Джин Вулф - Зиккурат
     Gene Wolfe. The Ziggurat (1995)
     
     В половине второго пошел снег. Эмери Бейнбридж немного постоял на крыльце хижины, а потом вернулся к дневнику.
     
     «13.38. Сильный снегопад, бесшумный, как крыло филина. По радио объявили, что если у вас нет привода на все четыре колеса, то лучше остаться дома. А значит, Брука не будет».
     
     Он положил шариковую ручку, красную, словно губная помада, потом посмотрел на нее. Этой ручкой... Ему следует вычеркнуть «Брук» и написать «Джен».
     - Ну, и черт с ним, - в пустой хижине голос Эмери прозвучал слишком громко. - Что написал, то и написал. Quod scripsi* [Лат. «Еже писах - писах». Евангельское выражение (Иоанн, XIX, 22), отчет Пилата на просьбу переменить надпись над головой распятого Иисуса.], что бы это ни значило.
     «Вот что бывает, когда долго живешь один, - сказал он себе. - Предполагается, что ты должен отдохнуть и успокоиться. А ты начинаешь разговаривать сам с собой».
     - Как какой-то псих, - добавил Эмери вслух.
     Приедет Джен и привезет Брука. И Эйлин с Элайной. «На сегодняшний день Эйлин и Элайна такие же мои дети, как и Брук», - твердо сказал он себе.
     Если Джен не сможет выбраться завтра, то через несколько дней уж наверняка, должны же власти округа когда-нибудь расчистить проселочные дороги. Весьма вероятно, что ее следует ждать, как и планировалось. У Джен была такая черта характера - не то чтобы упрямство или решительность, а некая вера в собственную правоту; раз уж она считает, что Эмери должен подписать бумаги, значит, ее линкольн сможет преодолеть любые препятствия не хуже джипа.
     Брук, конечно, будет только рад. Когда ему было девять, он попытался пересечь Атлантику на пенополистироловом динозавре; мальчик все дальше и дальше удалялся от берега, пока девушка-спасатель не бросилась за ним вдогонку на маленьком катамаране и не привезла его обратно, оставив динозавра плавать в море.
     «Вот что происходит повсюду, - подумал Эмери, - мальчиков и мужчин привозят на берег женщины, хотя на протяжении тысяч лет именно мужская отвага помогала человечеству выжить».
     Он надел двойную красную куртку в клетку, самую теплую шапку и вынес на крыльцо кресло, чтобы посидеть и полюбоваться на снег.
     И вдруг Эмери понял, что дело тут не в... Он забыл слово, которое использовал ранее. Дело тут не в том, чем обладают мужчины. А в том, чем обладают женщины. Или думают, что обладают. Вероятнее всего, этого качества нет ни у кого.
     Он представил себе Джен, пристально вглядывающуюся в метель, с перекошенным лицом. Она направляет линкольн в снег, через первый холм. На ее лице появляется выражение мрачного триумфа, когда машина переваливает через вершину. Джен в легких туфельках может оказаться в трудном положении в этой безмолвной глуши. Возможно, эта черта ее характера вовсе не вера в собственную непогрешимость, а мужество или нечто очень близкое к нему по значимости, некий вид экзистенциального безрассудства. Маленькие розовощекие девицы частенько заставляют вас думать: истинно все, что вам хочется, - если только вы будете с достаточным пылом стоять на своем.
     За ним наблюдали.
     - Господи, да это же тот самый койот, - громко проговорил Эмери и по тембру собственного голоса понял, что лжет.
     Это были глаза человека. Эмери прищурился, вглядываясь вдаль сквозь падающий снег, снял очки, рассеянно протер стекла носовым платком и снова посмотрел.
     По другую сторону маленькой долины вздымался высокий холм с крутыми склонами, поросшими соснами. Вершину венчали обдуваемые свирепыми ветрами бледно-желтые камни. Где-то там прятался наблюдатель. Молчаливый и внимательный, он следил за Эмери сквозь густые ветви сосен.
     - Спускайтесь! - позвал он. - Хотите кофе?
     Ответа не последовало.
     - Вы заблудились? Вам следует обогреться, заходите в гости!
     Эмери казалось, что его слова тонут в снежном безмолвии. Он кричал довольно громко, но не был уверен, что его услышали. Тогда Эмери встал и помахал рукой:
     - Идите сюда!
