лечения. В действительности в этих
условиях оказались бы правы те, кто видит источник болезни в
недопотреблении. Лечение заключалось бы в различных мерах, направленных на
увеличение склонности к потреблению путем перераспределения доходов или иным
способом, так как для поддержания данного уровня занятости потребовался бы
меньший объем инвестиций.
IV
В этой связи уместно сказать несколько слов о тех важных школах
экономической мысли, которые утверждают, подходя с различных позиций, что
хроническая тенденция к неполной занятости, характерная для современных
обществ, имеет свои корни в недопотреблении, т. е. в таких социальных
порядках и таком распределении богатства, которые ведут к слишком низкой
склонности к потреблению.
В современных условиях или по крайней мере в условиях, существовавших до
последнего времени, когда объем инвестиций не планируется и не
контролируется, а подвержен причудам предельной эффективности капитала,
определяемой решениями частных лиц, несведущих или руководствующихся
спекулятивными мотивами, когда долгосрочная процентная ставка очень редко
падает или никогда не падает ниже обычного уровня, эти школы экономической
теории, несомненно, правы в их рекомендациях по практической политике. В
подобных условиях действительно нет других способов увеличить среднюю
занятость до более удовлетворительного уровня. Если практически невозможно
увеличить инвестиции, то, очевидно, нет других способов обеспечить более
высокий уровень занятости, кроме увеличения потребления.
Практически я не согласен с этими школами экономической мысли только в
том смысле, что они могли бы придавать меньшее значение увеличению
потребления в то время, когда еще можно извлечь большие социальные
преимущества из увеличения инвестиций. С теоретической точки зрения их
можно, однако, упрекнуть в том, что они игнорируют наличие двух способов
расширения производства. Если даже мы решим, что целесообразнее замедлить
.рост капитала и сосредоточить усилия на увеличении потребления, мы должны
это сделать обдуманно, хорошо взвесив альтернативное решение. Я лично
считаю, что в увеличении массы капитала до уровня, когда перестанет
ощущаться его недостаток, имеются большие социальные преимущества. Но это
вопрос практического решения, а не теоретический императив.
Более того, я охотно согласился бы, что наиболее разумно начать
наступление сразу на обоих фронтах. Стремясь к установлению общественно
контролируемой величины инвестиций, для того, чтобы обеспечить постепенное
снижение предельной эффективности капитала, я бы поддерживал вместе с тем
все мероприятия, направленные на увеличение склонности к потреблению, ибо,
что бы мы ни делали в области инвестиций, вряд ли можно будет поддерживать
полную занятость при существующей склонности к потреблению. Таким образом,
имеется достаточно оснований для одновременных действий в двух направлениях
- и увеличения инвестиций, и увеличения потребления до уровня, который при
существующей склонности к потреблению не только соответствовал бы возросшим
инвестициям, но и был бы еще выше.
Если, например,- воспользуемся для иллюстрации округленными цифрами -
средний уровень нынешнего производства на 15% ниже того уровня, каким бы он
был при непрерывной полной занятости, и если 10% этого производства
представляют чистые инвестиции, а 90%- потребление и если, далее, для
обеспечения полной занятости при существующей склонности к потреблению нужно
увеличить чистые инвестиции на 50%, так чтобы объем производства при этом
поднялся со 100 до 115%, потребление-с 90 до 100% и чистые инвестиции - с 10
до 15%, то мы могли бы, пожалуй, попытаться так изменить склонность к
потреблению, чтобы в условиях полной занятости потребление возросло с 90 до
103%, а чистые инвестиции - с 10 до 12%.
V
Другая школа экономического мышления видит решение проблемы
экономического цикла не в увеличении потребления или инвестиций, а в
уменьшении предложения труда, т. е. в перераспределении существующего его
объема без увеличения занятости или производства.
Мне такая политика представляется преждевременной, и притом в горазда
большей степени, чем план увеличения потребления. Когда-нибудь наступит
момент, когда каждый человек сравнит преимущества. увеличения досуга с
преимуществом увеличения дохода. Но в настоящее время, бесспорно, я думаю,
значительное большинство людей предпочло бы увеличение дохода увеличению
досуга; и я не вижу достаточных оснований, почему следовало бы заставлять
тех, кто предпочитает более высокий доход, удовлетворяться большим досугом.
VI
Может показаться странным, что существует такая школа экономического
мышления, которая видит решение проблемы экономического цикла в приостановке
бума в начальной его стадии с помощью повышения нормы процента. Единственное
оправдание, которое можно найти для такой политики, выдвинуто Д. X.
Робертсоном, полагающим, что полная занятость - это недостижимый идеал и что
самое большое, на что можно надеяться, так это на уровень занятости,
значительно более устойчивый, чем сейчас, и в среднем, возможно несколько
более высокий.
Если исключить возможность больших изменений в политике, касающейся
установления контроля либо над инвестициями, либо над склонностью к
потреблению, и предположить, вообще говоря, что существующее положение дел
будет продолжаться, тогда, пожалуй, действительно можно утверждать, что в
среднем предположения будут оправдываться в большей мере, если банки будут
пресекать в корне начинающийся бум с помощью такой высокой нормы процента,
которая отпугнет даже самых стойких заблуждающихся оптимистов. Характерный
для кризиса крах предположений может причинять такие большие убытки и
потери, что средний уровень оправданных инвестиций, пожалуй, окажется выше
при условии применения этого тормоза. Однако даже при принятых допущениях
трудно наверняка сказать, как это будет на самом деле. Это вопрос
практического решения, требующий более детального изучения фактов. Может
быть, при таком подходе недоучитывается общественная выгода, связанная с
увеличением потребления на основе тех инвестиций, которые оказались
полностью неоправданными; даже такие инвестиции лучше, чем полное отсутствие
каких бы то ни было вложений. Кроме того, даже при самом искусном денежном
контроле можно оказаться в весьма затруднительном положении перед лицом
такого бума, какой был в 1929 г. в Америке, не располагая другими
средствами, кроме тех, которые имела в то время федеральная резервная
система; возможно, что никакие альтернативные решения в пределах ее
полномочий не оказали бы существенного влияния на результат. Но как бы то ни
было. такой взгляд представляется мне чрезмерно пораженческим и опасным. Он
предлагает или по крайней мере допускает сохранение слишком многих изъянов
нашей существующей экономической системы.
Однако крайняя точка зрения, согласно которой следует пользоваться
высокой нормой процента, чтобы сразу пресекать любую тенденцию к заметному
повышению уровня занятости выше средней, скажем, за предыдущее десятилетие,
чаще подкреплялась доводами, которые не имеют абсолютно никакого
обоснования, кроме путаницы мыслей. Иногда эта точка зрения порождается
представлением, что во время бума инвестиции имеют тенденцию превышать
сбережения и что повышение нормы процента восстанавливает равновесие,
затрудняя инвестиции, с одной стороны, и стимулируя сбережения - с другой.
Это рассуждение, предполагающее, что сбережения и инвестиции могут быть
одинаковы по величине, представляет собой бессмыслицу, если только этим
терминам не придается какое-либо особое значение. Или иногда говорят, что
рост сбережений, сопровождающий увеличение инвестиций, нежелателен и
неоправдан потому, что он, как правило, связан с повышением цен. Но если бы
это было так, то следовало бы возражать против всякого подъема существующего
уровня производства и занятости. Ведь рост цен в своей основе проистекает
вовсе не из увеличения инвестиций. В действительности он порождается тем,
что в течение небольшого периода времени цена предложения обычно поднимается
вместе с ростом производства либо вследствие реального сокращения
доходности, либо из-за тенденции к росту себестоимости в денежном выражении,
когда производство увеличивается. Если бы налицо были условия постоянной
цены предложения, то, конечно, не было бы роста цен, но и тогда увеличение
сбережений сопровождалось бы увеличением инвестиций. Именно рост
производства порождает рост сбережений, повышение цен - только побочный
продукт увеличения производства, и цены всё равно будут расти, если вовсе не
будет роста сбережений, а вместо этого увеличится склонность к потреблению.
Никто не имеет права узаконивать возможность покупать по низким ценам, если
они низки только потому, что низок уровень производства.
Или, например, считают злом, если рост инвестиций обусловлен падением
нормы процента вследствие увеличения количества денег. Однако в прежней
норме процента нет ровно никакого особенного достоинства, а новые деньги
никому не "навязываются". Их создают для удовлетворения возросшего
предпочтения ликвидности, соответствующего более низкой норме процента, или
для обслуживания возросшего оборота, и их держат те, кто предпочитает
держать деньги, вместо того, чтобы ссужать их по сниженному проценту. Еще
утверждают, что бум характеризуется "проеданием капитала", понимая,
по-видимому, под этим чистые отрицательные инвестиции, т. е. чрезмерной
склонностью к потреблению. Если бы экономический цикл не смешивали с
"бегством от денег", происходившим во время послевоенных европейских
валютных кризисов, то были бы все основания утверждать как раз
противоположное. Кроме того, если бы даже это было так, то в условиях
недостатка инвестиций более подходящим средством было бы понижение нормы
процента, а никак не ее повышение. Я вообще не вижу во всех этих теориях
никакого смысла, если только не сделать молчаливого допущения, что
совокупное производство не способно изменяться. Однако теория, которая
исходит из неизменного уровня производства, очевидно, не совсем пригодна для
объяснения экономического цикла.
VII
В более ранних исследованиях экономического цикла, особенно у Джевонса,
цикл объяснялся скорее сезонными колебаниями в сельском хозяйстве, чем
явлениями в промышленности. В свете вышеизложенной теории это представляется
весьма разумным подходом к решению проблемы. Даже в наше время колебания
величины запасов сельскохозяйственной продукции в течение того или иного
года является одной из важнейших причин изменения величины текущих
инвестиций. А в те времена, когда писал Джевонс,- и особенно в период, к
которому относилась большая часть его статистических данных,- этот фактор
должен был по своему значению далеко превосходить все остальные.
Теорию Джевонса о том, что экономический цикл порождается прежде всего
колебаниями в величине урожая, можно изложить следующим образом. После сбора
особенно большого урожая происходит обычно большое увеличение переходящих на
следующие годы запасов. Выручка от этого прироста запасов увеличивает
текущие поступления фермеров и рассматривается ими как доход. В то же время
прирост запасов не ведет к сокращению доходов или расходов других секторов
хозяйства, а финансируется из сбережений. Иными словами, увеличение
переходящих запасов есть добавка к текущим инвестициям. Этот вывод не теряет
силы, даже если цены резко падают. Подобным образом при плохом урожае
переходящие запасы расходуются на текущее потребление, и, значит,
соответствующая часть доходов или расходов потребителей не создает текущих
доходов для фермеров. Иными словами, то, что берется из переходящих запасов,
означает соответствующее уменьшение текущих инвестиций. Таким образом, если
инвестиции по другим статьям принимаются за неизменные, то разница в общей
сумме инвестиций между годами, когда происходит существенное увеличение
переходящих запасов, и теми годами, когда происходит существенное изъятие из
них, может быть велика. В обществе, где сельское хозяйство является
господствующей отраслью, эта разница будет далеко перекрывать любые обычные
колебания инвестиций, вызываемые другими причинами. Поэтому вполне
естественно, что поворот к повышательной тенденции характеризуется обильным
урожаем, а к понижательной - недородом. Далее, эта теория рассматривает
природные факторы регулярных циклов хороших и плохих урожаев; это, конечно,
особый вопрос, и мы его здесь не касаемся.
Относительно недавно были выдвинуты теории, согласно которым для
хозяйства выгодны плохие, а не хорошие урожаи либо потому, что плохие урожаи
заставляют людей работать за более низкое реальное вознаграждение, либо
потому, что порождаемое плохими урожаями перераспределение покупательной
способности рассматривается как фактор, благоприятный для потребления. Не
приходится говорить, что не эти теории я имел в виду, указывая выше на
явления, связанные с урожаем для объяснения экономического цикла.
Причины колебаний, коренящиеся в сельском хозяйстве, однако, гораздо
менее важны в современном мире по двум причинам. Во-первых,
сельскохозяйственное производство составляет теперь гораздо меньшую долю в
общем производстве. Во-вторых, развитие мирового рынка большинства
сельскохозяйственных товаров, охватывающего теперь оба полушария,
выравнивает влияние хороших и плохих урожаев, так как выраженные в процентах
колебания мирового урожая гораздо меньше его колебаний по отдельным странам.
Но в прежние времена, когда каждая страна зависела главным образом от своего
собственного урожая, трудно было найти какую-либо другую причину колебаний в
инвестициях, не считая войны, которую можно было бы каким-либо образом
сравнить по значению с изменениями размеров переходящих запасов
сельскохозяйственной продукции.
Даже и в наши дни необходимо уделять пристальное внимание той роли,
которую играют изменения запасов сырья как сельскохозяйственного, так и
минерального, в определении величины текущих инвестиций. Я склонен
приписывать медленные темпы выхода из кризиса, после того как уже достигнут
перелом, главным образом дефляционному влиянию сокращения чрезмерных запасов
до нормального уровня. Вначале, после того как бум терпит крах, накопление
запасов смягчает его разрушительную силу. Но за это смягчение позже
приходится расплачиваться замедлением темпов последующего подъема. Иногда
процесс рассасывания запасов должен полностью завершиться, прежде чем
наступит сколько-нибудь заметное оживление. Инвестиции по другим статьям,
сами по себе достаточные, чтобы вызвать повышательную тенденцию в условиях,
когда не происходит противодействующего им сокращения текущих запасов, могут
оказаться совершенно недостаточными, если такое сокращение запасов
продолжается.
Характерный пример этому представляют, по моему мнению, ранние стадии
американского "нового курса". Когда правительство Рузвельта начало
расходовать крупные суммы за счет выпуска займов, запасы всякого рода, и в
особенности сельскохозяйственных товаров, были еще очень велики. "Новый
курс" отчасти заключался во всемерных усилиях, направленных к снижению этих
запасов путем сокращения текущего производства и иными средствами.
Сокращение запасов до нормального уровня было необходимым процессом - фазой,
которую нужно было пройти. Но пока - около двух лет - продолжался этот
процесс, он в значительной мере ослаблял эффект расходов за счет займов,
производимых по другим статьям. Только с его окончанием открылся путь для
настоящего оживления. Американский опыт последнего времени представляет
также хороший пример той роли, которую играют колебания в размерах запасов
готовых изделий и незавершенного производства - товарных запасов, как их
теперь обычно называют,- в отклонениях меньшего масштаба в пределах основных
фаз экономического цикла. Предприниматели, начиная производство в
соответствии с объемом потребления, которое они предполагают увеличить через
несколько месяцев, нередко допускают небольшие просчеты, обычно забегая
несколько вперед. Когда их ошибка обнаруживается, им приходится быстро
сокращать производство до уровня ниже текущего потребления, чтобы дать
рассосаться излишним товарным запасам. Разница в размерах производства между
периодами забегания вперед и периодами отступления назад оказывает настолько
сильное влияние на текущие инвестиции, что ее можно вполне отчетливо
обнаружить с помощью весьма подробной статистики, имеющейся ныне в
Соединенных Штатах.
ГЛАВА 23
Заметки о меркантилизме, законах против ростовщичества, деньгах,
оплаченных марочным сбором, и теориях недопотребления
I
В течение примерно двух столетий и экономисты-теоретики, и практики не
сомневались в важных преимуществах для страны, вытекающих из активного
торгового баланса и серьезной опасности пассивного баланса, особенно если
последний приводит к утечке благородных металлов. Однако в течение последних
100 лет выявилась удивительная разница во мнениях. Основная масса
государственных деятелей и людей практики в большинстве стран и, пожалуй,
около половины их даже в Великобритании - на родине противоположного взгляда
- остались верны старой доктрине. В то же время почти все
экономисты-теоретики стали утверждать, что эти опасения совершенно не
обоснованы, если только не подходить к делу с очень уж узкой точки зрения,
так как механизм внешней торговли способен к саморегулированию, а попытки
вмешаться в его действие не только бесполезны, но и ведут к обеднению тех,
кто прибегает к ним, лишаясь преимуществ международного разделения труда.
Будет удобно, следуя установившейся традиции, называть более старое
направление меркантилизмом, а более новое - фритредерством, хотя оба эти
термина, поскольку каждый из них имеет и более широкое, и более узкое
значение, следует понимать в зависимости от контекста.
Вообще говоря, современные экономисты не только утверждают, что
международное разделение труда, как правило, в конечном счете дает больше
преимуществ, чем политика меркантилизма, но и объявляют всю аргументацию
меркантилистов основанной с начала до конца на интеллектуальной путанице.
Например, Маршалл (134) , хотя и нельзя сказать, что он отрицательно
отзывается о меркантилизме, вовсе не счел нужным касаться основных идей
меркантилистов как таковых и даже не упоминает о тех правильных положениях в
их взглядах, о которых я буду говорить ниже (135) . Равным образом и
теоретические уступки, на которые готовы пойти экономисты фритредерского
направления в современной полемике по вопросу, например, содействия развитию
новых отраслей промышленности или об улучшении соотношения между ценами на
экспортные и импортные товары, не затрагивают самой основы идей
меркантилизма. Я не помню, чтобы во время дискуссий по вопросам финансовой
политики в первой четверти текущего столетия хоть какой-нибудь экономист
согласился с тем, что протекционизм может увеличить внутреннюю занятость.
Пожалуй, лучше всего беспристрастно процитировать то, что я сам писал в то
время. Еще в 1923 г. я в качестве верного ученика классической школы, не
сомневающегося в том, чему его учили, и не делая никаких отступлений, писал:
"Если и есть что-то, чего не может сделать протекционизм, так это вылечить
от безработицы... В пользу протекционизма имеются определенные доводы,
основанные на том, что он может принести некоторые, хотя и маловероятные,
выгоды, и эти доводы оспорить не так просто. Но рассчитывать на исцеление от
безработицы - это значит совершать протекционистскую ошибку в самой
вульгарной и грубой форме (136) . Ранние меркантилистские теории вообще не
были нигде толком изложены, и мы были воспитаны в уверенности, что они
представляли собой почти полную бессмыслицу. Таким абсолютным и полным было
господство классической школы.
II
Вначале я изложу своими собственными словами то, что мне теперь
представляется элементами научной истины в изучении меркантилизма. Затем мы
сравним мое изложение с действительными аргументами меркантилистов.
Необходимо учитывать, что те преимущества, на которых настаивали
меркантилисты, носят национально ограниченный характер и вряд ли пригодны
для мира, взятого в целом.
Когда богатство страны довольно быстро увеличивается, то дальнейшему
прогрессу такого благополучного состояния может помешать в условиях
laissez-faire .недостаточность побуждений к новым инвестициям. При данной
социальной и политической обстановке и национальных особенностях,
определяющих склонность к потреблению, благосостояние успешно развивающегося
государства в основном зависит - по причинам, которые были изложены выше,-
от силы этих побуждений. Побуждения эти могут относиться к внутренним или к
иностранным инвестициям (включая в последние и накопление драгоценных
металлов), а то и другое вместе образуют общую сумму инвестиций. В условиях,
когда общие размеры инвестиций определяются лишь стремлением к получению
прибыли, возможности внутренних инвестиций будут зависеть в конечном счете
от уровня нормы процента в стране. Величина же заграничных инвестиций
неизбежно определяется размерами активного сальдо торгового баланса. Поэтому
в обществе, где и речи нет о прямых инвестициях под эгидой государственной
власти, вполне естественным предметом заботы правительства в области
экономической политики являются норма процента внутри страны и баланс
внешней торговли.