     За соснами возникла бесцветная вспышка. Она была такой быстрой и слабой, что Эмери засомневался: видел ли он ее на самом деле. Кто-то подавал сигналы зеркалом - только вот небо над заснеженными склонами давно приобрело тусклый свинцовый оттенок, и солнце невозможно было разглядеть.
     - Спускайтесь! - снова позвал он, но наблюдатель исчез.
     «Деревенские жители с подозрением относятся к чужакам», - подумал Эмери.
     Впрочем, он прекрасно знал, что в радиусе десяти миль не было никаких деревенских жителей: пара охотничьих домиков и несколько хижин, вроде его собственной; сейчас, когда сезон охоты на оленей закончился, здесь никто не жил.
     Он сошел с крыльца. Снег доходил ему до колен и с каждой минутой валил все сильнее и сильнее. Поросший соснами склон холма был уже практически не виден.
     Поленница под южным карнизом (когда Эмери приехал сюда, она казалась весьма внушительной) заметно уменьшилась. Пришла пора заняться заготовкой дров. Пожалуй, он уже упустил момент. Завтра нужно взять бензопилу, топор, кувалду и клинья, а может, и джип, если на нем можно будет добраться до места, и притащить бревна.
     Он отбросил мысли о дровах. Скоро приедет Джен и привезет Брука, который останется с Эмери. И близняшки поживут у него несколько дней, если дорогу совсем завалит снегом.


     Койот поднялся по ступенькам заднего крыльца!
     Через пару секунд Эмери сообразил, что ухмыляется, как дурак, поэтому стер улыбку с лица и заставил себя внимательно изучить ступеньки.
     Следов найти не удалось. Вероятно, койот все съел еще до того, как повалил снег, потому что миска была вылизана дочиста. Придет время, и очень скоро, когда Эмери коснется желтовато-серой головы, койот оближет ему пальцы, а потом уснет перед маленьким камином.
     Довольный, он подергал ручку задней двери, но потом вспомнил, что запер ее вчера вечером. Точнее, он запер обе двери - им двигал какой-то непонятный ужас.
     «Медведи», - подумал он, пытаясь убедить себя, что, в отличие от Джен, не подвержен иррациональным страхам.
     Здесь они и в самом деле водились. По большей части это были маленькие черные медведи. Но попадались и крупные звери, забывшие страх перед человеком, готовые бродить где угодно и нередко нападавшие на людей. На них охотились каждый год осенью, когда они нагуливали сало для долгой спячки. Приходила зима, медведи устраивались в пещерах, дуплах больших деревьев и густых зарослях кустарника. Тихонько посапывая, они лежали неподвижно, как снег, и видели медвежьи сны о далеких временах, когда проселочные дороги снова зарастут деревьями, а ружья рассыплются в прах.
     И все же Эмери чего-то боялся.
     Он вернулся к переднему крыльцу, взял кресло и тут заметил на потертой спинке черное пятно, которого раньше не было. Оно оставило след на пальце, но Эмери легко соскреб его лезвием небольшого перочинного ножа.
     Пожав плечами, он занес кресло в дом. В кладовой было полно ирландской тушенки; сегодня он приготовит ее на обед, а потом намажет соусом ломоть хлеба и оставит его для койота на том же месте, на ступеньках заднего крыльца. Нельзя (так говорят знающие люди) каждый день понемногу переставлять миску. Это будет слишком быстро и страшно для любого дикого существа. Можно перемещать угощение не чаще одного раза в неделю, миска койота мелкими шажками уже пропутешествовала от самого берега ручья, где Эмери в первый раз увидел зверя, до ступеней заднего крыльца.
     Джен, Брук и близняшки наверняка отпугнут койота. Жаль, конечно, но тут ничего не поделаешь; может, его не кормить, пока Джен и близняшки не уедут.
     Эмери вряд ли смог бы объяснить, как он понял, что за ним кто-то следит - он был просто в этом уверен, точно так же он не сомневался, что Джен удастся разозлить его и изменить реальность в соответствии с собственными желаниями.
     Эмери взял метлу и подмел хижину. Пока он был уверен, что она приедет, его совершенно не волновало, как выглядит дом, но теперь, когда приезд Джен стал проблематичным, он понял, что этот вопрос начал его сильно беспокоить.
     Джен займет вторую нижнюю койку, близняшки лягут вместе на верхней (можно не сомневаться, что будет много визга, воплей и хохота), а Брук залезет на верхнюю койку, которая расположена над кроватью Эмери.
     Так впервые наступит неизбежное и окончательное размежевание: Сибберлинги займут и всегда будут занимать одну часть хижины, а Бейнбриджи - другую; мальчики здесь, девочки - там. Судебное разбирательство затянется на годы, потребуются десятки тысяч долларов, но результат будет достигнут именно такой.
     Мальчики здесь.
     Девочки там, все дальше и дальше. Когда он качал и целовал Эйлин и Элайну, когда покупал подарки на Рождество и день рождения, сидел на глупых торжественных собраниях с довольными учителями, он никогда не чувствовал себя отцом близняшек. А теперь ситуация изменилась. Эл Сибберлинг наделил девочек красотой и смуглой кожей, а потом исчез. Он, Эмери Бейнбридж, подобрал их, как заброшенных и забытых кукол, после того как Джен оказалась по уши в долгах. Называл себя их отцом и знал, что лжет.
     И речи не могло идти о том, чтобы спать вместе с Джен, как бы долго она здесь ни оставалась. Именно поэтому она и взяла с собой близнецов - Эмери сразу все понял, как только она сообщила ему об этом.
     Он постелил чистые простыни на койку Джен, а сверху положил стеганое одеяло и три толстых шерстяных пледа.
     Провожая Джен домой после спектаклей или танцев, он научился прислушиваться к их голосам; тишина означала, что он может вернуться и навестить постель Джен после того, как отвезет домой няню. Сейчас Джен боялась, что он захочет поторговаться - его подпись на бумагах в обмен на дополнительные удовольствия, еще одна маленькая порция любви перед тем, как они расстанутся навсегда. И хотя она хотела, чтобы Эмери все подписал, ее желание было не настолько сильным. Девочки там, мальчики здесь. Неужели он стал таким отталкивающим?
     Он поменял наволочку на подушке Джен.
     К этому моменту она наверное нашла себе кого-нибудь из деловой части города - и будет сохранять ему верность, как он сохранял верность Джен, пока в глазах закона являлся мужем Памелы.
     Мысль о глазах напомнила ему о наблюдателе с холма.
     
     «14.12. Кто-то забрался на холм за ручьем. У него имеется сигнальное устройство».
     
     «Создается впечатление, что я потихоньку схожу с ума, - подумал Эмери. - Что если Джен тоже увидит вспышки?» Впрочем, в это он не верил.
     С колпачка красной ручки ему улыбался лев, и Эмери подошел к окну, чтобы в сером свете дня прочитать надпись: «Отель красного льва. Сан-Хосе». Превосходный отель. Если у него хватит духу написать письмо Джен и Бруку, он воспользуется именно этой ручкой.
     
     «14.15. Койот съел все, что я ему оставил, похоже, сразу после завтрака. Сегодня я оставлю еще. А завтра чуть приоткрою заднюю дверь. Пожалуй, поднимусь на холм, осмотрю окрестности».
     
     Он не догадывался о своих намерениях, пока не написал этих слов.
     
     Склон холма показался ему слишком крутым, ноги скользили по снегу. Отяжелевшие ветви сосен низко свисали, а когда Эмери задевал их, распрямлялись, сердито швыряя ему в лицо пригоршни снега. Большую часть следов, оставленных невидимым наблюдателем, должно быть, уже засыпал свежевыпавший снег, однако под соснами наверняка можно будет что-нибудь обнаружить.
     Эмери почти добрался до скалистой вершины, когда нашел первый след, но и он был сильно припорошен снегом. Он встал на колени и подул на снежинки - ему иногда удавалось таким способом расчистить следы зверей. Здесь кто-то прошел в очень необычном ботинке с подковкой, напоминающей раздвоенное копыто лося. Он измерил его ладонью - получилось, что весь отпечаток помещается между мизинцем и вытянутым большим пальцем. Маленькая нога, размер шестой, не больше.
     Мальчик.
     Рядом Эмери нашел еще один след, меньше первого. А чуть дальше - неясный отпечаток, который мог быть оставлен рукой в перчатке. Здесь мальчик сидел на корточках с зеркальцем или фонариком.