Если при этом единица заработной платы более или менее стабильна и не
подвержена сильным стихийным изменениям (а это условие почти всегда
выполнимо) и если состояние предпочтения ликвидности (имея в виду среднюю
краткосрочных колебаний) тоже более или менее стабильно и вдобавок неизменны
правила деятельности банков, тогда норма процента в основном будет зависеть
от количества драгоценных металлов (измеряемого в единицах заработной
платы), имеющегося в наличии для удовлетворения потребностей общества в
ликвидных активах. Вместе с тем в век, когда крупные иностранные займы и
прямое владение находящимся за границей богатством едва ли возможны в
широком масштабе, прирост и сокращение количества драгоценных металлов будут
в основном зависеть от того, активен или пассивен торговый баланс.
Таким образом, как это бывает, забота государственной власти о
поддержании активного торгового баланса служила сразу двум целям и была к
тому же единственным доступным средством их достижения. В те времена, когда
государственная власть не оказывала прямого воздействия на норму процента
внутри страны и на другие побуждения к внутренним инвестициям, меры,
принимавшиеся в целях увеличения активного сальдо торгового баланса, были
единственным прямым средством в распоряжении государства для увеличения
заграничных инвестиций. В то же время влияние активного торгового баланса на
приток драгоценных металлов было единственным косвенным средством понижения
внутренней нормы процента и, следовательно, усиления побуждения к внутренним
инвестициям.
Не следует, однако, упускать из виду двух обстоятельств, ограничивающих
успех такой политики. Если норма процента внутри страны настолько
понижается, что объем инвестиций начинает существенно стимулировать рост
занятости до такого уровня, когда последний достигает неких критических
точек, за которыми начинается повышение единицы заработной платы. В этих
условиях рост издержек производства внутри страны будет оказывать
неблагоприятное влияние на сальдо внешнеторгового баланса, и поэтому усилия,
направленные на увеличение последнего, перестают давать эффект и становятся
тщетными. Вместе с тем если норма процента внутри страны падает так низко по
отношению к нормам процента за границей, что поощряет кредитование
иностранных заемщиков в размерах, не соответствующих активному сальдо
торгового баланса, то это может вызвать утечку драгоценных металлов,
достаточную для того, чтобы обратить во вред все ранее полученные
преимущества. Риск того, что одно из названных обстоятельств возникнет в
реальной ситуации, особенно велик для большой страны, играющей важную роль в
мировом хозяйстве, в условиях, когда текущая добыча драгоценных металлов
относительно невелика и приток денег в одну страну означает их утечку из
другой. Поэтому отрицательное влияние роста издержек производства и падения
нормы процента внутри страны может еще больше осложниться (если
меркантилистская политика заходит слишком далеко) вследствие снижения
издержек и роста нормы процента за границей.
Экономическая история Испании в конце XV и в XVI вв. дает нам пример
страны, внешняя торговля которой пришла в упадок вследствие влияния на
единицу заработной платы чрезмерного изобилия драгоценных металлов. В
довоенные годы XX в. Великобритания являла собой пример страны, где
чрезмерно широкие возможности предоставления иностранных кредитов и
приобретения собственности за границей часто препятствовали снижению
внутренней нормы процента, тогда как последнее было необходимо для
обеспечения полной занятости внутри страны. Индия во все времена служила
примером страны, впавшей в бедность вследствие предпочтения ликвидности,
превратившегося в такую сильную страсть, что даже огромного и постоянного
притока драгоценных металлов было недостаточно для снижения нормы процента
до уровня, совместимого с ростом реального богатства.
Тем не менее, если мы рассматриваем общество с относительно устойчивой
единицей заработной платы, с известными национальными чертами, определяющими
склонность к потреблению и предпочтение ликвидности, и денежной системой,
жестко связывающей количество денег с запасом драгоценных металлов, то в
таком обществе для поддержания его процветания существенно важно, чтобы
государственная власть уделяла пристальное внимание торговому балансу. Дело
в том, что благоприятное сальдо торгового баланса при условии, если оно не
слишком велико, чрезвычайно стимулирует хозяйство, а неблагоприятный баланс
может вскоре породить продолжительную депрессию.
Из этого не следует, что максимальное ограничение импорта обеспечит
наиболее благоприятный торговый баланс. Ранние меркантилисты подчеркивали
это и часто противились торговым ограничениям, поскольку в длительной
перспективе эти ограничения могли ухудшить торговый баланс. Можно даже
утверждать, что в особых условиях Великобритании середины XIX в. почти
полная свобода торговли была политикой, наиболее содействовавшей развитию
активного баланса. Современная практика торговых ограничений в послевоенной
Европе богата примерами необдуманных ограничений свободы международного
оборота, которые вместо того, чтобы улучшить торговый баланс, как это
имелось в виду, на самом деле действовали в противоположном направлении.
По этой и по другим причинам читатель не должен делать преждевременных
выводов о практической политике, к которой подводят наши соображения.
Существуют веские доводы общего характера против торговых ограничений, если
только они не оправданы какими-либо особыми обстоятельствами. Преимущества
международного разделения труда реальны и существенны, если даже
классическая школа их сильно преувеличила. Тот факт, что выигрыш нашей
собственной страны от благоприятного баланса может означать соответственный
ущерб для какой-либо другой страны (в чем меркантилисты отдавали себе ясный
отчет), означает не только необходимость большой умеренности в обеспечении
себя запасом драгоценных металлов не более чем это необходимо и разумно, но
также и то, что неосторожная политика может повести к бессмысленному
международному соперничеству за активный торговый баланс, которое в равной
мере повредит всем (137) . Наконец, политика торговых ограничений - это
коварное оружие даже для достижения поставленной цели, так как влияние
частных интересов, некомпетентность властей и трудность самой задачи могут
привести к тому, что результаты вместо ожидаемых получатся прямо
противоположные.
Таким образом, моя критика направлена против несостоятельности
теоретических основ доктрины laissez-faire, на которой я сам воспитывался и
которой в течение многих лет обучал других, а также против утверждения, что
норма процента и объем инвестиций автоматически устанавливаются на
оптимальном уровне и что поэтому забота о торговом балансе - это лишь потеря
времени. Мы, академические экономисты, оказались слишком самоуверенными,
ошибочно считая детским упрямством то, что в течение веков было первейшей
заботой государственного управления.
Под влиянием этой ошибочной теории лондонское Сити постепенно выработало
для поддержания равновесия самую опасную технику, какую только можно себе
представить, а именно регулирование банковского процента в сочетании с
жестким паритетом иностранных валют. Это означало, что поддержание
внутренней нормы процента, совместимой с полной занятостью, совершенно
исключалось. Поскольку на практике невозможно пренебрегать платежным
балансом, то выработали средство контроля, которое вместо того, чтобы
защитить внутреннюю норму процента, приносило ее в жертву слепой стихии. За
последнее время лондонские банкиры-практики многому научились, и можно почти
надеяться, что в Великобритании больше никогда не будут пользоваться методом
регулирования банковского процента для защиты платежного баланса в таких
условиях, когда это может породить безработицу внутри страны.
С точки зрения теории отдельной фирмы и распределения продукта при данной
занятости ресурсов классическая теория сделала вклад в экономическую науку,
который не приходится оспаривать. Без этой теории как составной части общего
аппарата мышления невозможно составить ясное представление о названных
предметах. Меня нельзя заподозрить в том, что я ставлю под вопрос эти
достижения, обратив внимание на пренебрежение со стороны классической школы
к тому ценному, что содержалось в трудах ее предшественников. Но если
говорить о вкладе в искусство государственного управления экономической
системой в целом и обеспечения оптимальной занятости всех ресурсов этой
системы, то ранние представители экономической мысли XVI и XVII вв. в
некоторых вопросах достигали практической мудрости, которая в оторванных от
жизни абстракциях Рикардо была сначала забыта, а потом и вовсе вычеркнута.
Были благоразумными их постоянные заботы о снижении нормы процента с помощью
законов против ростовщичества (к которым мы еще вернемся ниже в этой главе)
путем поддержания на определенном уровне внутреннего запаса денег и
ограничения роста единицы заработной платы, а также их готовность обратиться
в качестве последнего средства к восстановлению запаса денег посредством
девальвации, если этот запас становился явно недостаточным вследствие
неустранимой утечки денег за границу, роста единицы заработной платы (138)
или по каким-либо другим причинам.
Ранние представители экономической мысли могли прийти к разумным
практическим выводам, и не отдавая себе ясного отчета о лежащих в их основе
теоретических посылках. Рассмотрим поэтому вкратце их доводы и рекомендации.
Это сравнительно легко сделать, обратившись к капитальной работе проф.
Хекшера "Меркантилизм", так как именно благодаря этой книге важнейшие черты
экономической мысли за два столетия стали впервые известны широким кругам
экономистов. Приведенные ниже цитаты заимствованы главным образом из этого
источника (139) .
1. Меркантилисты никогда не предполагали существования тенденции к
автоматическому установлению нормы процента на нужном уровне. Наоборот, они
горячо настаивали на том, что чрезмерно высокая норма процента является
главным препятствием к росту богатства. Они даже знали, что норма процента
зависит от предпочтения ликвидности и от количества денег. Они занимались и
вопросом уменьшения предпочтения ликвидности, и увеличением количества
денег, а некоторые из них ясно указывали, что роста количества денег они
добиваются для того, чтобы снизить норму процента. Проф. Хекшер так
резюмирует эту сторону их теории.
"Позиция наиболее проницательных меркантилистов была в этом вопросе, как
и во многих других, совершенно ясна в определенных границах. Для них деньги
были, употребляя терминологию нашего времени, таким же фактором
производства, как и земля. Иногда деньги рассматривались как "искусственное"
богатство в отличие от "естественного" богатства. Процент на капитал
рассматривался как плата за "аренду" денег аналогично земельной ренте.
Поскольку меркантилисты пытались найти объективное объяснение высокой нормы
процента - а они делали это все чаще и чаще в течение рассматриваемого
периода,- они отыскивали эти причины в общем количестве денег. Из имеющегося
обильного материала будут взяты лишь наиболее типичные примеры для того,
чтобы показать прежде всего, насколько устойчиво было это представление,
насколько глубоки были его корни и в какой мере оно не зависело от
практических соображений. Обе стороны в борьбе по вопросам денежной политики
и торговли с Ост-Индией в начале 20-х годов XVII в. в Англии были полностью
согласны между собой в этом пункте. Джерард Мелин, подробно обосновывая свой
тезис, заявлял, что "изобилие денег отрицательно сказывается на
ростовщичестве, воздействуя на цену или ставку процента" (140) . Его
воинственный и довольно беспринципный противник Эдуард Миссельден отвечал,
что "средством против ростовщичества может быть изобилие денег" (141) .
Полвека спустя один из ведущих писателей того времени Чайлд, всемогущий
руководитель Ост-Индской компании и ее наиболее искусный адвокат, обсуждал
(в 1668 г.) вопрос о том, насколько законодательное установление
максимальной процентной ставки - чего он настойчиво добивался - может
отразиться на выкачке "денег" голландцами из Англии. В качестве средства
борьбы с этим опасным явлением он предлагал облегчение трансферта долговых
обязательств, когда последние используются в качестве валюты, потому что
это, как он говорил, "возместит недостаток по крайней мере половины наличных
денег, которыми мы пользуемся в стране". Другой автор - Петти, который стоял
совершенно в стороне от этого столкновения интересов,- высказывал
аналогичную точку зрения, когда он объяснял "естественное" падение нормы
процента с 10 до 6 увеличением количества денег ("Политическая арифметика",
1676 г.) и рекомендовал предоставление процентных займов как подходящее
средство для страны, у которой слишком много "монеты" (142) .
Такого рода рассуждения, естественно, имели хождение не только в Англии.
Например, несколькими годами позже (в 1701 и 1706 гг.) французские купцы и
государственные деятели жаловались на нехватку монеты (disette des especes)
как на причину высоких процентных ставок и пытались снизить взимаемые
ростовщиками проценты путем увеличения денежного обращения (143) .
Великий Локк был, по-видимому, первым, кто в своем споре с Петти (144)
сформулировал в абстрактной форме связь между нормой процента и количеством
денег. Он оспаривал предложение Петти об установлении максимальной нормы
процента на том основании, что это так же практически неосуществимо, как и
фиксированный максимум земельной ренты, поскольку "естественная стоимость
денег, выражающаяся в их способности приносить ежегодный доход в форме
процента, зависит от отношения всего количества обращающихся в королевстве
денег ко всей торговле королевства (т. е. к общей сумме продаж всех
товаров)" (145) . Локк поясняет, что деньги имеют двоякую стоимость: 1)
стоимость их использования, выражающуюся в проценте, "и в этом отношении они
имеют ту же природу, что и земля, но только доход от земли называется
рентой, а от денег - пользой (use) " (146) , и 2) меновую стоимость, "и в
этом отношении они имеют ту же природу, что и товар", причем их меновая
стоимость "зависит только от изобилия или недостатка денег по отношению к
изобилию или недостатку этих товаров, а не от величины процента". Таким
образом, Локк явился родоначальником двух родственных вариантов
количественной теории. Во-первых, он утверждает, что норма процента зависит
от отношения количества денег (с учетом скорости обращения) к общей
стоимости торговли. Во-вторых, он утверждает, что меновая стоимость денег
зависит от отношения количества денег к общему количеству товаров на рынке.
Но, стоя одной ногой на позиции меркантилизма, а другой - на почве
классической теории (147) , он не мог иметь достаточно четкого представления
о связи между этими двумя отношениями и упустил из виду возможность
колебаний в предпочтении ликвидности. Однако он стремился объяснить, что
понижение нормы процента не оказывает прямого влияния на уровень цен и
затрагивает цены, "только если изменение процента в хозяйстве ведет к
притоку или утечке денег или товаров, изменяя со временем соотношение между
теми и другими здесь, в Англии, по сравнению с прежним уровнем", т. е. если
понижение процента ведет к вывозу наличных денег или к увеличению объема
производства. Но Локк, как я думаю, никогда не достигал подлинного синтеза.
Насколько хорошо меркантилисты различали норму процента и предельную
эффективность капитала, видно из той цитаты (напечатанной в 1621 г.),
которую Локк приводит из "Письма другу о ростовщичестве": "Высокий процент
вредит торговле. Выгода от процентов больше, чем прибыль от торговли, и это
побуждает богатых купцов бросать торговлю и отдавать свой капитал под
проценты, а более мелких купцов разоряет". Фортри дает еще один пример
ставки на низкий процент как на средство увеличения богатства (148) .
Меркантилисты не проглядели и того, что если в результате чрезмерного
предпочтения ликвидности притекающие драгоценные металлы переходят в
сокровища, то преимущество для нормы процента теряется. В некоторых случаях
(например, у Мана) стремление к усилению могущества государства побуждало их
все же выступать в защиту накопления денег в государственной казне. Но
другие меркантилисты откровенно противились такой политике.
"Шрётер, например, пользовался обычными меркантилистскими аргументами,
рисуя мрачную картину того, как обращение страны могло бы лишиться своих
денег вследствие большого роста государственной казны... Он проводил также
вполне логичную параллель между накоплением сокровищ монастырями и экспортом
излишка драгоценных металлов, что, по его мнению, было самым плохим оборотом
дела, какой только можно себе представить. Давенант объяснял крайнюю
бедность многих восточных наций, которые, как полагали, имели больше золота
и серебра, чем другие страны мира, тем, что там сокровища "обречены праздно
лежать в сундуках князей"... Если в накоплении сокровищ государством видели
в лучшем случае сомнительное благо, а часто и большую опасность то не
приходится и говорить, что частного накопления следовало избегать, как чумы.
Это была одна из тех наклонностей, против которой бесчисленные меркантилисты
метали громы и молнии, и я не думаю, чтобы можно было найти в этом хоре хотя
бы один голос, звучащий диссонансом" (149) .
2. Меркантилисты понимали обманчивость дешевизны и опасность того, что
чрезмерная конкуренция может привести к невыгодному для страны соотношению
цен на экспортные и импортные товары. Так, Мелин писал в своем "Lex
Mercatoria" (1622): "He стремитесь продавать дешевле других в ущерб для
государства под предлогом увеличения торговли. Торговля не расширяется,
когда товары очень дешевы, потому что дешевизна проистекает из слабого
спроса и недостатка денег, что и делает вещи дешевыми; напротив, торговля
увеличивается, когда налицо изобилие денег и товары дорожают, пользуясь
спросом" (150) . Проф. Хекшер так подытоживает эту сторону теории
меркантилизма:
"В течение полутора веков этот взгляд снова и снова подтверждался тем
положением, что страна, у которой относительно меньше денег, чем у других
стран, вынуждена "продавать дешево и покупать дорого..."
Еще в первоначальном издании "Рассуждений об общем благе", т. е. в
середине XVI в., эта точка зрения была уже ясно высказана. В самом деле,
Хейлс говорил: "И все же, если бы иностранцы были склонны брать наши товары
в обмен на свои, то что побуждало бы их повышать цены других вещей (понимая
под другими вещами и те, которые мы покупаем у них), хотя наши товары
достаточно дешевы для них? И в этом случае мы проиграем, а они выиграют,
поскольку они продают дорого и покупают наши товары дешево, вследствие чего
обогащаются сами и разоряют нас. Я бы, скорее, повышал цены наших товаров,
когда они повышают цены своих, как мы это теперь и делаем. Если при этом
кое-кто и проиграет, то все же не так сильно, как при другом образе
действия" (151) . Несколько десятилетий спустя (1581 г.) он был
безоговорочно поддержан в этом вопросе своим издателем. В XVII в. эта точка
зрения появляется снова без существенного изменения. Мелин, например,
полагал, что такое неблагоприятное положение может явиться следствием того,
чего он более всего опасался, а именно падения курса английской валюты...
Эта концепция встречается постоянно. Петти в своей работе "Verbum Sapienti"
(написанной в 1665 г. и опубликованной в 1691 г.) считал, что упорные
усилия, направленные на увеличение количества денег, можно прекратить только
тогда, "когда мы наверняка имеем больше денег (и ни в коем случае не столь
же мало), чем любое из соседних государств, как в арифметической, так и в
геометрической пропорции". За период времени между написанием и
опубликованием этой работы Кок заявил: "Если бы в нашей казне денег было
больше, чем в казне соседних государств, меня бы не беспокоило то, что в ней
была бы одна пятая того, что у нас есть теперь" (1675 г.) (152) .
3. Меркантилисты были родоначальниками "боязни товаров" и представления о
недостатке денег как о причине безработицы, которое экономисты-классики
двумя столетиями позже отвергли как нелепость:
"Один из самых ранних случаев ссылки на безработицу как на основание для
запрета импорта можно найти во Флоренции в 1426 г. ...Английское
законодательство по этому вопросу восходит по крайней мере к 1455 г.