     Эмери снова опустился на колени и отвел в сторону ветви сосны, загораживающие хижину. Две маленькие темные фигурки поднялись на крыльцо, он едва мог их разглядеть сквозь падающий снег. Первый держал в руках его топор, второй - его ружье.
     Он вскочил на ноги и принялся размахивать зажженным фонарем.
     - Эй, вы там!
     Тот, что держал ружье, поднял его и, не целясь, выстрелил. Все произошло так быстро, что Эмери даже не успел пригнуться. Грохот выстрела, несмотря на снег, гулким эхом прокатился по склону.
     Эмери попытался отскочить в сторону, поскользнулся и упал в мягкий снег.
     «Слишком поздно, - сказал он себе. - Надо же, чтобы такое случилось со мной. - А потом добавил: - Лучше уж не подниматься, вдруг снова начнут стрелять».
     Воздух напоминал охлажденное вино. Снег, пушистый и чистый, был невозможно прекрасным. Чуть отодвинув рукав, Эмери посмотрел на часы, он решил подождать десять минут - чтобы максимально исключить риск.
     В хижину явно забрались грабители. Пока он лазил по холму, подонки его обчистили. А выстрелили, скорее всего, для того, чтобы успеть убежать. Эмери мысленно провел инвентаризацию. Кроме ружья, там нечего было взять - еда и кое-какие инструменты. Но они могут попытаться угнать джип, если смогут завести, что сделать совсем нетрудно.
     Все наличные находились в бумажнике, который лежал в кармане охотничьих штанов. Часы - дешевые спортивные часы, которые не представляли никакой ценности, - были у него на запястье. Чековая книжка осталась в ящике стола; мерзавцы могут забрать ее и попытаться подделать чеки. Их почти наверняка поймают, когда они попробуют получить по ним деньги.
     Эмери еще раз приподнял ветви. Грабителей нигде не было видно, дверь хижины осталась приоткрытой, джип, как и прежде, стоял возле северной стены, его красная крыша четко выделялась на фоне снега.
     Он бросил взгляд на часы. Прошла минута, может быть, полторы.
     У них должен быть автомобиль с приводом на все четыре колеса, если они не хотят застрять на какой-нибудь проселочной дороге. Эмери не слышал, как заработал мотор, значит, его не глушили. Но не могли же грабители отъехать совершенно бесшумно.
     А может, они оставили машину где-нибудь неподалеку, а сами пришли к хижине пешком? Теперь ему стало казаться, что у них и вовсе не было автомобиля. Двое мальчишек разбили лагерь в лесу, уверенные, что он не сумеет найти их палатку. Кажется, за ночевку в лесу зимой дается какой-то скаутский значок. Сам он никогда не был скаутом, но что-то про это слышал.
     Он осторожно отпустил ветви.
     Ружье не слишком большая потеря, но о его краже следует сообщить шерифу. Он не собирался стрелять - наоборот, беспокоился, как бы близняшки не добрались до оружия и не сотворили какую-нибудь глупость, хотя обе уже не раз стреляли по консервным банкам - еще до того, как он и Джен решили разойтись.
     Теперь, лишившись ружья, он не мог.
     Ни одна из них не проявила к ружью особого интереса. Когда Эмери показал им, как нужно стрелять, естественное любопытство - которое и было причиной стольких несчастных случаев - должно было подтолкнуть их к какому-нибудь неразумному поступку. Чтобы доставить Эмери удовольствие, девочки научились обращаться с ружьем, однако как только он перестал их уговаривать, сразу потеряли к нему всякий интерес.
     Прошло четыре минуты, может быть, пять. Он еще раз приподнял ветви и услышал приглушенный рокот двигателя. Джип или какой-то другой автомобиль приближался к хижине, а вовсе не уезжал. Неужели воры возвращаются обратно? На грузовичке, чтобы вывезти из хижины все его вещи?
     Большой черный линкольн Джен показался на вершине соседнего холма и начал медленно съезжать вниз по склону. Машина остановилась, двери распахнулись, и трое детей выскочили наружу. Джен, не торопясь, вылезла из линкольна, аккуратно закрыла дверь, высокая и стройная, с изумительными золотыми волосами под голубой норковой шляпкой без полей.
     В левой руке она держала черный чемоданчик «дипломат», который, скорее всего, принадлежал Эмери.
     Брук уже стоял на крыльце. Эмери поднялся на ноги и предупреждающе закричал, но было уже поздно, Брук вошел в хижину, за ним последовали близняшки. Джен огляделась по сторонам и помахала рукой, и сердце у Эмери отчаянно сжалось.
     
     К тому времени, когда Эмери добрался до хижины, он решил никому не говорить о том, что грабители в него стреляли. Вероятно, ружье перезарядили, и гильза упала куда-то в снег. Впрочем, ее вполне могли и не заметить, а если Брук или близняшки ее найдут, он скажет, что отгонял какого-нибудь зверя.
     - Привет, - сказала Джен, когда он вошел. - Ты оставил дверь открытой. Здесь ужасно холодно. - Она устроилась в кресле возле горящего камина.
     - Я не оставлял. - Он уселся в соседнее кресло, стараясь говорить небрежно. - Меня ограбили.
     - В самом деле? Когда?
     - Четверть часа назад. Ты не видела на дороге машину?
     Джен покачала головой.
     Значит, они пришли пешком; дорога кончалась у озера. Вслух он сказал:
     - Это не имеет значения. Они забрали топор и ружье. - Вспомнив про чековую книжку, Эмери заглянул в ящик маленького столика.
     Чековая книжка лежала на месте; он взял ее и засунул во внутренний карман куртки.
     - Это было твое старое охотничье ружье?
     - Да, тридцатого калибра.
     - Тогда тебе следует купить новое ружье и как следует закрывать дверь. Я...
     - Я думал, ты появишься только завтра, - перебил ее Эмери. Мысль о другом ружье внушала ему ужас.
     - Я и собиралась. Но по телевизору сообщили, что приближается большая метель, и я решила приехать на день раньше - иначе пришлось бы ждать целую неделю, так, во всяком случае, они утверждают. Я предупредила доктора Гиббонса, что Эйлин вернется в следующий вторник, и мы уехали. Это не должно занять много времени. - Она открыла чемоданчик, лежавший у нее на коленях. - А сейчас...
     - Где дети?
     - Пошли за дровами. Через пару минут вернутся.
     Словно в подтверждение слов Джен, раздались удары кувалды.
     - Ты считаешь, что им нужно при этом присутствовать? - отважился спросить он.
     - Эмери, они знают. Даже если бы я и хотела, то вряд ли смогла от них все скрыть. Что я должна была отвечать, когда они спрашивали, почему ты не приходишь домой?
     - Могла бы сказать, что я охочусь на оленей.
     - Ну этим можно заниматься несколько дней, в крайнем случае, неделю. Ты ведь ушел в августе, помнишь? Знаешь, я ничего не стала от них скрывать и рассказала правду. - Она выжидательно замолчала. - Не хочешь спросить, как они к этому отнеслись?
     Он покачал головой.
     - Девочки огорчились. А Брук, я думаю, был просто счастлив. Он сможет некоторое время пожить здесь с тобой и все такое.
     - Я записал его в Калвер, - сказал Эмери. - Занятия начинаются с февраля.
     - Уверена, что все это к лучшему. А теперь послушай, потому что нам нужно возвращаться. Вот письмо от твоего...
     - Вы не собираетесь здесь переночевать? Остаться до завтра?
     - До завтра? Конечно, нет. Нам нужно уехать до того, как начнется настоящая пурга. Ты меня все время перебиваешь. Ты это делаешь постоянно. Наверное, уже слишком поздно просить тебя попытаться избавиться от этой дурной привычки.
     Он кивнул.
     - Я постелил для тебя постель.
     - Там может спать Брук. А сейчас...
     Задняя дверь распахнулась, и в хижину вошел Брук.
     - Я показал им, как ты колешь дрова, и Лайна сумела расколоть одно полено Правда, Лайна?
     - Правда. - У него за спиной стояла Элайна с несколькими поленьями в руках.
     - Совсем неподходящее занятие для леди, - вмешалась Джен.
     - Но это же здорово, что девочка ее возраста может поднять кувалду - я бы не поверил, что она справится. Брук тебе помогал?
     Элайна покачала головой.
     - А я не захотела, - добродетельно заявила Эйлин.