...Изданный почти в то же время французский декрет 1466 г., заложивший
основу шелковой промышленности Лиона, ставшей позднее столь знаменитой,
менее интересен, поскольку он на самом деле не был направлен против
иностранных товаров. Но и в этом декрете упоминалось о возможности
предоставить работу десяткам тысяч безработных мужчин и женщин. Отсюда
видно, как широко был распространен этот довод в те времена..."
Впервые этот вопрос, как и почти все социальные и экономические проблемы,
стал широко обсуждаться в Англии в середине XVI в. или немного ранее - при
королях Генрихе VIII и Эдуарде VI. В связи с этим мы должны упомянуть ряд
сочинений, написанных, по-видимому, в конце 30-х годов XVI в., причем по
крайней мере два из них, вероятно, принадлежат перу Клемента Армстронга...
Он формулирует это положение, например, так: "Изобилие иностранных товаров,
доставляемых ежегодно в Англию, не только породило нехватку денег, но и
подорвало все ремесла, обеспечивавшие возможность зарабатывать деньги на еду
и питье многим простым людям, которые теперь вынуждены жить безработными,
попрошайничать и воровать" (153) .
"Наиболее ярким из известных мне примеров типично меркантилистских
высказываний о таком состоянии дел являются дебаты о нехватке денег,
происходившие в английской палате общин в 1621 г., когда наступил серьезный
кризис, затронувший, в частности, вывоз сукна. Один из наиболее влиятельных
членов парламента, сэр Эдвин Сэндис, очень ясно описал обстановку того
времени. Он указывал, что фермеры и ремесленники почти повсеместно
испытывают лишения, что ткацкие станки бездействуют из-за недостатка денег в
стране, что крестьянам приходится расторгать свои контракты" не из-за
недостатка плодов земли (благодарение Господу!), а из-за недостатка денег".
Ввиду создавшегося положения было решено предпринять подробное расследование
вопроса о том, куда могли уйти деньги, недостаток которых чувствовался столь
остро. Многочисленные нападки были направлены против всех тех людей, которые
были заподозрены в том, что способствовали либо экспорту драгоценных
металлов, либо их исчезновению путем соответствующей деятельности внутри
страны" (154) .
Меркантилисты понимали, что своей политикой они, по выражению проф.
Хекшера, "убивали одним выстрелом двух зайцев". "С одной стороны, страна
освобождалась от нежелательного избытка товаров, который, как тогда
полагали, вел к безработице, а с другой - увеличивался общий запас денег в
стране" (155) со всеми вытекающими отсюда преимуществами в смысле падения
нормы процента.
Невозможно понять те представления, к которым приводил меркантилистов их
действительный опыт, если не учесть, что на протяжении всей человеческой
истории существовала хроническая тенденция к более сильной склонности к
сбережению по сравнению с побуждением инвестировать. Слабость побуждения к
инвестированию во все времена была главнейшей экономической проблемой. В
наше время слабость этого побуждения можно объяснить главным образом
величиной уже существующих накоплений, тогда как в прежние времена,
по-видимому, гораздо большую роль играли риск и всякого рода случайности. Но
результат от этого не меняется. Желание отдельных лиц увеличивать свое
личное богатство, воздерживаясь от потребления, обычно было сильнее, чем
побуждение предпринимателей увеличивать национальное богатство путем
использования рабочей силы для производства товаров длительного пользования.
4. Меркантилисты не обманывались относительно националистического
характера их политики и ее тенденций к развязыванию войны. Они единодушно
стремились к национальной выгоде и относительному могуществу (156) .
Мы можем критиковать их за явное безразличие, с которым они принимали это
неизбежное следствие международной денежной системы. Однако в теоретическом
отношении их реализм много предпочтительнее путаных представлений
современных защитников международного фиксированного золотого стандарта и
политики laissez-faire в области международного кредитования, которые
думают, будто именно такой политикой можно лучше всего содействовать делу
Мира. В экономике, где денежные контракты и пошлины являются более или менее
фиксированными в течение определенного времени, где количество средств
обращения в стране и уровень внутренней нормы процента определяются главным
образом платежным балансом, как это было в Великобритании до войны, у
государственных органов власти нет иного общепринятого средства
противодействия безработице внутри страны, кроме борьбы за увеличение
экспортного излишка и импорта денежного металла за счет соседей. Никогда еще
в истории не был выдуман метод, который в большей степени давал бы
преимущества одной стране за счет ее соседей, чем международный золотой (а
ранее серебряный) стандарт. Ибо при таком положении дела внутреннее
благосостояние страны непосредственно зависит от конкурентной борьбы за
рынки и за драгоценные металлы. Если благодаря счастливой случайности новые
поступления золота и серебра были сравнительно велики, борьба могла
несколько смягчаться. Но с ростом богатства и уменьшением предельной
склонности к потреблению эта борьба становилась все более разрушительной.
Роль экономистов ортодоксального направления, у которых не хватало здравого
смысла для преодоления их ложной логики, оказалась роковой. Когда в слепой
борьбе за выход из трудностей некоторые страны отбросили в сторону
обязательства, делавшие ранее невозможным самостоятельное регулирование
нормы процента, эти экономисты стали проповедовать, будто необходимо влезть
в прежние оковы в качестве первого - шага к общему улучшение положения.
Между тем правильно как раз обратное. Именно политика независимой нормы
процента, не нарушаемая соображениями международных отношений, и
осуществления программы национальных инвестиций, направленной на достижение
высокого уровня внутренней занятости, дважды благословенна потому, что она
одновременно помогает и нам, и нашим соседям. И именно одновременное
проведение такой политики всеми странами, вместе взятыми, способно
восстановить экономическое благополучие и мощь в международном масштабе
независимо от того, будем ли мы оценивать их уровнем внутренней занятости
или объемом международной торговли (157) .
IV
Меркантилисты понимали, в чем заключается проблема, но не могли довести
свой анализ до определения путей ее решения. Классическая же школа вовсе
игнорировала проблему, введя в свои предпосылки такие условия, которые
означали ее исключение. Так возник разрыв между выводами экономической
теории и здравого смысла. Замечательным достижением классической теории было
то, что она преодолела представления "обыкновенного человека", будучи в то
же время ошибочной. Проф. Хекшер говорит по этому вопросу следующее:
"Если основная позиция по отношению к деньгам и материалу, из которого
они сделаны, не изменилась за период с крестовых походов и до XVIII в., то
это значит, что мы имеем дело с глубоко укоренившимися представлениями.
Может быть, такие представления существовали и за пределами указанного
периода в 500 лет, даже если они и не доводили до "боязни товаров"... За
исключением эпохи laissez-faire, никакой век не был свободен от этих
представлений. Только благодаря единственному в своем роде влиянию на умы
laissez-faire удалось на время преодолеть представления "обыкновенного
человека" в этом вопросе" (158) .
"Требовалась безоговорочная преданность доктрине laissez-faire для того,
чтобы искоренить "боязнь товаров"... (которая) является наиболее
естественной позицией "обыкновенного человека" в условиях денежного
хозяйства. Доктрина фритредерства отрицала существование очевидных факторов
и была обречена на дискредитацию в глазах человека с улицы, как только идея
laissez-faire перестала держать людей в плену своей идеологии" (159) .
Я вспоминаю гнев и недоумение Бонара Лоу, когда экономисты отрицали то,
что было очевидно. Он стремился разъяснить истинное положение вещей.
Невольно напрашивается аналогия между господством классической школы
экономической теории и некоторых религий. Ведь для того, чтобы изгнать из
круга представлений очевидное, нужна гораздо большая власть, чем для того,
чтобы ввести в сознание рядовых людей нечто малопонятное и отдаленное.
V
Остается еще один тесно связанный со всем этим, но все же особый вопрос,
по которому в течение столетий и даже тысячелетий просвещенное мнение
придерживалось определенных концепций, отвергнутых впоследствии классической
школой как наивных, но заслуживающих почетной реабилитации. Я имею в виду
положение, согласно которому норма процента не приспосабливается
автоматически к уровню, наиболее отвечающему общественной пользе, а
постоянно стремится подняться слишком высоко, и мудрое правительство должно
заботиться о том, чтобы снизить ее, опираясь на законы и обычаи и даже
взывая к морали.
Постановления против ростовщичества принадлежат к числу наиболее древних
из известных нам экономических мероприятий. Подрыв побуждения инвестировать
вследствие чрезмерного предпочтения ликвидности был величайшим злом, главной
помехой для роста богатства в древнем мире и в средние века. И это вполне
естественно, поскольку риск и случайности экономической жизни либо уменьшали
предельную эффективность капитала, либо способствовали росту предпочтения
ликвидности. Поэтому в мире, где никто не чувствовал себя в безопасности,
было почти неизбежно, что норма процента, если ее не сдерживать всеми
средствами, имеющимися в распоряжении общества, поднималась слишком высоко и
препятствовала необходимому побуждению инвестировать.
Я был воспитан в вере, что отношение средневековой церкви к проценту
было, по существу, абсурдным и утонченные рассуждения о различии между
доходом по денежным займам и доходам от реальных инвестиций - это лишь
иезуитская уловка, чтобы обойти на практике нелепую теорию. Но теперь,
перечитывая эти споры, я вижу в них честную интеллектуальную попытку
распутать то, что классическая теория безнадежно запутала, а именно норму
процента и предельную эффективность капитала. Теперь представляется ясным,
что изыскания схоластов были направлены на разъяснение формулы, которая
допускала бы высокую предельную эффективность капитала и держала бы в то же
время на низком уровне норму процента, используя для этого закон, обычаи и
моральные санкции.
Даже Адам Смит проявлял в своем отношении к законам о ростовщичестве
чрезвычайную умеренность. Он хорошо понимал, что индивидуальные сбережения
могут быть либо поглощены инвестициями, либо отданы в долг и что направление
их именно в инвестиции ничем не гарантировано. Далее Смит благосклонно
относился к низкой норме процента, считая, что это увеличивает шансы на
помещение сбережений в новые инвестиции, а не в долговые обязательства; и
именно по этой причине в параграфе, за который его сильно упрекал Бентам
(160) , он защищал умеренное применение законов о ростовщичестве (161) .
Кроме того, Бентам основывал свою критику главным образом на том, что
присущая Адаму Смиту шотландская осторожность слишком сурова по отношению к
"грюндерам" и что установление максимального процента оставит слишком мало
возможностей для вознаграждения за законный и общественно полезный риск.
Бентам подразумевал под "грюндерами" "всех лиц, которые в погоне за
богатством или преследуя какую-либо другую цель, пускаются с помощью
богатства на любое "изобретательство"... всех тех, кто, преследуя свои
собственные цели, стремится к чему-либо такому, что можно назвать
"улучшением". Короче говоря, дело идет о любом подобном применении
человеческих способностей, где изобретательность нуждается в помощи
богатства. Конечно, Бентам был прав, протестуя против законов, мешавших
оправданному риску. "Благоразумный человек,- продолжает Бентам,- в таких
обстоятельствах не будет выбирать хорошие затеи из множества плохих, так как
он вообще не будет впутываться ни в какие затеи" (162) .
Можно сомневаться, действительно ли это имел в виду Адам Смит. Не слышим
ли мы в Бентаме (хотя он и писал в марте 1787 г. в "Кричеве в Белоруссии")
голос Англии XIX в., обращенный к XVIII в.? Только в исключительных условиях
величайшей эпохи с точки зрения побуждения к инвестированию можно было
упустить из виду теоретическую возможность недостаточности такого
побуждения.
VI
Здесь уместно упомянуть странного, несправедливо забытого проповедника
Сильвио Гезелла (1862-1930), чей труд заключает в себе проблески глубокой
проницательности и кто лишь совсем немного не дошел до существа вопроса. В
послевоенные годы его последователи засыпали меня экземплярами его работ.
Тем не менее из-за некоторых явных дефектов аргументации я не мог полностью
оценить его заслуги. Как часто бывает с недостаточными знаниями, основанными
скорее на интуиции, их значение стало очевидным только тогда, когда я пришел
к своим собственным выводам своим собственным путем. Как и другие
академические экономисты, я расценивал его глубоко оригинальные устремления
не более как причуду. Так как, по-видимому, немногие из читателей этой книги
хорошо знакомы с Гезеллом, я отвожу ему здесь достаточное место, что было бы
в противном случае неоправданным.
Гезелл (163) был преуспевающим немецким купцом в Буэнос-Айресе, начавшим
изучать проблемы денег под влиянием кризиса конца 80-х годов, который был
особенно сильным в Аргентине. Его первый труд - "Реформа монетного дела как
путь к социальному государству" - был опубликован в Буэнос-Айресе в 1891 г.
Его основные идеи о деньгах опубликованы в том же году в Буэнос-Айресе в
работе "Nervus rerum", а также во многих последующих книгах и памфлетах,
выходивших вплоть до его ухода от дел и отъезда в Швейцарию в 1906 г. Как
состоятельный человек он мог посвятить последние десятилетия своей жизни
двум самым восхитительным занятиям, доступным тем, кто не должен
зарабатывать себе на жизнь,- литературному труду и опытам в сельском
хозяйстве.
Первая часть его классической работы "Осуществление права на полный
рабочий день" была опубликована в 1906 г. в Женевских высотах, в Швейцарии,
а вторая - в 1911 г. в Берлине под названием "Новое учение о проценте". Обе
части были опубликованы в Берлине и в Швейцарии во время войны (1916 г.) и
выдержали при его жизни шесть изданий, последнее из которых называется
"Свободное государство и свободные деньги как путь к естественному
экономическому порядку". В английском переводе (Филиппа Раи) эта работа
издана под названием "Естественный экономический порядок". В апреле 1919 г.
Гезелл входил в качестве министра финансов в просуществовавший короткое
время кабинет Баварской советской республики и впоследствии был осужден
военным трибуналом. Последнее десятилетие своей жизни он провел в Берлине и
Швейцарии, посвятив себя пропаганде своих идей. Гезелл, создав вокруг себя
атмосферу полурелигиозного поклонения, которая ранее концентрировалась
вокруг Генри Джорджа, стал почитаемым проповедником культа с тысячами
последователей во всем мире. Первый международный съезд швейцарского и
немецкого Фрейландфрейгельд Бунда и подобных организаций из многих стран
состоялся в Базеле в 1923 г. После смерти Гезелла в 1930 г. то особое
поклонение, которое могли возбудить такие доктрины, как его, перешло к
другим проповедникам (на мой взгляд, менее выдающимся). Д-р Бюши является
лидером движения в Англии, но его работы поступают, по-видимому, из
Сан-Антонио в Техасе, его главные силы находятся в настоящее время в
Соединенных Штатах, где проф. Ирвинг Фишер, единственный из академических
экономистов, признает значение этого движения.
Несмотря на одеяния пророка, в которые Гезелла облачают его
последователи, основная его работа написана сухим, научным языком, хотя она
от начала до конца пронизана более страстной, более эмоциональной
приверженностью к социальной справедливости, чем это, как считают, подобает
ученому. Та часть работы, которая почерпнута у Генри Джорджа (164) , хотя и
является, несомненно, важным источником силы движения, представляет собой в
общем-то второстепенный интерес.
Внесенный Гезеллом вклад в теорию денег и процента можно изложить
следующим образом. Во-первых, он проводит ясное разграничение между нормой
процента и предельной эффективностью капитала и доказывает, что именно норма
процента ставит предел темпам роста реального капитала. Во-вторых, он
отмечает, что норма процента - это чисто денежный феномен и что
специфическая особенность денег, из которой вытекает значение процента на
деньги, заключается в том, что владение деньгами как средством накопления
богатства вовлекает их держателя в ничтожные издержки хранения, а такие
формы богатства, как, например, запасы товаров, хранение которых связано с
издержками, приносят в действительности доход только потому, что таков
"порядок", установленный деньгами*. Гезелл ссылается на сравнительную
устойчивость нормы процента на протяжении веков как на доказательство того,
что она не может зависеть от чисто физических факторов, поскольку изменения
последних от одной эпохи к другой должны быть неизмеримо больше, чем
наблюдавшиеся -изменения процента. Другими словами (по моей терминологии),
норма процента, которая зависит от постоянных психологических факторов,
оставалась устойчивой, тогда как факторы, подверженные сильным колебаниям,
которые в первую очередь влияют на величину предельной эффективности
капитала, определяют не норму процента, а темпы роста реального капитала при
данной норме процента.
Но здесь-то и кроется большой порок теории Гезелла. Он показывает, что
только существование процента на деньги дает возможность извлекать выгоду от
ссуды товаров. Его диалог между Робинзоном Крузо и чужеземцем (165) -
превосходная экономическая притча, не уступающая никакому другому
произведению этого рода,- иллюстрирует эту мысль. Но, приведя объяснения,
почему денежная норма процента в отличие от большинства процентных ставок на
товары не может быть отрицательной, он упустил из виду необходимость
объяснить и то, почему денежная норма процента является положительной, и не
объяснил, почему она не определяется (как это утверждала классическая школа)
размерами дохода, получаемого на производительный капитал. Беда в том, что
от него ускользнуло понятие предпочтения ликвидности. Он разработал теорию
нормы процента только наполовину.
Именно неполнотой его теории надо объяснить то обстоятельство, что
академический мир не обратил внимания на работы Гезелла. Все же он развил
свою теорию настолько, что пришел к практическим рекомендациям, которые в
своей основе могут соответствовать потребностям, хотя они и неосуществимы в
действительной жизни в той форме, в какой он их предложил. Он доказывает,
что рост реального капитала задерживается денежной нормой процента. Если
этот тормоз устранить, то рост реального капитала в современном мире станет
настолько быстрым, что будет, вероятно, оправдана нулевая норма процента,
правда не немедленно, но в течение сравнительно короткого периода времени.
Таким образом, первейшая необходимость заключается в снижении денежной нормы
процента, а этого, как указывает Гезелл, можно достигнуть, заставив
владельцев денег нести издержки их хранения аналогично издержкам хранения
бездействующих запасов товаров. Отсюда он пришел к своему знаменитому
предложению о деньгах, "оплаченных марочным сбором", с которым связывается
главным образом его имя и которое получило благословение проф. Ирвинга
Фишера. В соответствии с этим предложением стоимость денежных знаков (хотя,
очевидно, это необходимо было бы применить также по крайней мере и к
некоторым разновидностям кредитных денег) должна сохраняться только при
условии ежемесячного наклеивания на них марок, покупаемых на почте (примерно
так, как на страховую карточку). Стоимость марок могла бы фиксироваться на
любом подходящем уровне. Согласно моей теории, эта стоимость должна была бы
быть примерно равна превышению денежной нормы процента (без учета стоимости
марок) над предельной эффективностью капитала, совместимой с таким уровнем
новых инвестиций, который соответствует полной занятости. Рекомендованная
Гезеллом величина сбора-1% в месяц, что равно 5,4% в год. В нынешних
условиях это было бы слишком много, но найти подходящую цифру, которую
следовало бы время от времени менять, можно было бы только практическим
путем.
Общая идея, лежащая в основе этого предложения, несомненно, здравая.
Весьма возможно, что удалось бы ее применить на практике в скромных
масштабах. Но есть много затруднений, которых Гезелл не предвидел. В
частности, он не учел того, что не только деньгам присуща премия за
ликвидность и что деньги отличаются от других товаров только тем, что премия
по ним выше, чем по любым другим товарам. Если бы денежные знаки были лишены
их премии за ликвидность введением системы наклейки марок, то их место
заняли бы многочисленные суррогаты: кредитные деньги, долговые бессрочные
обязательства, иностранная валюта, ювелирные изделия и драгоценные металлы и
т. д. Как я уже раньше отметил, были времена, когда страстное желание
владеть землей независимо от приносимого ею дохода поддерживало норму
процента на высоком уровне. Впрочем, по системе Гезелла такая возможность
была бы устранена национализацией земли.
VII
Теории, которые мы рассматривали выше, касались по существу, той
составляющей эффективного спроса, которая зависит от достаточности
побуждения инвестировать. Однако совсем не ново приписывать бедствия
безработицы недостаточности другой составляющей, а именно слабой склонности
к потреблению. Но такое объяснение экономических бед нашего времени - столь
же непопулярное у экономистов классической школы - играло гораздо меньшую
роль в мышлении XVI и XVII вв. и приобрело известное влияние только
сравнительно недавно.
Хотя жалобы на недопотребление играли весьма подчиненную роль в
воззрениях меркантилистов, все же проф. Хекшер приводит ряд примеров того,
что он называет "глубоко укоренившейся верой в полезность роскоши и вред
бережливости". Действительно, бережливость рассматривалась как причина
безработицы по двум мотивам: во-первых, потому, что реальный доход, как
полагали, уменьшается на сумму денег, не участвующую в обмене, и, во-вторых,
потому, что сбережение отвлекает деньги из обращения (166) . В 1598 г. г-н
Лафма ("Сокровища и богатства, необходимые для великолепия государства")
(167) выступил против тех, кто отказывался от французского шелка, указывая,
что покупатели французских предметов роскоши обеспечивают пропитание
беднякам, в то время как скупость заставила бы последних умереть в нищете
(168) . В 1662 г. Петти оправдывал "развлечения, великолепные зрелища,
триумфальные арки и т. п." ввиду того, что их стоимость течет в карманы
пивоваров, булочников, портных, сапожников и т. п. Фортри оправдывал
"излишества нарядов". Фон Шрёттер (в 1686 г.) неодобрительно отзывался по
поводу ограничений роскоши и заявлял, что он хотел бы, чтобы щегольство в
одежде и т. п. было даже еще больше. Барбон (в 1690 г.) писал, что
"расточительность - это порок, который вредит человеку, но не торговле...
Жадность - вот порок, вредный и для человека, и для тоpгoвли" (169) . В 1695
г. Кери доказывал, что если бы каждый тратил больше, то все получали бы
большие доходы и "могли бы жить в большем достатке" (170) .
Мысль Барбона, однако, получила широкую известность благодаря "Басне о
пчелах" Бернарда Мандевиля - книге, признанной вредной судом присяжных в
Мидлсексе в 1723 г. и выделяющейся в истории этических учений своей
скандальной репутацией. Насколько известно, только один человек сказал о ней
доброе слово, а именно - д-р Джонсон, который заявил, что она не смутила
его, а, наоборот, "очень широко открыла глаза на действительный мир". В чем
именно заключалась безнравственность книги - об этом можно судить по статье
Лесли Стивена в "Словаре национальных биографий".
"Мандевиль вызвал глубокое возмущение своей книгой, в которой он
остроумными парадоксами придал привлекательность циничной системе морали...
Его учение о том, что процветание больше увеличивается в результате
расходов, чем в результате сбережений, согласовывалось со многими
экономическими заблуждениями, которые еще не искоренены (171) . Допуская
вместе с аскетами, что человеческие желания являются в своей основе злом и
порождают "частные пороки", и соглашаясь одновременно с общепринятой точкой
зрения, что богатство есть "общественное благо", он легко показал, что
всякая цивилизация зависит от развития порочных наклонностей..."
"Басня о пчелах" - это аллегорическая поэма "Ропщущий улей, или
Мошенники, ставшие честными", где показана плачевная участь процветающего
общества, в котором все граждане внезапно возымели желание ради сбережения
расстаться с роскошью и сократить вооружения государства.
Теперь уже ни один благородный не мог довольствоваться тем, Чтобы жить и
брать в долг то, что он расходует. Ливреи висят в ломбардах, Кареты они
отдают за бесценок, Породистых лошадей продают целыми упряжками, Продают и
загородные виллы, чтобы уплатить долги. Бесполезных расходов чураются, как
безнравственного обмана. За границей они не держат войск. Ни в грош не
ставят "почтение иностранцев" И суетную славу войн. Они дерутся, но лишь за
свою страну, Когда дело идет о праве и свободе.
Высокомерная Хлоя
Сокращает свое меню И носит круглый год свое грубое платье.
Ну а каков же результат этой перемены?
А теперь подумайте о славном улье и посмотрите, Как уживаются между собой
честность и торговля: Роскошь быстро скудеет и исчезает, И теперь выявляется
совсем другая сторона дела, Так как ведь исчезли не только те, Кто каждый
год тратил большие деньги, Но и массы людей, что жили на эти деньги, Каждый
день делая свою работу. Тщетно пробовали они искать других занятий, Везде
излишки.
Земли и дома падают в цене; Чудесные дворцы, стены которых, Подобные
стенам Фив, были воздвигнуты искусством, Теперь сдаются в наем...
Строительное дело совсем подорвано, У ремесленников больше нет занятий,
Никакой живописец теперь уже не знаменит своим искусством. Больше не
называют имен резчиков по камню и дереву.
И "мораль" отсюда такова:
Благодаря одной добродетели народы не могут жить В великолепии. Кто хочет
возродить Золотой Век, должен иметь Не только честность, но и желуди в пищу.
Две цитаты из комментария, которые следуют за аллегорией, показывают, что
изложенное выше основано на определенных теоретических соображениях.
"Поскольку благоразумная экономия, которую некоторые именуют сбережением,
является для отдельной семьи наиболее верным средством увеличить ее
состояние, кое-кто воображает, что если все станут применять это средство
(которое они считают практически возможным), независимо от того, бедна или
богата их страна, то это будет иметь такое же значение для нации в целом, и
что, например, англичане были бы много богаче, если бы были такими же
экономными, как некоторые из их соседей. Я думаю, что это ошибка" (172) .
В противовес этому Мандевиль заключает:
"великое искусство сделать нацию счастливой и тем, что мы называем
процветающей, состоит в том, чтобы дать каждому возможность быть занятым.
Чтобы осуществить это, первой заботой правительства должно быть поощрение
всего разнообразия мануфактур, искусств и ремесел, какое только может
изобрести человеческий ум, и второй заботой - поощрение сельского хозяйства
и рыболовства во всех их видах таким образом, чтобы вся земля, как и
человек, могла полностью проявить свои возможности. От такой политики, а не
от никчемных правил о расточительности и бережливости можно ожидать величия
и счастья народов. Пусть стоимость золота и серебра поднимается или падает,
благополучие всех человеческих обществ будет всегда зависеть от плодов земли
и труда народа. Соединенные вместе, они представляют более надежное, более
неистощимое и реальное богатство, чем все золото Бразилии или серебро
Потоси".
Неудивительно, что такие безнравственные чувства вызывали в течение двух
столетий неодобрение моралистов и экономистов, считавших себя гораздо более
добродетельными на основании своей суровой доктрины, согласно которой нельзя
найти других надежных средств, кроме крайней бережливости и экономии, как со
стороны отдельных лиц, так и со стороны всего государства. Петти, с его
защитой "развлечений, великолепных зрелищ, триумфальных арок и т. п.",
уступил место копеечной мудрости гладстоновских финансов и такой системе,
когда государство "не может позволить себе" госпитали, места отдыха,
красивые здания и даже охрану памятников старины, а тем более великолепие
музыки и драмы, предоставляя все это частной благотворительности или
великодушию щедрых людей.
О подобных идеях не вспоминали в респектабельных кругах в течение целого
столетия, пока у Мальтуса, в его поздних работах, представление о
недостаточности эффективного спроса не заняло определенного места в научном
объяснении безработицы. Поскольку я остановился на этом довольно подробно в
моем очерке о Мальтусе (173) , то здесь можно воспроизвести одну-две
характерные цитаты из упомянутого очерка:
"Почти в каждой части мира мы видим обширные бездействующие
производительные силы, и я объясняю это явление тем, что из-за неправильного
распределения созданного продукта не возникает достаточных побуждений для
продолжения производства... Я определенно утверждаю, что попытка накапливать
слишком быстро (что предполагает значительное сокращение непроизводительного
потребления) должна преждевременно затормозить рост богатства ввиду
ослабления обычных стимулов к производству... Но если верно, что попытка
накапливать очень быстро вызовет такое распределение между вознаграждением
за труд и прибылями, которое почти совсем подорвет как побуждения к
накоплению, так и возможности накопления в будущем и, следовательно,
возможности содержания и использования растущего населения, то не следует ли
признать, что такие попытки накапливать слишком быстро или слишком много
сберегать могут быть в действительности вредны для страны?" (174)
"Вопрос заключается в том, может ли этот застой в накоплении капитала и
вытекающий отсюда застой в спросе на труд, порожденные увеличением
производства без соответственного увеличения непроизводительного потребления
лендлордов и капиталистов, иметь место без ущерба для страны, не ведя к
меньшей степени счастья и богатства, чем это было бы в том случае, если бы
непроизводительное потребление лендлордов и капиталистов находилось в таком
отношении к естественным излишкам общества, чтобы обеспечить непрерывное
поддержание стимулов к производству, предотвратить сначала ненормальный
спрос на труд, а затем неизбежное и внезапное сокращение этого спроса. Но
если это так, то как можно говорить, что бережливость, хотя она и может быть
вредной для производителей, не может быть вредной для государства или что
увеличение непроизводительного потребления лендлордов и капиталистов не
может иногда оказаться подходящим средством для исправления положения, когда
мотивы к производству ослабели" (175) .
"Адам Смит утверждал, что капиталы увеличиваются бережливостью, что
каждый экономный человек является благодетелем общества и что увеличение
богатства зависит от превышения производства над потреблением. Что эти
положения в значительной мере правильны, не подлежит сомнению... Но
совершенно очевидно, что они не могут быть верными до бесконечности и что
принцип сбережения, доведенный до крайности, подорвал бы стимулы к
производству. Если бы каждый довольствовался самой простой пищей, самой
скромной одеждой и- жильем, то, очевидно, и не существовало бы никаких
других видов пищи, одежды и жилья... Видимо, то и другое - крайности. Отсюда
следует, что должен существовать какой-то средний уровень - хотя
политическая экономия, пожалуй, и не сможет его установить,- при котором,
учитывая состояние производительных сил и желание потреблять, поощрение
роста богатства было бы наибольшим" (176) .
"Среди всех мнений, высказанных способными и умными людьми, с которыми
мне пришлось встретиться, мнение Сэя, утверждающего, что "потребленный или
уничтоженный продукт - все равно что потерянный рынок сбыта" (I, i ch. 15),
как мне кажется, наиболее откровенно противоречит верной теории и почти
постоянно опровергается практикой. И, однако, оно прямо вытекает из нового
учения, в силу которого нужно рассматривать товары только в их взаимном
отношении друг к другу, а не к потребителям. Что, спросил бы я, сделалось бы
со спросом на товары, если бы все потребление, кроме хлеба и воды,
прекратилось на ближайшие полгода? Какое бы получилось накопление товаров!
Какой сбыт! Какой замечательный рынок получился бы при этом!" (177)
Однако Рикардо остался совершенно глух к тому, что говорил Мальтус.
Последний отзвук этого спора можно найти в рассуждении Джона Стюарта Милля и
его теории фонда заработной платы (178) , игравшей, по его собственному
мнению, важную роль в опровержении им позднего Мальтуса, на спорах о
котором, он, конечно, был воспитан.
Последователи Милля отвергли его теорию фонда заработной платы, но
проглядели тот факт, что опровержение Миллем Мальтуса зависело от этой
теории. Их прием заключался в том, чтобы исключить эту проблему из свода
законов экономической теории, не решив ее, а предав забвению. Она вообще
исчезла из научных дискуссий. Кэрнкросс, искавший недавно следы этой
проблемы в трудах второстепенных викторианцев (179) , нашел их меньше, чем
можно было ожидать (180) . Теории недопотребления пребывали в забвении до
появления в 1889 г. "Физиологии промышленности" Дж. А. Гобсона и А. Ф.
Меммери - первого и наиболее значительного из многочисленных томов его
работ, в которых, в течение почти 50 лет, Гобсон боролся с. неослабевающим,
но почти бесплодным рвением и отвагой против многочисленных ортодоксов. Хотя
теперь эта книга совершенно забыта, публикация ее в известном смысле
знаменует эпоху в развитии экономической мысли (181) .
"Физиология промышленности" была написана Гобсоном в сотрудничестве с А.
Ф. Меммери. Гобсон изложил историю написания этой книги следующим образом
(182) . "Только к середине 80-х годов моя неортодоксальность в экономической
теории начала принимать определенную форму. Хотя кампания Генри Джорджа
против земельной собственности и агитация различных социалистических групп
против явного угнетения рабочего класса, вместе с откровениями обоих Бутсов
по поводу лондонской нищеты, произвели на меня глубокое впечатление, они не
подорвали мою веру в политическую экономию. Это произошло, можно сказать,
из-за случайной встречи. Будучи учителем в школе в Эксетере, я познакомился
с одним бизнесменом по имени Меммери, известным альпинистом, открывшим новый
путь к вершине Меттер-хорна и погибшим в 1895 г. при попытке достигнуть
знаменитой гималайской вершины Нанга-Парбат. Меня связывали с ним - вряд ли
стоит об этом даже говорить,- конечно, не интересы в области альпинизма. Он
был также и интеллектуальным исследователем, обладавшим врожденной
способностью находить свои собственные пути и не считаться с
интеллектуальными авторитетами. Этот человек втянул меня в споры о
чрезмерном сбережении, в котором он видел причину недостаточного
использования капитала и труда в периоды ухудшения конъюнктуры. Я долго
старался опровергнуть его аргументы, пользуясь обычным оружием
ортодоксальной экономической теории. Но в конце концов он переубедил меня, и
я взялся вместе с ним за разработку теории чрезмерного сбережения,
изложенной в нашей книге "Физиология промышленности", опубликованной в 1889
г. Это было первое открытое выступление в моей еретической карьере, и я
никак не представлял себе его немедленные последствия. Как раз в это время я
оставил работу в школе и взялся за новое дело: чтение популярных лекций по
экономике и литературе при университете. Первым ударом был отказ лондонского
управления народных курсов разрешить мне чтение курса политической экономии.
Как я узнал, причиной было вмешательство одного профессора-экономиста,
который прочитал мою книгу и увидел в ней нечто вроде попытки доказать, что
земля плоская. Каким образом может существовать предел полезному сбережению,
когда каждый элемент сбережения улучшает структуру капитала и увеличивает
фонд, из которого выплачивается заработная плата? Здравомыслящие экономисты
не могли без ужаса относиться к теории, которая стремится подорвать источник
всякого промышленного прогресса (183) . Еще один случай заставил меня
почувствовать всю греховность моей позиции. Хотя мне и не позволили читать
лекции по политической экономии в Лондоне, мне разрешили благодаря большому
либерализму движения народных курсов при Оксфордском университете обратиться
к провинциальной аудитории, ограничившись практическими вопросами,
касающимися положения рабочего класса. Как раз в это время организация
благотворительных обществ задумала провести цикл лекций по экономическим
вопросам и предложила мне подготовить курс. Я выразил свою готовность
взяться за эту новую лекционную работу, как вдруг, внезапно, без всякого
объяснения, предложение было взято назад. Даже и тогда я не совсем понял,
что, ставя под вопрос преимущества безграничной бережливости, я совершил
непростительный грех".
В этой ранней работе со своим соавтором Гобсон более прямо, чем в
позднейших работах, высказался о классической экономической теории, на
которой он был воспитан. По этой причине, а также потому, что это было
первым изложением его теории, я приведу цитаты из нее, чтобы показать,
насколько значительна и хорошо обоснована была критика авторов и правильна
была их интуиция. Они следующим образом характеризуют в предисловии существо
тех выводов, которые они подвергают критике:
"Сбережение обогащает, а расходование денег делает бедным общество, как и
отдельных лиц, и поэтому можно выдвинуть в качестве общего положения, что
действительная любовь к деньгам лежит в основе этих экономических
достижений. Она не только обогащает самого бережливого человека, но и
повышает заработную плату, дает занятие безработным и расточает благодеяния
везде и всюду. От ежедневных газет и до новейших экономических трактатов, от
кафедры проповедника и до палаты общин это положение повторялось непрестанно
до тех пор, пока сомневаться в этом стало просто нечестивостью. И все же
образованный мир при поддержке большинства экономистов, вплоть до
опубликования работы Рикардо, решительно отвергал это учение, и если позднее
оно было принято, то лишь вследствие неспособности опровергнуть теперь уже
сведенную на нет теорию о фонде заработной платы. То, что вывод пережил
аргумент, на котором он логически основывался, можно объяснить только
большим авторитетом провозглашавших его великих людей. Экономисты отважились
критиковать детали этой теории, но боялись затрагивать ее основные выводы.
Наша цель - показать, что эти выводы неправильны, что возможно чрезмерное
развитие привычки к сбережению и что такое чрезмерное сбережение обедняет
общество, выбрасывает рабочих на улицу, сокращает заработную плату, сеет
уныние и подавленность в деловом мире, которые известны под именем
экономических депрессий...
Цель производства - снабдить потребителя "полезными благами и
удобствами". Это непрерывный процесс, начиная от первичной переработки сырья
и до конечного потребления полезных благ либо услуг. Единственное
использование капитала заключается в помощи производству этих полезностей
или услуг, и весь его объем будет неизбежно изменяться в зависимости от
количества ежедневно или еженедельно потребляемых благ и услуг. Сбережение,
увеличивая совокупный капитал, одновременно уменьшает количество
потребляемых благ и услуг. Поэтому чрезмерное развитие привычки сберегать
должно вызвать накопление капитала в размере, превышающем его использование,
и этот избыток принимает форму общего перепроизводства" (184) .
В последней фразе абзаца - корень ошибки самого Гобсона. Он полагает, что
чрезмерное сбережение порождает действительное накопление капитала сверх
потребности в нем. На самом деле это второстепенное зло, которое проистекает
только из-за ошибок в предвидении. Главное же зло - это склонность сберегать
в условиях полной занятости больше, чем требуемый эквивалент, препятствуя
таким образом полной занятости, за исключением случаев ошибок в предвидении.
Однако одной-двумя страницами далее он, по моему мнению, совершенно верно
излагает, во всяком случае, половину проблемы, хотя и упускает из виду
возможное влияние изменений нормы процента и деловой уверенности, т. е.
факторов, которые он, по-видимому, считает заранее данными.
"Мы приходим, таким образом, к заключению, что основа, на которой
покоилась со времен Адама Смита вся экономическая наука,- а именно
представление, что количество ежегодно производимого продукта определяется
совокупностью природных факторов, капитала и труда,- ошибочна и что,
напротив, объем производства, хотя и не может никогда превысить границ,
установленных этими факторами, может упасть и фактически падает намного ниже
этого максимума вследствие препятствий, создаваемых чрезмерным сбережением и
вытекающим из этого перепроизводством. Иными словами, в современных
промышленных обществах потребление ограничивает производство, а не
производство - потребление" (185) .
Наконец, Гобсон показывает отношение своей теории к аргументации
защитников ортодоксального фритредерства:
"Отметим также, что обвинение в коммерческой глупости, так легко
бросаемое ортодоксальными экономистами по адресу наших американских родичей
и других протекционистских обществ, не может поддерживаться какими-либо
приводившимися до сих пор фритредер-скими доводами, так как все эти доводы
основывались на предпосылке, что перепроизводство невозможно" (186) .
Следующая за тем аргументация, возможно, неполна. Но все же это первое явное
утверждение того факта, что капитал образуется не в результате склонности к
сбережению, а в результате спроса, обусловленного текущим и перспективным
потреблением. Ход мыслей авторов виден из следующих нескольких цитат:
"Должно быть ясно, что капитал общества не может с пользой увеличиваться
без соответственного роста потребления товаров... Всякое увеличение
сбережения и капитала, чтобы быть действительным, требует соответствующего
роста потребления в ближайшем будущем" (187) ... И когда мы говорим о
будущем потреблении, то имеем в виду не потребление через 10, 20 или 50 лет,
а в самое ближайшее время... Если растущая бережливость или осторожность
побуждает людей больше сберегать в настоящем, то они должны согласиться
больше потреблять в будущем (188) ...
Ни на одной стадии производственного процесса не может быть экономически
оправдано существование большего количества капитала, чем это необходимо для
снабжения товарами при текущем объеме потребления (189) ... Ясно, что моя
личная бережливость никоим образом не затрагивает общих экономических
сбережений "общества, но лишь определяет, какая доля общего сбережения будет
осуществляться мной или кем-либо другим. Мы покажем, как бережливость одной
части общества заставляет другую его часть жить вне рамок ее дохода (190)
... Большинство современных экономистов отрицает, что потребление может
иногда быть недостаточным. Можем ли мы найти какую-либо действующую
экономическую силу, которая могла бы побудить общество к такой излишней
бережливости, и если есть такие силы, то не обеспечивает ли механизм
торговли сдерживающего влияния? Мы покажем, во-первых, что в каждом
высокоорганизованном промышленном обществе постоянно действует сила,
которая, естественно, побуждает к излишней бережливости, а во-вторых, что
якобы заложенные в самом механизме торговли "тормоза" либо вовсе не
действуют, либо недостаточны для предотвращения крупного ущерба торговле
(191) ... Краткий ответ, который дал Рикардо на утверждения Мальтуса и
Чалмерса, был, по-видимому, принят большинством позднейших экономистов как
вполне достаточный. "Продукция всегда покупается за продукцию или услуги.
Деньги - это лишь орудие, посредством которого осуществляется обмен. Поэтому
увеличение производства всегда сопровождается соответственным увеличением
способности к приобретению и потреблению, и перепроизводства быть не
может".- Ricardo. Principles of Political Economy, p. 362 (192) .
Гобсон и Меммери знали, что процент есть не что иное, как плата за
пользование деньгами (193) . Они также достаточно хорошо знали, что их
противники будут ссылаться на то, будто должно произойти "такое падение
нормы процента (или прибыли), которое будет сдерживать сбережения и
восстановит правильную пропорцию между производством и потреблением" (194) .
В ответ они указывали, что "если падение прибыли побуждает людей сберегать
меньше, то это должно проявляться двумя путями - либо склоняя их расходовать
больше, либо производить меньше" (195) . В отношении первого случая они
доказывали, что если прибыль падает, то весь доход общества уменьшается, и
"мы не допускаем, чтобы, когда средняя величина дохода падает, люди
испытывали побуждение к увеличению потребления только потому, что премия за
бережливость соответственно уменьшилась". Что же касается второй
возможности, то, пишут авторы, "мы и не думаем отрицать, что падение
прибыли, вызванное перепроизводством, будет тормозить производство.
Предположение о наличии такого тормоза и есть центральный пункт нашей
аргументации" (196) . Тем не менее их теории не хватало законченности именно
потому, что они не разработали самостоятельной теории процента. Вследствие
этого Гобсон слишком подчеркивал (особенно в своих последних книгах) роль
недопотребления, ведущего к чрезмерным, т. е. нерентабельным, инвестициям,
вместо того, чтобы объяснить, что относительно слабая склонность к
потреблению содействует появлению безработицы, потому что она требует и не
получает в компенсирующем объеме новые инвестиции, которые хотя иногда в
течение короткого времени и имеют место вследствие чрезмерно оптимистических
ожиданий, но вообще не производятся вследствие падения ожидаемой прибыли
намного ниже уровня, устанавливаемого нормой процента.
Со времени войны на нас обрушился целый поток еретических теорий
недопотребления, из которых наиболее знаменита теория майора Дугласа. Сила
аргументации майора Дугласа заключалась главным образом в том, что у
ортодоксальной теории не было убедительного ответа на его разрушительную
критику. С другой стороны, детали его концепции, в частности так называемая
"теорема А + Б", содержит много чистейшей мистификации. Если бы майор Дуглас
ограничил свои статьи "сектора Б" создаваемыми предпринимателями финансовыми
резервами, которым не соответствуют никакие текущие расходы на возмещение и
обновление, он был бы ближе к истине. Но даже и в этом случае следует
учитывать возможность балансирования этих резервов новыми инвестициями по
другим направлениям, а также увеличением расходов на потребление. Майор
Дуглас вправе претендовать на то, что он, не в пример некоторым своим
ортодоксальным противникам, по крайней мере не упустил совсем из виду весьма
важную проблему нашей экономической системы. Однако он, может быть, имеет
право претендовать на ранг рядового, но никак не майора в храброй армии
еретиков, включающей Мандевиля, Мальтуса, Гезелла и Гобсона, которые, следуя
своей интуиции, предпочли, пусть смутно и неполно, видеть истину, чем
защищать ошибку, выведенную, правда, с соблюдением требований ясности и
последовательности, на основе простой логики, но из предпосылок, не
соответствующих фактам.
ГЛАВА 24
Заключительные замечания о социальной философии, к которой может привести
общая теория
I
Наиболее значительными пороками экономического общества, в котором мы
живем, являются его неспособность обеспечить полную занятость, а также его
произвольное и несправедливое распределение богатства и доходов. Связь
изложенной выше теории с первой частью проблемы очевидна. Но есть также два
важных аспекта, касающихся второй ее части.
С конца XIX в. был достигнут значительный прогресс в устранении
чрезмерного неравенства богатства и доходов посредством прямых налогов:
подоходного, добавочного прогрессивного и налога с наследства, особенно в
Великобритании. Многие хотели бы пойти по этому пути еще дальше, но их
останавливают два соображения. Отчасти они опасаются, что слишком велик
станет соблазн ловких уклонений, а также что слишком уменьшатся стимулы к
принятию на себя риска. Главным же образом их смущает, как я думаю,
представление, что рост капитала зависит от силы побуждения к
индивидуальному сбережению и что в отношении большей части этого роста мы
зависим от сбережения богатых людей за счет их излишков. Наши аргументы не
затрагивают первого из этих соображений. Но они могут существенно изменить
отношение ко второму. Мы видели, что до достижения уровня полной занятости
рост капитала вообще не стимулируется слабой склонностью к потреблению, а,
напротив, сдерживается ею. Только в условиях полной занятости слабая
склонность к потреблению способствует росту капитала. Более того, опыт
показывает, что в нынешних условиях сбережения учреждений и фондов погашения
более чем достаточны, и мероприятия, направленные на перераспределение
доходов и ведущие к усилению склонности к потреблению, могут оказаться
весьма благоприятными для роста капитала.
Путаные представления по этому вопросу, бытующие среди широкой публики,
можно проиллюстрировать очень распространенным мнением о том, что налог на
наследство является причиной уменьшения богатства страны. Если государство
использует поступления от налога на наследство на покрытие своих обычных
расходов, так что налоги на доходы и на потребление соответственно
уменьшаются или вовсе отменяются, тогда, конечно, верно, что политика
высоких налогов на наследство увеличивает склонность общества к потреблению,
усиливает, как правило (т. е. за исключением условий полной занятости),
также и побуждение к инвестированию, то традиционно выводимое заключение как
раз противоположно истине.
Таким образом, наш анализ приводит к выводу, что в современных условиях
рост богатства не только не зависит от воздержания состоятельных людей, как
обычно думают, но, скорее всего, сдерживается им. Одно из главных социальных
оправданий большого неравенства в распределении богатства, следовательно,
отпадает. Я не утверждаю, что нет других причин, не затрагиваемых нашей
теорией, которые могут в определенных обстоятельствах оправдать известную
степень неравенства. Но этим устраняется одна из самых важных причин, по
которой до сих пор мы считали необходимым действовать с большой
осторожностью. Это особенно касается нашего отношения к налогу на
наследство, так как некоторые соображения в пользу неравенства доходов явно
неприменимы в той же мере к неравенству наследств.
Что касается меня, то я полагаю, что есть известные социальные и
психологические оправдания значительного неравенства доходов и богатства,
однако не для столь большого разрыва, какой имеет место в настоящее время.
Есть такие нужные виды человеческой деятельности, для успешного
осуществления которых требуются меркантильная заинтересованность и общие
условия частной собственности на капитал. Более того, опасные человеческие
наклонности можно направить по сравнительно безобидному руслу там, где
существуют перспективы "делать деньги" и накапливать личное богатство. Эти
же наклонности, если они не могут быть удовлетворены таким путем, могут
найти выход в жестокости, безрассудном стремлении к личной власти и влиянию
и других формах самовозвеличивания. Лучше, чтобы человек тиранил свои
текущие счета, чем своих сограждан. И хотя часто говорят, что первое - это
лишь средство ко второму, все-таки иногда это представляет хоть какую-то
альтернативу. Но не обязательно, чтобы для поощрения названных видов
деятельности и удовлетворения наклонностей, о которых идет речь, игра велась
по таким высоким ставкам как сейчас. И гораздо меньшие ставки будут служить
так же хорошо, как только игроки привыкнут к ним. Задачу преобразования
человеческой натуры не следует смешивать с задачей руководства людьми. Хотя
в идеальном обществе люди, может быть, и будут так обучены или воспитаны,
чтобы не чувствовать интереса к выигрышу, все же мудрое и благоразумное
государственное руководство должно дать возможность вести игру в
соответствии с установленными правилами и ограничениями до тех пор, пока
средний человек или хотя бы значительная часть общества остаются сильно
подверженными страсти "делать деньги".
II
Есть, однако, еще один, более фундаментальный вывод из нашей теории,
имеющий отношение к сохранению неравенства в распределении богатства в
будущем, а именно - наша теория процента. До сих пор относительно высокую
норму процента оправдывали необходимостью создания достаточного побуждения к
сбережению. Но мы показали, что величина эффективного сбережения неизбежно
определяется размерами инвестиций и что увеличению размера последних
содействует низкая норма процента, если только мы не будем пытаться
стимулировать инвестиции этим путем вне условий полной занятости. Отсюда
следует, что нам всего выгоднее снижать норму процента до такого ее
отношения к величине предельной эффективности капитала, при которой будет
обеспечена полная занятость.
Не может быть сомнения в том, что, исходя из этого критерия, норма
процента должна быть гораздо ниже уровня, существовавшего до сих пор, и,
насколько можно судить по изменениям предельной эффективности капитала в
соответствии с увеличением массы капитала, норма процента, вероятно,
постоянно будет снижаться, если окажется возможным поддерживать неизменно
более или менее полную занятость, исключая случаи какого-либо чрезвычайного
изменения в совокупной склонности к потреблению (учитывая и потребление
государства).
Я убежден, что спрос на капитал ограничен узкими рамками в том смысле,
что было бы нетрудно увеличить массу капитала до такого объема, при котором
его предельная эффективность упала бы до очень низкого уровня. Это не
значит, что пользование капитальными средствами не стоило бы почти ничего;
это означает, что пользование капитальными средствами приносило бы доход,
несколько превышающий стоимость их физического и морального износа, плюс
небольшую надбавку за риск и вознаграждение за мастерство и самостоятельное
принятие решений. Короче говоря, весь доход, приносимый товарами длительного
пользования в течение всего срока их службы, так же как и товарами
кратковременного пользования, как раз покрывал бы издержки на оплату труда,
связанные с их производством, плюс надбавку за риск и вознаграждение за
мастерство и надзор.
Далее, хотя такое положение и совместимо с некоторым индивидуализмом, оно
означало бы эвтаназию рантье и, следовательно, эвтаназию все более
усиливающегося гнета капиталистов, имеющих возможность эксплуатировать
обусловленную недостатком ценность капитала. Процент в нынешних условиях
вовсе не является вознаграждением за какую-нибудь действительно понесенную
жертву, так же как и земельная рента. Собственник капитала может получить
процент потому, что капитал редок, так же как и собственник земли может
получить ренту потому, что количество земли ограниченно. Но тогда как
редкость земли может обусловливаться присущими только земле свойствами, для
редкости капитала таких причин нет. Особая причина такой редкости в смысле
подлинной жертвы, которую можно было бы компенсировать предложением
вознаграждения в виде процента, не могла бы существовать в течение
длительного времени, за исключением тех случаев, когда индивидуальная
склонность к потреблению оказалась бы настолько высокой, что чистые
сбережения в условиях полной занятости были бы исчерпаны еще до образования
достаточного изобилия капитала. Но даже и в этих случаях могли бы
поддерживаться общественные сбережения, осуществляемые с помощью государства
на таком уровне, который обеспечил бы рост капитала до размеров, когда
перестал бы ощущаться его недостаток.
Я рассматриваю поэтому рантьерскую особенность капитализма как переходную
фазу, которая исчезнет после выполнения своей миссии. А с исчезновением этой
рантьерской черты изменится и многое другое. Кроме того, большим
преимуществом того хода развития событий, который я защищаю, будет то, что
эвтаназия рантье как нефункционирующего инвестора не будет внезапной, а
явится постепенным и длительным продолжением процесса, наблюдаемого в
последнее время в Великобритании, и не потребует никакой революции.
Таким образом, мы можем стремиться на практике (и в этом нет ничего
недостижимого) к увеличению массы капитала, пока он не перестанет быть
редким, так что нефункционирующий инвестор уже больше не будет получать
премии, и к такой системе прямых налогов, которая позволила бы поставить на
службу обществу ум, энергию и квалификацию финансистов, предпринимателей et
hos genus omne (настолько преданных своему ремеслу, что их труд можно будет
получить гораздо дешевле, чем теперь) за разумное вознаграждение.
В то же время мы должны признать, что только опыт покажет, насколько
общая воля, воплощенная в политике государства, должна быть направлена на
усиление и укрепление побуждения инвестировать и насколько безопасно
стимулировать среднюю склонность к потреблению, не отказываясь от цели
лишить капитал его ценности, обусловленной редкостью, в течение одного или
двух поколений. Может случиться, что склонность к потреблению будет
настолько усилена понижением нормы процента, что полная занятость будет
достигнута при темпах накопления, лишь немногим больших, чем нынешние. В
этом случае систему повышенного обложения налогом крупных доходов и
наследства могут подвергнуть критике за то, что она ведет к полной занятости
при более низких темпах накопления капитала, чем в настоящее время. Не
следует думать, что я отвергаю возможность или даже вероятность такого
исхода. В подобных вещах не следует слишком поспешно предсказывать, как
средний человек будет реагировать на изменение обстановки. Если, однако,
окажется возможно без особого труда обеспечить приближение к полной
занятости при темпах накопления, немногим больших, чем сейчас, то по крайней
мере одна важная проблема будет решена. И тогда остается особый вопрос: в
каких размерах и какими средствами правомерно и разумно призывать нынешнее
поколение к ограничению своего потребления ради того, чтобы обеспечить с
течением времени достаточные инвестиции для будущих поколений?
III
В некоторых других отношениях вышеизложенная теория является по своим
выводам умеренно консервативной. Хотя она и указывает на жизненную
необходимость создания централизованного контроля в вопросах, которые ныне в
основном предоставлены частной инициативе, многие обширные сферы
деятельности остаются незатронутыми. Государство должно будет оказывать свое
руководящее влияние на склонность к потреблению частично путем
соответствующей системы налогов, частично фиксированием нормы процента и,
возможно, другими способами. Более того, представляется маловероятным, чтобы
влияние банковской политики на норму процента было само по себе достаточно
для обеспечения оптимального размера инвестиций. Я представляю себе поэтому,
что достаточно широкая социализация инвестиций окажется единственным
средством, чтобы обеспечить приближение к полной занятости, хотя это не
должно исключать всякого рода компромиссы и способы сотрудничества
государства с частной инициативой. Но, помимо этого, нет очевидных оснований
для системы государственного социализма*, которая охватила бы большую часть
экономической жизни общества. Не собственность на орудия производства
существенна для государства. Если бы государство могло определять общий
объем ресурсов, предназначенных для увеличения орудий производства и
основных ставок вознаграждения владельцев этих ресурсов, этим было бы
достигнуто все, что необходимо. Кроме того, необходимые меры социализации
можно вводить постепенно, не ломая установившихся традиций общества.
Наша критика общепринятой классической экономической теории заключалась
не столько в отыскании логических изъянов ее анализа, сколько в установлении
того факта, что ее молчаливые предпосылки редко или даже никогда не бывают
убедительны и что она не может разрешить экономических проблем реальной
жизни. Но если наша система централизованного контроля приведет к
установлению общего объема производства, настолько близкого к полной
занятости, насколько это вообще возможно, то с этого момента классическая
теория вновь обретет силу. Если принять объем продукции за величину данную,
т. е. определяемую факторами, лежащими вне классической схемы мышления,
тогда не будет возражений против классического анализа того способа,
посредством которого частные эгоистические интересы определяют, что именно
должно быть произведено, в каких пропорциях нужно для этого соединить
факторы производства и как распределить между ними стоимость конечного
продукта. И еще: если уж мы разрешили по-иному проблему бережливости, то не
будет- возражений против современной классической теории в отношении степени
совместимости между собой частных и общественных интересов в условиях
совершенной и несовершенной конкуренции. Таким образом, помимо необходимости
централизованного контроля для достижения согласованности между склонностью
к потреблению и побуждением инвестировать, имеется не больше оснований для
социализации экономической жизни, чем прежде.
Конкретно говоря, я не вижу оснований полагать, что существующая система
плохо использует те факторы производства, которые она вообще использует.
Конечно, случаются просчеты в предвидении, но их не избежать и при
централизованном принятии решений. Когда из 10 млн. желающих и способных
работать людей занято 9 млн., то у нас нет данных утверждать, что труд этих
9 млн. используется неправильно. Претензии к нынешней системе состоят не в
том, что труд этих 9 млн. людей должен использоваться для выполнения других
задач, а в том, что нужно найти работу еще одному миллиону человек. Именно в
определении объема занятости, а не в распределении труда тех, кто уже
работает, существующая система оказалась непригодной.
Итак, я согласен с Гезеллом в том, что результатом заполнения пробелов
классической теории должно быть не устранение "манчестерской системы", а
выяснение условий, которых требует свободная игра экономических сил для
того, чтобы она могла привести к реализации всех потенциальных возможностей
производства. Учреждение централизованного контроля, необходимого для
обеспечения полной занятости, потребует, конечно, значительного расширения
традиционных функций правительства. Кроме того, в современной классической
теории обращается внимание на различные условия, в которых свободная игра
экономических сил нуждается в обуздании или руководстве. Но все же остаются
широкие возможности для проявления частной инициативы и ответственности. В
пределах этих возможностей традиционные преимущества индивидуализма
сохранятся и далее.
Вспомним на минуту, в чем заключаются эти преимущества. Отчасти это
преимущества эффективности, обусловленные децентрализацией и влиянием личной
заинтересованности. Преимущества эффективности, вытекающие из
децентрализации принятия решений и индивидуальной ответственности, возможно,
даже более значительны, чем полагали в XIX в., и реакция против призыва к
личной заинтересованности, пожалуй, зашла слишком далеко. Но всего ценнее
индивидуализм, если он может быть очищен от дефектов и злоупотреблений; это
лучшая гарантия личной свободы в том смысле, что по сравнению со всеми
другими условиями он чрезвычайно расширяет возможности для осуществления
личного выбора. Он служит также лучшей гарантией разнообразия жизни, прямо
вытекающего из широких возможностей личного выбора, потеря которых является
величайшей из всех потерь- в гомогенном или тоталитарном государстве. Ибо
это разнообразие сохраняет традиции, которые воплощают в себе наиболее
верный и успешный выбор предшествующих поколений. Оно окрашивает настоящее в
переливающиеся цвета фантазии, и будучи служанкой опыта в такой же мере, как
традиции и фантазия, оно является наиболее могущественным средством для
достижения лучшего будущего.
Поэтому, хотя расширение функций правительства в связи с задачей
координации склонности к потреблению и побуждения инвестировать показалось
бы публицисту XIX в. или современному американскому финансисту ужасающим
покушением на основы индивидуализма, я, наоборот, защищаю его как
единственное практически возможное средство избежать полного разрушения
существующих экономических форм и как условие для успешного функционирования
личной инициативы.
Если эффективный спрос недостаточен, то растрата ресурсов, связанная с
ним, представляет собой не только нетерпимый общественный скандал. Отдельный
предприниматель, который захотел бы ввести эти ресурсы в действие, тоже
оказывается в очень невыгодном положении. Игра случая, в которую он
включается, дает частые проигрыши, и все игроки обязательно проигрывают,
если у них хватает энергии и надежды испытать счастье на всех картах. До сих
пор прирост мирового богатства отставал от совокупных позитивных
индивидуальных сбережений. Разница состояла из потерь тех, чье мужество и
инициатива не подкреплялись исключительными способностями или необычайным
везением. При соответствующем эффективном спросе достаточно и средних
способностей, и средней удачи.
IV
Я упомянул мимоходом, что новая система может оказаться более
благоприятной для сохранения мира, чем старая. Стоит еще раз остановиться на
этой стороне дела и подчеркнуть ее.
Войны имеют разные причины. Диктаторы и прочие, кому войны сулят, как они
по крайней мере надеются, приятное волнение, могут без труда играть на
естественной воинственности народов. Но самое большое значение имеют,
помогая им раздувать пламя народного гнева, экономические причины войны, а
именно - чрезмерный рост населения и конкурентная борьба за рынки. Именно
второй фактор, который, вероятно, играл основную роль в XIX в. и может
сыграть ее опять, имеет наиболее непосредственное отношение к нашей теме.
В предшествующей главе я указал, что в условиях laissez-faire внутри
страны и при наличии международного золотого стандарта, что было характерно
для второй половины XIX в., правительства не располагали никакими другими
средствами для смягчения экономических бедствий в своих странах, кроме
конкурентной борьбы за рынки. Ведь все средства борьбы с хронической или
перемежающейся безработицей были запрещены, кроме мер, направленных на
улучшение торгового баланса за счет его поступлений.
Таким образом, хотя экономисты и привыкли расхваливать господствующую
международную систему как обеспечивающую преимущества международного
разделения труда, а также гармоническое сочетание интересов различных
народов, в ней заключены и менее благотворные начала. Несомненно, здравым
смыслом и правильной оценкой хода событий руководствовались те
государственные деятели, которые полагали, что если богатая старая страна
пренебрегает борьбой за рынки, то ее процветание померкнет и прекратится. Но
если народы научатся обеспечивать себе полную занятость с помощью внутренней
политики (и, добавим, если они смогут к тому же достигнуть равновесия в
динамике населения), тогда не должно быть мощных экономических сил,
рассчитанных на противопоставление интересов одной страны интересам ее
соседей. Возможности для международного разделения труда и международного
кредита на подходящих условиях останутся и в этом случае. Но тогда больше не
будет настоятельных причин, в силу которых одна страна вынуждена навязывать
свои товары другим или отвергать предложения своего соседа не потому, что ей
необходимо раздобыть средства для оплаты товаров, которые она хочет купить,
а с определенным намерением нарушить равновесие платежей и изменить торговый
баланс в свою пользу. Международная торговля перестала бы быть тем, чем она
является сейчас, а именно - отчаянной попыткой поддержания занятости внутри
страны путем форсирования экспорта и ограничения импорта. Даже в случае
успеха это лишь перекладывает проблему безработицы на плечи соседа,
оказавшегося самым слабым в борьбе. Международная торговля стала бы
добровольным и беспрепятственным обменом товаров и услуг на взаимовыгодной
основе.
V
Не является ли осуществление этих идей призрачной мечтой? Может быть, они
имеют недостаточные корни в тех мотивах, которые управляют политическим
развитием общества? Не являются ли интересы, подавление которых они
предполагают, более сильными и более очевидными, чем те, которым они должны
служить?
Я не пытаюсь ответить здесь на эти вопросы. Потребовался бы целый том
совершенно иного характера, чтобы обрисовать даже в самых общих чертах те
практические меры, в которые эти идеи могли бы постепенно воплотиться. Но
если сами идеи правильны - а из этой гипотезы автор неизбежно должен
исходить,- то было бы ошибкой, как я считаю, оспаривать их потенциальные
возможности. В настоящее время люди особенно ждут более глубокого диагноза,
особенно готовы принять его и испробовать на деле все, что будет казаться
имеющим хоть какие-нибудь шансы на успех. Но даже и помимо этого
современного умонастроения, идеи экономистов и политических мыслителей - и
когда они правы, и когда ошибаются - имеют гораздо большее значение, чем
принято думать. В действительности только они и правят миром. Люди практики,
которые считают себя совершенно неподверженными интеллектуальным влияниям,
обычно являются рабами какого-нибудь экономиста прошлого. Безумцы, стоящие у
власти, которые слышат голоса с неба, извлекают свои сумасбродные идеи из
творений какого-нибудь академического писаки, сочинявшего несколько лет
назад. Я уверен, что сила корыстных интересов значительно преувеличивается
по сравнению с постепенным усилением влияния идей. Правда, это происходит не
сразу, а по истечении некоторого периода времени. В области экономической и
политической философии не так уж много людей, поддающихся влиянию новых
теорий, после того как они достигли 25- или 30-летнего возраста, и поэтому
идеи, которые государственные служащие, политические деятели и даже
агитаторы используют в текущих событиях, по большей части не являются
новейшими. Но рано или поздно именно идеи, а не корыстные интересы
становятся опасными и для добра, и для зла.
СНОСКИ
(1) "Экономисты-классики" - так впервые назвал Маркс направление,
объединяющее Рикардо, Джеймса Милля и их предшественников, т. е. основателей
теории, нашедшей наиболее яркое выражение в рикардианской экономической
системе. Я привык, быть может в нарушение общепринятого этикета, включать в
состав "классической школы" последователей Рикардо, т. е. тех, кто воспринял
и развил дальше рикардианское экономическое учение, включая, например, Дж.
Ст. Милля, Маршалла, Эджуорта и проф. Пигу*.
(2) Такова рикардианская традиция. В отличие от распределения
национального дохода Рикардо сознательно отвергал любые попытки анализа его
величины. В этом он правильно усматривал отличительную черту своей теории.
Но его менее проницательные последователи использовали классическую теорию в
спорах о факторах, определяющих величину производимого богатства. В письме
Мальтусу от 9 октября 1820 г. Рикардо отмечал "Вы полагаете, что
политическая экономия является исследованием о природе и причинах богатства;
я же думаю, что ее следовало бы назвать исследованием законов, определяющих
распределение произведенного продукта между классами, участвующими в его
образовании. В отношении общего количества нельзя установить какого-либо
закона, но есть возможность установить сравнительно правильный закон в
отношении пропорций С каждым днем я все больше убеждаюсь, что исследования
первого вопроса тщетны и обманчивы и что только последний представляет собой
истинный предмет науки".
(3) Например, проф. Лигу в "Экономике благосостояния" ("Economics of
Welfare", 4th ed" p. 127) пишет: "В ходе всего обсуждения, если только ясно
не оговорено противное, не принимается во внимание тот факт, что некоторые
ресурсы обычно не используются вопреки воле их владельцев. Это не влияет на
суть доказательства (выделено мною.- Дж. К.), но упрощает его наложение".
Следовательно, в то время как Рикардо отвергал всякую попытку исследовать
собственно величину национального дохода, проф. Пигу в книге, специально
посвященной проблеме национального дохода, утверждает, будто одна и та же
теория применима "т в случае, когда налицо вынужденная безработица, и в
случае полной занятости.
(4) "Теория безработицы" проф. Лигу подробнее рассматривается ниже, в
приложении к гл. 19.
(5) См. выше цитату из книги проф. Пигу (в сноске на с. 4).
(6) Этот пункт подробно рассматривается ниже, в приложении к гл. 19.
(7) Такая аргументация действительно содержала бы, по моему мнению,
большую долю истины, хотя полные результаты изменения денежной заработной
платы сложнее, как мы это увидим ниже, в гл. 19
(8) См гл 19, приложение
(9) Доказательство этого положения таково: допустим, что занято п
человек, что п-й работник увеличивает продукцию на один бушель в день и что
покупательная сила заработной платы равна одному бушелю в день. Допустим,
далее, что (п + 1)-й работник прибавил бы к объему выпускаемой продукции
только 0,9 бушеля в день; в этих условиях занятость не может возрасти до (п
+ 1) человек, если цена хлеба не увеличится в сравнении с заработной платой
так, чтобы покупательная сила дневной заработной платы составила 0,9 бушеля.
Совокупная заработная плата тогда поднимется до 9/10 (n+1) бушелей по
сравнению с прежней величиной в n бушелей. Следовательно, в подобной
ситуации вовлечение в производство одного дополнительного работника
неизбежно повлекло бы за собой перераспределение дохода в пользу
предпринимателей.
(10) Mill J. S. Principle of Political Economy Book III.
(11) A. Marshall. Pure Theory of Domestic Value, p. 34.
(12) Дж. А. Гобсон, процитировав в своей "Физиологии промышленности"
вышеприведенные слова Милля, указывает, что Маршалл следующим образом
прокомментировал эту же мысль еще в своей "Экономике промышленности" (1879
год изд., р. 154): "Хотя люди располагают покупательной способностью, они
могут ею и не воспользоваться". "Но,- продолжает Гобсон,- он не учел
кардинальной важности этого факта и, кажется, ограничивал его значение
периодами "кризисов". (J. A. Hobson. Physiology of Industry, p. 102].
Учитывая позднейшие работы Маршалла, это, по-моему, вполне правильная
оценка.
(13) См. "Экономику промышленности" ("Economics of Industry", р. 17)
Альфреда и Мэри Маршалл "Нет ничего хорошего для торговли в том, что платья
шьются из быстро изнашивающегося материала. Ведь если бы люди не расходовали
свои средства на покупку нового платья, они затратили бы их на
предоставление работникам возможности быть занятыми каким-либо другим
путем". Читатель заметит, что я опять цитирую раннего Маршалла. Ко времени
издания "Принципов" Маршалл достаточно проникся сомнениями, чтобы быть
осторожным и уклончивым. Но старые идеи никогда не были отвергнуты или
искоренены из основных предпосылок его учения.
(14) Отличительная черта проф. Робинса как раз и состоит в том, что он
едва ли не единственный, кто последовательно придерживается своей системы
взглядов, его практические рекомендации органически связаны с его теорией.
(15) Точное определение издержек, использования будет дано в гл. 6.
(16) Не следует смешивать (см. ниже) с ценой предложения единицы
продукции в обычном смысле слова.
(17) Читатель заметит, что я вычитаю издержки использования как из
выручки, так и из совокупной цены предложения данного объема продукции, так
что оба эти понятия очищены от издержек использования. В то же время вся
сумма, уплачиваемая покупателями, включает, конечно, все издержки
пользования. Подробное объяснение, почему удобнее поступать именно так,
будет дано в гл. 6. Дело в том, что совокупная выручка и совокупная цена
предложения, очищенные от издержек использования, могут быть определены
точно и недвусмысленно. Напротив, издержки использования зависят, очевидно,
кроме всего прочего, от достигнутого в промышленности уровня интеграции и от
объема взаимных покупок предпринимателей друг у друга. Невозможно определить
всю сумму, уплачиваемую покупателями, с включением издержек использования
так, чтобы она была независима от этих факторов. Аналогичные трудности
возникают даже при определении цены предложения для индивидуального
производителя. Когда же речь идет о цене предложения для продукции в целом,
угроза значительного повторного счета становится реальной. Если
интерпретировать введенные нами понятия как включающие издержки
использования, то преодолеть эти трудности можно, лишь предположив, что
предприниматели объединены в две различные группы в зависимости от того
производят они потребительские товары или капитальные блага. Это весьма
путаной и сложное предположение, которое к тому же никак не соответствует
действительности. Если же совокупная цена предложения определена как
очищенная от издержек использования, подобные трудности не возникают. Все же
я советую читателю ознакомиться с более полным анализом этого вопроса в гл.
6 ив приложении к ней.
(18) Предприниматель, которому нужно принять практическое решение о
размеpax производства, не имеет, конечно, совершенно точного представления о
том, какова будет выручка от продажи данного объема продукции. Он
руководствуется несколькими гипотезами различной степени вероятности и
точности. Поэтому я понимаю под ожидаемой им выручкой ту предполагаемую
выручку, которая, если бы она была известна наверняка, привела бы к тем же
самым действиям, как и тот конгломерат неясных и различных возможностей,
который в реальной жизни определяет представление предпринимателя
относительно будущей конъюнктуры. (19) В гл. 20 функция, близкая к указанной
выше, будет названа функцией занятости. (20) Это понятие будет определено
ниже, в гл 10.
(21) Cm. A. C. Pigou. Economics of Welfare (в особенности Part I, Ch,
III). (22) Хотя для удобства обычно полагают, что реальный доход, образующий
национальный доход, ограничивается теми товарами и услугами, которые можно
купить за деньги.
(23) А. С. Pigou. Economics of Welfare, Part I, Ch. V; "What is meant by
maintaing Capital intact" с учетом исправлений, опубликованных в статье в
Economic Journal, June, 1935, p. 225.
(24) См. критические замечания проф. Хайека.- Economica, August 1935, р.
247
(25) Пусть символ X обозначает некоторую величину, выраженную в деньгах;
тогда во многих случаях удобней использовать символ Xw для обозначения той
же самой величины, выраженной в единицах заработной платы.
(26) Это главная причина, по которой цена предложения выпускаемой
продукции повышается по мере расширения спроса даже в тех случаях, когда все
еще существует излишек тех видов оборудования, которые ничем не отличаются
от оборудования, использовавшегося в процессе производства этой продукции.
Предположим, что излишек предложения труда представляет собой объединенный
резервуар, в равной мере доступный для всех предпринимателей и что труд.
занятый в том или ином производстве, по крайней мере частично,
вознаграждается в пропорции к затраченным усилиям, а вовсе не в строгом
соответствии с фактической эффективностью использования этого труда на том
или ином рабочем месте (в большинстве случаев подобные предположения
оказываются вполне реалистичными). В таком случае снижающаяся эффективность
используемого труда может служить наглядным примером того, как по мере
расширения производства повышается цена предложения, причем этот рост цен не
вызван факторами внутренней неэкономичности*.
(27) Я не могу сказать, как указанная трудность обычно учитывается при
анализе кривых предложения, поскольку те, кто этими кривыми пользуется, не
оговаривают с достаточной четкостью свои предпосылки. Вероятно, они исходят
из того, что труд, занятый в известной сфере, всегда вознаграждается в
строгом соответствии с эффективностью его использования именно в этой сфере.
Но это не соответствует действительности. Быть может, наиболее существенное
соображение, позволяющее приписать оборудованию различия в эффективности
используемого труда, заключается как раз в том факте, что возрастающие
излишки, являющиеся результатом увеличения масштабов производства, на
практике достаются главным образом владельцам оборудования, а не тем
рабочим, труд которых оказывается более эффективным (хотя и они могут
извлечь выгоду из более регулярной занятости и более быстрого продвижения по
работе). Это означает, что люди, отличающиеся различной производительностью
и работающие на одной и той же работе, редко оплачиваются строго
пропорционально эффективности их труда. Если же имеет место повышенная
оплата за более высокую эффективность, это учитывается моим методом, причем
учитывается именно в той мере, в какой сравнительно большая оплата
соответствует повышенной эффективности: ведь при исчислении количества
занятых единиц труда отдельные рабочие учитываются пропорционально
получаемому ими вознаграждению. Мои предпосылки могут породить, очевидно,
интересные осложнения, когда приходится иметь дело с кривыми предложения
отдельных товаров, поскольку форма этих кривых зависит от спроса на
соответствующий труд и со стороны других отраслей. Не считаться с этими
осложнениями было бы, как я уже отмечал, нереалистичным. Но у нас нет нужды
рассматривать их, когда мы трактуем совокупную занятость, если мы при этом
предполагаем, что каждый уровень эффективного спроса определенным образом
однозначно связан с распределением спроса между различными продуктами.
Данное предположение может, конечно, оказаться нарушенным в тех случаях,
когда распределение спроса дополнительно зависит от конкретных причин,
вызвавших изменения спроса. Например, рост эффективного спроса, порожденный
увеличением склонности к потреблению, может сочетаться с функцией
совокупного предложения, отличной от той, с какой сочеталось бы равное
увеличение спроса, вызванное увеличившимся побуждением инвестировать. Все
это, однако, относится к области более детального рассмотрения излагаемых
здесь общих идей, которое никак не входит сейчас в мои задачи.
(28) О том, как в действительности формируется некий эквивалент таких
предположений - ожидаемая выручка от продажи, говорилось в примечании на с.
19.
(29) Слово "дневной" означает здесь такой кратчайший промежуток времени,
по истечении которого фирма может снова пересмотреть решение относительно
количества рабочих и служащих, которых она хотела бы нанять. Это, так
сказать, минимальная эффективная единица экономического времени.
(30) Нет необходимости, чтобы уровень длительной занятости был
неизменным, потому что условия, сохраняющиеся продолжительное время,
необязательно носят статичный характер. Например, устойчивый рост богатства
или населения может образовать Элемент неизменных предположений.
Единственное условие, которое следует оговорить, состоит в том, чтобы
распространенные сейчас расчеты на будущее смогли сложиться заблаговременно.
(31) Такое подчеркивание роли предположений, существующих в момент, когда
принимается решение о размерах производства, согласуется, как я думаю, с
точкой зрения г-на Хоутри, в соответствии с которой на масштабы материальных
производственных затрат и на уровень занятости оказывает влияние накопление
запасов до того, как цены упали, или разочарование в результатах
производства нашло выражение в уже понесенных потерях (по сравнению с
предварительными расчетами). Ведь накопление нераспроданных запасов (или
сокращающееся поступление предварительных заказов) - это и есть как раз те
факты, которые скорее всего вызовут изменение масштабов материальных
производственных затрат по сравнению с тем, что имело бы место, если бы
данные сводок о продажах за предшествующий период некритически
распространялись на будущее.
(32) Некоторые дальнейшие замечания относительно издержек использования
приводятся в приложении к этой главе.
(33) В отличие от чистого дохода предпринимателя, который мы определим
ниже.
(34) По-моему, в случае если мы игнорируем проблему определения издержек
использования, то и цена предложения остается понятием недостаточно
определенным. Этот вопрос подробнее рассматривается в приложении к данной
главе, где я доказываю, что и в тех случаях, когда речь идет о цене
совокупного предложения, исключение издержек использования из цены
предложения иногда может считаться допустимым, однако оно совершенно
недопустимо при рассмотрении цены предложения единицы продукции отдельной
фирмы.
(34а) Например, будем считать, что Zw=((N) или, что то же самое Z=W(((N)
представляет собой функцию совокупного предложения (где W - единица
заработной платы и W(Zw=Z. Тогда, поскольку выручка от продажи предельного
продукта равна предельным факториальным издержкам в каждой точке кривой
совокупного предложения, мы можем записать:
(N=(Aw-(Uw=(Zw=(((N),
откуда вытекает, что
('(N)=1
В случаях, когда отношение факториальных издержек к расходам на
заработную плату представляет постоянную величину и когда функция
совокупного предложения для каждой фирмы (число которых предполагается
постоянным) не зависит от количества людей, занятых в других отраслях
промышленности, члены вышеприведенного уравнения, которое применяется для
каждого отдельного предпринимателя, могут быть суммированы по всем
предпринимателям. Это означает, что если заработная плата постоянна, а
другие факториальные издержки находятся в постоянном отношении к сумме
выплачиваемой заработной платы, то функция совокупного предложения будет
линейной, причем угол наклона прямой может оказаться численно равным
величине, обратной уровню денежной заработной платы.
(35) CM. Economic Journal, June 1935, p. 235.
(36) CM. The Maintenance of Capital. Economica, August 1935, p. 241 ff.
(37) Такое определение долгосрочных различий между предельными и средними
первичными издержками базируется на удобном предположении, согласно которому
кривая предельных первичных издержек производства на всем своем протяжении
при любых изменениях объемов производства сохраняет непрерывность. Однако
эта предпосылка часто не соответствует действительности; на практике могут
существовать одна или несколько точек разрыва, особенно в тех случаях, когда
мы достигли уровня производства, соответствующего полной технической
мощности установленного оборудования. В такой ситуации не удается в полной
мере использовать методы анализа предельных приращений; при этом цена может
превысить предельные первичные издержки, при этом последние исчисляются
применительно к небольшому сокращению производства. (Аналогичным образом
часто можно столкнуться с нарушением непрерывности, двигаясь по пути
сокращения размеров производства; иначе говоря, точка разрыва может
обнаружиться при уменьшении объема продукции ниже некоторой величины). Такое
нарушение непрерывности может иметь важное значение при анализе
краткосрочной цены предложения в условиях долгосрочного равновесия: ведь в
этом случае, рассматривая возможности производства с помощью наличного
оборудования, мы должны принять во внимание возможность существования
разрыва в точке, соответствующей полной технической мощности. Отсюда
следует, что в условиях длительного равновесия краткосрочная цена
предложения может оказаться больше, чем предельные первичные издержки
производства (исчисляемые по отношению к небольшому уменьшению размеров
продукции).
(38) Поскольку к числу факторов, влияющих на размеры издержек
использования, относится ожидаемый будущий уровень заработной платы,
уменьшение единицы заработной платы, которое участники хозяйственной жизни
считают кратковременным, приведет к тому, что факториальные издержки и
издержки использования будут меняться в различных пропорциях. Таким образом,
указанные изменения повлияют на то, какие именно виды оборудования будут
использоваться, а также, возможно, и на уровень эффективного спроса
(поскольку факториальные издержки и издержки использования могут различным
образом воздействовать на процессы, определяющие уровень эффективного
спроса).
(39) Издержки использования технических мощностей, которые впервые
введены в эксплуатацию, не всегда можно считать независимыми от общего
объема производства (см. ниже). Иначе говоря, когда меняются размеры
выпускаемой продукции, это может самым серьезным образом отразиться на
уровне издержек использования.
(40) Дисконтированная величина ожидаемого дохода будет превышать
экономию, связанную с отсрочкой замены оборудования, в тех случаях, когда
распространены предположения, согласно которым в последующий период можно
будет получить доход, превышающий нормальный; и когда, однако, не
предполагается, что такие доходы удастся получать на протяжении достаточно
длительного промежутка времени, вследствие чего экономически неоправданным
представляется выпуск нового оборудования (или просто не хватает времени для
производства указанного оборудования). Текущие издержки использования равны
максимальной из дисконтируемых величин ожидаемого дохода, суммируемых на
протяжении всего последующего периода.
(41) CM.: A. Marshall. Principles of Economics, 6th ed., p. 360.
(42) Хоутри обратил внимание на то, что цена предложения в рассуждениях
проф. Лигу отождествляется с предельными затратами на заработную плату; это
обстоятельство, по мнению Хоутри, делает значительно менее убедительной
аргументацию проф. Пигу.- CM. Economica, May, 1934, p. 145.
(43) Я исходил тогда из того, что текущая реализованная прибыль
определяет и текущие ожидания прибыли.
(44) См. статью Робертсона "Сбережение и накопление" ("Saving and
Hoarding".- Economic Journal, September 1933, p. 399), а также Дискуссию, в
которой принимали участие Робертсон, Хоутри и я (эта дискуссия опубликована
в Economic Journal, December 1933, p. 658).
(45)CM.: J. M. Keynes. Treatise on Money, v. I, p. 171, footnote. 1
(46) CM. Quarterly Journal of Economics, November, 1932, p. 123.
(47) CM. bid.
(48) CM. гл. 14.
(49) Можно мимоходом отметить, что влияние налоговой политики на рост
богатства часто понималось совершенно неправильно, но мы не можем дать
достаточно серьезный анализ таких ошибок, не прибегая к теории процента,
которая будет изложена в кн. IV.
(50) CM. С. 192.
(51) Соответствующие цифры считаются настолько малоинтересными, что они
публикуются с опозданием на два года и больше.
(52) За год, закончившийся 31 марта 1930 г., местные власти израсходовали
по статьям капитальных затрат 87 млн. ф. ст., из которых 37 млн. ф. ст. было
почерпнуто из фондов погашения и других фондов, накапливаемых в связи с
прежними капитальными затратами. За год, закончившийся 31 марта 1933 г., эти
цифры соответственно составляли 81 млн. ф. ст. и 46 млн. ф. ст. (53)См.: С.
dark. National Income, 1924-1931. (54) Ibid., p. 117, 138.
(55) Эти высказывания заимствованы из бюллетеня № 52 Национального бюро
экономических исследований, содержащего краткое предварительное изложение
книги, подготовленной С. Кузнецом.
(56) В некоторых местах этого раздела мы вплотную подходим к тем
вопросам, которые будут более подробно рассматриваться в кн. IV.
(57) R. F. К ah n. The Relation of Home Investment to Unemployment.-
Economic Journal, June 1931. ^
(58) Более точно это утверждение можно было бы сформулировать следующим
образом: допустим, что величины ee и e(e соответственно характеризуют
эластичность численности занятых рабочих и служащих во всей экономике и в
отраслях, непосредственно связанных с инвестициями, a N и N2 представляют
собой численность занятых во всей экономике и в инвестиционных отраслях. В
таком случае мы могли бы записать и ; так что и, следовательно, Если,
однако, нет оснований ожидать, что форма функции совокупного предложения для
всей экономики в целом существенно отличается от формы соответствующей
функции в отраслях, непосредственно связанных с инвестициями, и можно
предположить
Тогда и поэтому k=k'.
59) Количества, измеряемые во всех случаях в единицах заработной платы.
(60) Хотя в более общем случае мультипликатор оказывается также функцией
от технических условий производства в отраслях промышленности, выпускающих
капитальные блага, и в отраслях, производящих потребительские блага.
(61) CM. ниже, г. 21, с. 249.
(62) Ср, однако, приводимые ниже (с 107) оценки, исчисленные по данным
американской статистики
(63) В рассматриваемом примере размеры инвестиций измерялись числом
людей, которым они обеспечивают занятость. Поэтому если по мере увеличения
занятости будет происходить убывание доходности на единицу занятости, то
увеличение инвестиций в два раза при описанном способе измерения будет
означать, Что в натуральном выражении (если таковое вообще возможно)
инвестиции возрастают менее чем в два раза.
(64) В более общей форме отношение темпов изменения совокупного спроса к
темпам изменения инвестиций можно выразить следующим образом:
По мере того как растет богатство, уменьшается, но снижается и .
Таким образом, величина этой дроби возрастает или снижается в зависимости
от того, как увеличивается (или уменьшается) потребление- в большей или в
меньшей пропорции, чем доход.
(65) Во многих случаях удобно пользоваться термином "расходы,
финансируемые с помощью займов" ("loan expenditure"), подразумевая под этим
правительственные инвестиции, финансируемые посредством займов у частных
лиц, а также всякие другие текущие правительственные расходы, финансируемые
таким образом Строго говоря, последние следовало бы рассматривать как
отрицательные сбережения, но деятельность государственных органов не
подвержена влияниям тех же психологических побуждений, которые управляют
частными сбережениями Таким образом, "расходы, финансируемые с помощью
займов" - удобное выражение для общего чистого прироста задолженности
государственных и местных органов власти независимо от того, проводятся ли
эти суммы по счетам капитальных расходов или выступают в форме текущего
бюджетного дефицита В первом случае расходы, финансируемые с помощью займов,
обнаруживают свое действие в соответствующем расширении инвестиций, а во
втором - в увеличении склонности к потреблению.
(66) Ради простоты изложения я отвлекся от того обстоятельства, что мы
имеем дело с комплексами норм процента и учетных ставок, соответствующих
различным интервалам времени, которые должны истечь, прежде чем те или иные
перспективные выгоды будут действительно получены Однако нетрудно
перестроить аргументацию так, чтобы охватить и этот момент
(67) CM A Marshall. Principles of Economics [6th ed], p. 519-52U
(68) Был ли он неправ, полагая, что теория заработной платы, основанная
на предельной производительности, тоже вовлекает в порочный круг?
(69) I Fisher Theory of Interest, p 168
(70) Ibid, p 159
(71) Ibid, p 155
(72) CM статью Робертсона Robertson Industrial Fluctuations and the
Natural Rate of Interest- Economic Journal, December, 1934
(73) Впрочем, не вполне так, потому что ее величина отчасти отражает
неопределенность будущего. Кроме того, соотношение процентных ставок по
займам разных сроков зависит от предположений.
(74) Под "весьма неопределенным" я подразумеваю не то же самое, что под
"весьма маловероятным" См мою работу "Treatise on Probability", Ch б
(75) В моем "Трактате о деньгах" (v. II, р. 195) я указал на то, что если
акции компании котируются очень высоко, так что она может мобилизовать более
крупный капитал путем выпуска большего числа акций при благоприятных
условиях, то это имеет такой же результат, как если бы фирма имела
возможность занимать по низкой норме процента. Теперь я бы сформулировал это
таким образом: высокий курс имеющихся в наличии акций влечет за собой
повышение предельной эффективности соответствующих категорий капитала и,
таким образом имеет тот же результат, что и падение нормы процента
(поскольку инвестиции зависят от разницы между предельной эффективностью
капитала и нормой процента).
(76) Это, конечно, не относится к тем видам предпринимательства, где
невозможна продажа дела или где не выпускаются соответствующие оборотные
документы. Предприятия, попадающие под это исключение, были многочисленны в
прежние времена. Но, судя по доле в общей сумме новых инвестиций, их
значение быстро падает. (77) Обычная так называемая благоразумная практика,
когда инвестиционный трест или страховое учреждение регулярно подсчитывают
не только доход от своего портфеля инвестиций, но и рыночную оценку этого
портфеля, может также толкать на то, чтобы слишком много внимания уделялось
краткосрочным рыночным колебаниям (78) Говорят, что в периоды оживления на
Уолл-стрите по крайней мере половина покупок или продаж совершается с
намерением со стороны спекулянта совершить противоположную операцию в тот же
день. То же самое часто бывает и на товарных биржах.
(79) В общей постановке в отличие от конкретных случаев, когда
рассматривается какой-то один определенный период, на который одалживаются
деньги, под нормой процента уместно подразумевать всю совокупность различных
процентных ставок, установленных в текущий момент времени для займов разных
сроков
(80) Не нарушая этого определения, мы можем проводить границу между
"деньгами" и "долгами" там, где это наиболее целесообразно для трактовки
соответствующих частных проблем К примеру, мы можем рассматривать как деньги
все, что, с точки зрения владельца, не теряет общей покупательной силы на
срок больший, чем три месяца, и как долги то, чего нельзя потребовать в
течение более долгого периода, чем три месяца Мы можем вместо трех месяцев
взять один месяц или три дня, даже три часа или вообще любой другой период,
мы можем вообще исключить из денег все то, что не является законным
платежным средством тут же на месте На практике часто бывает удобно включать
в деньги срочные банковские депозиты, а иногда даже такие документы, как
казначейские векселя Как и в моем "Трактате о деньгах", я буду полагать, что
минимальный уровень ликвидности, ниже которого кончаются "деньги" и
начинаются "долги", соответствует банковским депозитам
(81) To же самое я отмечал в моем "Трактате о деньгах", говоря о двух
возможных точках зрения и о позиции "медведей - быков".
(82) Можно было бы подумать, что подобным же образом человек, который
полагает, что ожидаемый доход инвестиций будет ниже того, который
предполагается рынком, имеет достаточное основание держать ликвидную
наличность. Но это не так. Он имеет достаточное основание предпочесть
держать наличные деньги или долговые обязательства по сравнению с акциями,
однако покупка долговых обязательств будет для него более предпочтительной
альтернативой по сравнению с на' личностью, если только он не считает, что
будущая норма процента окажется выше предполагаемой рынком.
(83) CM. в приложении к данной главе сводку того, что я смог найти,
(84) CM. нас. 150 дополнительные замечания по поводу этой цитаты.
(85) См.: А. Сassel. Nature and Necessity of Interest.
(86) За аргументацией проф. Карвера по вопросу о проценте трудно следить,
во-первых, из-за его непоследовательности в понимании "предельной
производительности капитала", которая у него выступает то как количество
предельного продукта, то как стоимость предельного продукта; во-вторых,
из-за отсутствия у него какой-либо попытки определить количество капитала.
(87) A. Flux. Economic Principles, р. 95.
(88) F. W. Taussig. Principles, vol. II, p. 23. В новейшей работе проф.
Найта, посвященной этим проблемам, которая содержит много интересных и
глубоких замечаний о природе процента и подтверждает правоту вывода Маршалла
о бесполезности анализа Бем-Баверка, теория процента построена по
традиционному, классическому образцу. Равновесие в сфере производства
капитала означает, по проф. Найту, "такую норму процента, при которой
сбережения притекают на рынок точно в то же время и с той же скоростью, как
они вливаются в инвестиции, которые обеспечивают ту же самую норму чистого
дохода, как та, что выплачивается сберегателям за их использование".- F. Н.
Knight. Capital, Time and the Interest Rate.- Economica, August 1932,
(89) CM.: W a Ira s. Elements d'Economic pure.
(90) Идею этой диаграммы мне подсказал Р Ф Харрод См также несколько
сходную схему Д Х Робертсона в Economic Journal, December, 1934, p 652
(81а) CM. ниже, гл. 17.
(82а) "Нейтральная" норма процента на языке современных экономистов
отличается и от "естественной" нормы Бем-Баверка, и от "естественной" нормы
Викселя
(83а) См приложение к этой главе
(84а) Необходимо отметить, что Маршалл использует слово "капитал"
(capital), а не "деньги" (money) и слово "фонд" (stock), а не "ссуды"
(loans). Между тем процент ведь является платой за занимаемые деньги, и
"спрос на капитал" в данном контексте должен означать "спрос на денежные
ссуды в целях покупки фонда капитальных благ" Но равенство между
предлагаемыми фондами капитальных благ и спросом на них достигается
посредством цен капитальных благ, а не нормы процента. Что обеспечивается
нормой процента, так это равенство между спросом и предложением денежных
ссуд, т е. долгов.
(85а) Это предполагает, что доход не является постоянной величиной.
Однако не ясно, каким путем повышение нормы процента приведет к
"дополнительному труду". Имеется ли в виду, что рост нормы процента,
поскольку он увеличивает привлекательность труда ради сбережений, может
рассматриваться как некая прибавка к реальной заработной плате, которая
побудит факторы производства трудиться за более низкую оплату? Именно это,
по-видимому, упоминает Д. X. Робертсон в подобном контексте Очевидно, пишет
он, указанный момент "не имел бы, скорее всего, большого значения" и попытка
объяснить фактические колебания величины инвестиций с помощью указанного
фактора была бы в высшей степени неубедительной, даже абсурдной. Я изложил
бы вторую половину цитируемой фразы Маршалла в следующей редакции ".. и если
широкое увеличение общего спроса на капитал, вызванное повышением графика
предельной эффективности капитала, не уравновешено повышением нормы
процента, дополнительная занятость и более высокий уровень дохода,
вытекающие из увеличения производства капитальных благ, приведут к
дополнительному ожиданию в таком размере, который в денежном выражении будет
в точности равен ценности текущего прироста капитальных благ и поэтому как
раз обеспечит его".
(86а) А почему не рост цены предложения капитальных благ? Предположим, к
примеру, что "широкое увеличение общего спроса на капитал" вызвано падением
нормы процента Я предложил бы переформулировать эту фразу так
"Следовательно, поскольку широкое увеличение спроса на капитальные блага не
может быть немедленно покрыто увеличением их совокупного фонда, оно будет
временно сдержано повышением цены предложения капитальных благ, достаточным,
чтобы поддерживать предельную эффективность капитала в равновесии с нормой
процента без какого-либо существенного изменения в масштабе инвестиций. Тем
временем (как и всегда) факторы производства, приспособленные для выпуска
капитальных благ, будут применяться в производстве тех капитальных благ,
предельная эффективность которых в новых условиях наибольшая"
(87а) A. Marshall. Principles of Economics (6th ed.). Book VI, p. 593.
(88а) В действительности так нельзя говорить вовсе. В строгом смысле мы
можем говорить лишь о норме процента на деньги, занятые для покупки вложений
капитала, новых или старых (или для любых других целей).
(89а) A. Marshall. Principles of Economics (6th ed.). Book VI, p. 593.
(90а) Здесь формулировка двусмысленна, ибо неясно, должны ли мы
заключить, что отсрочка потребления неизбежно ведет к указанным последствиям
или же она просто освобождает средства, которые, смотря по обстоятельствам,
остаются затем неиспользованными либо направляются на инвестиции
(91) Но заметим, не сумма денег, которую получатель дохода мог бы
израсходовать, но не израсходовал. Таким образом, вознаграждение за
"выжидание" - это не процент, а квазирента. Здесь, видимо, подразумевается,
что высвобожденные ресурсы обязательно используются За что, собственно,
вознаграждать "выжидание", если высвобожденные ресурсы остаются без
изменения?
(92) В данной цитате мы не находим указаний насчет того, должны ли чистые
сбережения равняться приросту капитала или не должны, если отвлечься от
ошибок в выборе направлений инвестирования, но учитывать "временные
накопления невостребованных капитальных сумм или процентов по облигациям в
форме банковских вкладов". Однако в книге "Промышленные колебания"
(Industrial Fluctuations) проф. Пигу ясно указывает, что такие накопления не
оказывают влияния на то, что он именует "реальными сбережениями".
(93) CM.- Pigou. Industrial Fluctuations (1st. ed.), pp. 251-253.
(94) Это место (цит, соч., с. 129-134) содержит точку зрения проф. Пигу
относительно того, в каком объеме новый кредит, открываемый банками,
увеличивает поток реального капитала в распоряжении предпринимателей. Суть в
том, что он пытается вычесть "из создаваемого банками и предоставляемого
бизнесменам краткосрочного кредита оборотный капитал, который был бы
привлечен другими способами, если бы банков не было". После того как этот
вычет произведен, аргументация окончательно превращается в бессмыслицу.
Предположим, рантье имеют доход, равный 1500, из которого они потребляют
500, сберегают 1000. Акт создания кредита уменьшает их доход до 1300, из
которого они потребляют 500 - х и сберегают 800 + х. Как заключает проф
Пигу, величина х и представляет чистое увеличение капитала, обеспечиваемое
актом создания кредита. Предполагается ли, что доход предпринимателей
раздувается на сумму, которую они занимают у банков (после того как
произведен указанный выше вычет)? Или он раздувается на сумму, в данном
случае на 200, на которую ранее уменьшается доход? Предполагается ли в обоих
случаях, что они целиком сберегают эту сумму" Равно ли увеличение инвестиций
созданному кредиту минус вычеты? Или оно равно х1 Аргументация, по-видимому,
обрывается как раз там, где она должна была бы начаться.
(95) CM. Ricardo. Principles of Political Economy, p. 511. (Русск, пер.:
К. Рикардо. Соч., Госполитиздат, 1955, т. 1, с. 298.)
(96) CM. L. M ise s. The Theory of Money and Credit, p 339, и в других
местах (в частности, р. 363)
(97) В условиях долгосрочного равновесия можно было бы подобрать
специальные допущения, при которых данное утверждение было бы справедливо.
Но когда речь идет о ценах, господствующих в обстановке кризиса, то
упрощающее предположение, что предприниматель при формировании своих
предположений исходит из постоянства этих цен, определенно сбивает с толку.
Кроме того, если он и поступает так, то цены средств производства из
наличного их запаса будут снижаться в той же пропорции, что и цены
потребительских благ.
(98) A Hansen Economic Reconstruction, р. 233 (99) Нам следует отложить
выяснение вопроса о том, что определяет характер нового равновесия, до кн.
V.
(100) Если бы мы определили V равным не Y/M1, a Y/M, тогда, естественно,
количественная теория денег представляла бы трюизм, верный при всех
обстоятельствах, но и не имеющий никакого значения.
(101) Это положение будет далее развернуто в гл. 21.
(102) CM. Заметки Маршалла о работах Бем-Баверка.- A. Marshall.
Principles, р. 583.
(103) Это соотношение было впервые отмечено П. Сраффой.- CM.: P. Sraff
а.- Economic Journal, March 1932, p. 50.
(104) CM гл 20
(105) Этот вопрос будет рассмотрен более подробно в гл. 19.
(106) Если бы заработная плата (и контракты) была установлена в пшенице,
то могло бы оказаться, что и для пшеницы появилось бы что-то i вроде
присущей деньгам премии за ликвидность. Мы вернемся к этому вопросу в 4.
(107) См. выше, с. 90.
(108) Нулевая эластичность - это более жесткое условие, чем действительно
требуется
(109) CM Сноску нас 120
(110) Свойство "ликвидности" ли в коем случае не может быть независимым
от этих двух параметров. Поэтому маловероятно, что актив, предложение
которого может быть легко увеличено или стремление к обладанию которым может
быть легко переключено на что-нибудь другое, будет обладать свойством
"ликвидности" в сознании собственного богатства. Сами деньги быстро теряют
свойство "ликвидности", если ожидается, что их предложение в будущем
претерпит большие изменения.
(111) Закладная и процент на нее действительно назначаются в деньгах. Но
тот факт, что должник по закладной имеет право по выбору отдать саму землю -
и даже должен отдать ее, если он не может найти денег по требованию
держателя закладной,- иногда делает ипотечную систему похожей на контракт на
землю с будущей доставкой вместо немедленной передачи. Бывают случаи продажи
земли арендаторам вместо оформления закладных, что фактически очень близко
подходит к сделкам этого рода,
(112) A. Marshall. Principles of Economics, p. 581.
(113) Это определение не соответствует ни одному из разных определений
нейтральных денег, предложенных новейшими авторами, хотя оно, возможно,
имеет какое-то отношение к цели, которую имели в виду эти авторы.
(114) См гл 10
(115) На этой стадии мы отвлекаемся от некоторых усложнений, которые
появляются, когда функции занятости для различных продуктов имеют разную
кривизну в пределах рассматриваемого интервала занятости (см, гл. 20),
(116) Определение дается в гл. 20.
(117) Последствия изменений единицы заработной платы будут подробно
рассмотрены в гл 19.
(118) В приложении к этой главе дана. развернутая критика "Теории
безработицы" проф. Пигу.
(119) Источник порочной практики, состоящей в уравнивании предельных
издержек на заработную плату и предельных первичных издержек производства,
кроется, быть может, в двусмысленности самого понятия "предельные издержки
на заработную плату". Мы можем подразумевать под ними издержки, связанные с
выпуском дополнительной единицы продукции наиболее экономичным путем, с
помощью имеющегося оборудования и других незанятых факторов. В первом случае
мы не должны соединять с дополнительной оплатой труда дополнительную
деятельность предпринимателя, или дополнительный оборотный капитал, или
вообще что-нибудь другое, помимо затрат труда, что прибавилось бы к
издержкам производства, Мы не вправе даже допустить, что дополнительный труд
ведет к более быстрому износу оборудования, чем это было бы при меньшей
занятости рабочей силы. Поскольку в первом случае мы не допускаем включения
какого-либо элемента издержек, помимо оплаты труда, в предельные первичные
издержки производства, то отсюда, конечно, следует, что предельные издержки
на заработную плату и предельные первичные издержки производства равны. Но
результаты анализа, основанного на такой предпосылке, не имеют почти
никакого приложения, так как предпосылка эта очень редко реализуется на
практике. На практике мы не так глупы, чтобы отказываться от соединения
дополнительного труда с соответствующим дополнительным количеством других
факторов в той мере, в какой они доступны. Предпосылка эта, следовательно,
применима только в том случае, если мы предполагаем, что все другие факторы,
кроме труда, уже полностью использованы. (120) Автор не делает ни намека, ни
предположения о том, что это происходит путем влияния на норму процента
(121) Тот, кто (вполне справедливо) недолюбливает алгебру, ничего не
потеряет, опустив первый параграф настоящей главы.
(122) Поскольку если pwr есть ожидаемая цена единицы продукции,
выраженная в единицах заработной платы, то
и поэтому Or(pwr=(wr(1-e0r) или
Но Or(pwr=(Dwr-(pwr(Or=(Dwr - (предельные первичные издержки
производства) (Or=(p.
Следовательно,
(123) Так как Dwr=pwrOr. мы имеем:
(124) Так как
p=pw.W и D=Dw.W,
мы имеем
и поэтому
(125) Это не совпадает с обычным определением, но, по моему мнению, как
раз передает существо вопроса. (126) Некоторые дополнительные соображения по
этому вопросу см. в моем "Трактате о деньгах", кн. IV.
(127) CM. гл. 17.
(128) Ср. поговорку XIX в., цитируемую Беджготом: "Джон Булль может
перенести многое, но только не двухпроцентную ставку". (129) В тех случаях,
когда нет оснований опасаться недоразумений, удобнее писать "предельная
эффективность капитала" вместо "график предельной эффективности капитала".
(130) Выше (в гл 12) я показал, что хотя отдельный инвестор редко сам делает
новые капиталовложения, однако предприниматели, несущие прямую
ответственность за эти инвестиции, находят их выгодными и часто вынуждены
следовать за конъюнктурой рынка, даже если сами они лучше осведомлены (131)
К этому вопросу имеют отношение некоторые части моего "Трактата о деньгах"
(кн, IV). (132) Однако при определенных допущениях, касающихся распределения
склонности к потреблению во времени, и убыточные инвестиции могут быть
оправданы с точки зрения общества в целом как способствующие максимальному
удовлетворению потребностей. (133) См. ниже (с. 260) некоторые доводы в
пользу противоположной точки зрения. Я склонен согласиться, что если нельзя
произвести серьезных изменений в наших нынешних порядках, то повышение нормы
процента во время бума может практически оказаться меньшим злом. (134) CM.:
A. Marshall. Industry and Trade, Appendix D, Money, Credit and Commerce, p.
130; его же. Principles of Economics, Appendix 1. (135) Взгляды Маршалла на
учение меркантилизма подытожены им в примечании на с. 51 первого издания его
"Principles of Economics": "Средневековые воззрения на связь между деньгами
и национальным богатством подверглись широкому изучению как в Англии, так и
в Германии. В целом эти воззрения следует рассматривать как путаные скорее
из-за отсутствия ясного понимания функций денег, чем из-за ошибочного
предположения, будто рост богатства нации может происходить только в
результате увеличения ее запасов благородных металлов". (136) The Nation and
the Athenaeum, November 24, 1923. (137) Использование эластичной единицы
заработной платы в качестве средства борьбы с депрессией, иначе говоря,
избавление от депрессии путем снижения заработной платы, может оказаться по
той же причине средством извлечения выгоды за счет соседей.
(138) Сама человеческая природа, как показывает опыт, по меньшей мере со
времен Солона* и, вероятно, в течение многих веков до этого, располагай мы
статистикой, заставляет нас ожидать устойчивой тенденции к росту единицы
заработной платы в течение длительных периодов времени, а сокращение ее
возможно только в условиях упадка и разложения экономического общества.
Поэтому, даже отвлекаясь от общественного прогресса и роста населения,
постепенное увеличение запаса денег оказывается настоятельно необходимым.
(139) Я имею тем больше ^ оснований пользоваться этой книгой, поскольку
проф. Хекшер сам является сторонником классической теории и гораздо меньше,
чем я, симпатизирует теориям меркантилистов. Поэтому нет оснований бояться,
что его выбор цитат был в какой-то мере пристрастным из-за желания
проиллюстрировать их мудрость.
(140) Gerard Melynes. Lex Mercatoria and Maintenance of Free Trade, 1622.
(141) Edward Misselden. Free Trade or the Means to Make Trade Florish,
1622.
(142) CM.: Quantulurncunque concerning Money, 1682.
(143) CM.: Hecksche r. Mercantilism, v. II, pp. 200-201 (немного
сокращено).
(144) Locke. Some Considerations of the Consequences of the Lowering of
Interest and Raising the Value of Money, 1692 (фактически работа написана
несколькими годами раньше),
(145) Он добавляет: "Не только от одного количества денег) но и от
скорости их обращения".
(146) "Use" - это, конечно, устарелый английский термин, употреблявшийся
вместо слова "процент" ("interest").
(147) Несколько позже Юм уже стоял, так сказать, "на полторы ноги" на
почве классической теории. Юм ввел в обиход среди экономистов подчеркивание
значения равновесия по сравнению с постоянно меняющимися переходными
состояниями, хотя он все еще был в достаточной степени меркантилистом, чтобы
не упустить из виду того факта, что мы живем именно в переходных состояниях:
"Только в течение известного промежутка времени или промежуточного состояния
между приобретением денег и ростом цен увеличившееся количество золота и
серебра благоприятно для промышленности... Для внутреннего благополучия
государства не имеет значения, будет ли денег больше или меньше. Правильная
политика государственных деятелей заключается лишь в том, чтобы
поддерживать, насколько это возможно, количество денег постоянно
увеличивающимся, потому что этим они сохраняют дух предпринимательства нации
и увеличивают количество труда, в чем и заключается вся действительная мощь
и богатство. Нация, количество денег у которой сокращается, в это время
фактически слабее и беднее другой нации, у которой денег хотя и не больше,
но она обладает тенденцией к развитию",- Нurne. On Money, 1752.
(148) Fortrey. England's Interest and Improvement, 1663.
(149) Heckscler. Mercantilism, v. II, pp. 210-211.
(150) I bid, p. 228.
(151) Hales. Discourse of the Common Weal.
(152) Heckscher. Mercantilism, v. II, p. 235.
(153) Heckscher. Mercantilism, v. II, p. 122.
(154) Ibid., p. 223.
(155) Ibid., p. 178.
(156) "Внутри государства меркантилизм энергично преследовал радикальные
динамические цели. Но важно подчеркнуть, что это сочеталось с представлением
о статичности общих мировых экономических ресурсов. Именно на этой почве
возникла коренная дисгармония, порождавшая бесконечные торговые войны... Это
было трагедией меркантилизма. И средние века с их универсальным статическим
идеалом, и эпоха laissez-faire с ее универсальным динамическим идеалом
избежали таких последствий".- Heckscheг. Mercantilism, v. II, р. 25-26.
(157) Твердая оценка этой истины Международной организацией труда под
руководством сначала Альберта Томаса, а затем Х Б. Батлера заметно
выделялась среди заявлений многочисленных послевоенных международных
организаций.
(158) Heckscher. Mercantilism, v. II, pp. 176-177.
(159) Ibid., p. 335.
(160) CM. письмо Бентама Адаму Смиту, приложенное к его "Защите
ростовщичества". (161) Adam Smith. Wealth of Nations, Book II, Ch. 4.
(162) Начав уже цитировать Бентама в этой связи, я должен напомнить самое
замечательное у него место: "Карьеру искусства, великий путь, по которому
идут инвесторы, можно сравнить с обширной и, может быть, безграничной
равниной, усеянной провалами, вроде того, который поглотил Курция, Каждый из
них требует человеческой жертвы прежде, чем заполнится; но, однажды
заполнившись, он уже больше не открывается, и значит, безопаснее становится
путь для тех, кто идет следом".
(163) Родился недалеко от границы с Люксембургом, отец - немец, мать -
француженка.
(164) Гезелл отличается от Джорджа тем, что он рекомендует выплату
компенсаций за национализацию земли
(165) CM.: S. Gesell. The Natural Economic Order, p. 297.
(166) CM.: Heckscher. Mercantilism, v. II, p. 208.
(167) CM.: Laffemas. Les Tresors et richesses pour mettre I' Estat en
Splendeur.
(168) CM.: Hecksche r. Mercantilism, v. II, p. 290.
(169) CM.: Hecksche r. Mercantilism, v. II, p. 291.
(170) Ibid., p. 209.
(171) В своей "Истории английской мысли в XVIII веке" Стивен, говоря "о
заблуждении, сделавшемся знаменитым благодаря Мандевилю", писал, что "полное
его опровержение заключается в положении, столь редко понимаемом, что оно
может служить лучшим пробным камнем для экономиста, а именно, что спрос на
товары не есть спрос на труд".- Stephen. History of English Thought in the
Eighteenth Century.
(172) Ср. с Адамом Смитом, ближайшим предшественником классической школы,
который писал: "То, что является благоразумным в поведении каждой отдельной
семьи, вряд ли может быть глупостью для великого королевства". Вероятно,
здесь имеется в виду вышеприведенное место из Мандевиля.
(173) CM. Essays in Biography, p. 139-147.
(174) Письмо Мальтуса Рикардо от 7 июля 1821 г.
(175) Письмо Мальтуса Рикардо от 16 июля 1821 г.
(176) Предисловие к книге Мальтуса.- CM.: Malthus. Principles of
Political Economy, pp. 8-9.
(177) Malthus. Principles of Political Economy, p. 363, footnote.
(178) CM.: J. S. Mill. Political Economy, Book I, Ch. V. Наиболее полно и
глубоко эта сторона теории Милля рассмотрена у Mummery and Hobson.
Physiology of Industry, p. 38 и далее. В частности, речь идет об учении
Милля (которое Маршалл в своем весьма неудовлетворительном анализе теории
фонда заработной платы пытался оправдать) о том, что "спрос на товары не
есть спрос на труд".
(179) См.: А. Сairncross. The Victorians and Investment.- Economis
History, 1.936.'
(180) Трактат Фуллартона наиболее интересен среди цитированных им
источников.- CM.: Fullarto n. On the Regulation of Currencies. 1844.
(181) Дж. M. Робертсон поддерживал ересь Меммери и Гобсона. Однако книга
эта не представляет большой ценности и значения, так как она полностью
лишена проницательности "Физиологии промышленности".- CM.: J. M. Robertson.
The Fallacy of Saving, 1892.
(182) В адресе, озаглавленном "Исповедь экономического еретика",
представленном Лондонскому этическому обществу в Конвей-Холл в воскресенье
14 июля 1935 г., я воспроизвожу этот отрывок с разрешения Гобсона. (183)
Гобсон писал довольно невежливо: "Бережливость является источником
национального богатства, и чем бережливее нация, тем больше она богатеет.
Таково учение почти всех экономистов. Многие из них подчеркивают
нравственное достоинство, когда говорят о безмерной ценности бережливости.
Одна только эта нота во всей их прескучной песне достигла благосклонного уха
общества".- Hobson. The Phisiology of Industry, p. 26.
(184) Hobson and Mummery. Physiology of Industry, p. III-V.
(185) Ibid., p. VI.
(186) Hobson and Mummery. Physiology of Industry, p. IX.
(187) Ibid., p. 27.
(188) Ibid., p. 50, 51.
(189) Ibid., p. 69.
(190) Ibid., p. 113.
(191) Ibid., p. 100.
(192) Hobson and Mummery. Physiology of Industry, p. 101.
(193) Ibid., p. 79.
(194) Ibid., p. 117.
(195) Ibid., p. 130.
(196) Ibid., p. 131.
Стр: 2
[¦TT1] Д. М. Кейнс Общая теория занятости, процента и дене
Re21 2005 anarkire21@mail.ru ,,,
anarkire21@yahoo.com
|