     - Вот, возьми, - Джен сунула в руки Эмери конверт, - это письмо от твоего адвоката. Оно запечатано, видишь? Я его не читала. Поэтому не теряй времени и ознакомься с его содержанием.
     - Однако ты знаешь, что там написано, - мрачно проговорил Эмери, - или думаешь, что знаешь.
     - Да, он сказал мне, что собирается написать.
     - В противном случае ты не стала бы так спешить. - Эмери достал перочинный нож и вскрыл конверт. - Хочешь рассказать мне?
     Джен покачала головой, и ее лицо перекосила та самая уродливая гримаса, о которой Эмери совсем недавно вспоминал. Брук сложил на полу принесенные дрова и спросил:
     - Могу я посмотреть?
     - Ты можешь почитать мне вслух, - предложил Эмери. - Мои очки запотели. - Он достал чистый носовой платок и протер стекла. - Только не все подряд. Просто расскажи, о чем там говорится.
     - Эмери, ты это делаешь, чтобы посчитаться со мной! - нервничая, сказала Джен.
     Он покачал головой.
     - Наши адвокаты спорят о наследстве Брука.
     Брук уставился на него.
     - Я потерял компанию, - сказал ему Эмери. - В основном, речь идет о деньгах и акциях, которые я получу в качестве утешительного приза. Ты мой единственный ребенок, скорее всего, других у меня уже не будет. Давай, читай. Что там написано?
     Брук развернул письмо. Эмери вдруг показалось, что сейчас, когда в хижине находится пять человек, здесь стало даже тише, чем в те долгие месяцы, когда он жил один.
     - Ты должен понимать, что все совершенно законно, Брук, - заявила Джен. - Они купили контрольный пакет акций, и теперь наша компания стала частью синдиката. Вот и все, что произошло.
     Жесткая, похожая на пергамент бумага, зашуршала в руках Брука. Неожиданно Элайна прошептала:
     - Мне очень жаль, папа.
     Эмери улыбнулся ей.
     - Я все еще здесь, милая.
     Брук посмотрел на Эмери, потом на Джен и снова на отца.
     - Здесь написано, что это лучшее, чего мистер Глакман смог для тебя добиться, и он считает, что тебе следует соглашаться.
     - У тебя остается эта хижина, джип и все личные вещи, естественно, - вмешалась Джен. - Я верну обручальное кольцо...
     - Можешь оставить его себе, - сказал Эмери.
     - Нет, я хочу быть до конца честной. Я всегда пыталась быть честной, даже когда ты не приходил на встречи с адвокатами. Я верну кольцо, но сохраню все твои подарки, включая машину.
     Эмери кивнул.
     - От алиментов я отказываюсь. Естественно, Брук будет жить с тобой, а Эйлин и Элайна со мной. Мой адвокат говорит, что мы сможем заставить отца платить за их содержание.
     Эмери снова кивнул.
     - И я получаю дом. Все остальное поделим поровну. Речь идет об акциях, деньгах на моем и твоем личных счетах и на общем счете. - У нее в руках появились другие бумаги. - Я знаю, ты захочешь все прочитать, но там написано примерно то же самое. Можешь поехать со мной в Войлстаун на джипе. Там есть нотариус, который засвидетельствует твою подпись.
     - Когда мы поженились, я уже был владельцем компании.
     - Однако теперь ты ее лишился. Мы не обсуждаем твою компанию. Она не имеет к этому никакого отношения.
     Он взял телефон - случайно выбранный способ отвлечься, - чтобы дождаться, когда боль перестанет быть такой острой.
     - Надеюсь, ты меня извинишь? Наш разговор может затянуться, а мне нужно сообщить об ограблении. - Эмери набрал номер телефона шерифа.
     Брук положил письмо Фила Глакмана на стол так, чтобы его было удобно читать.
     - Ну, дозвонился? - нетерпеливо поинтересовалась Джен. - На проводах намерзло много льда. Брук заметил, когда мы сюда ехали.
     - Думаю, да. Телефон вроде бы работает.
     - Наверное, из-за пурги много несчастных случаев, - сказал Брук. Близняшки с беспокойством переглянулись, и Элайна подошла к окну, чтобы посмотреть на снегопад.
     - Я должна тебя предупредить, - заявила Джен, - если ты не подпишешь - это война. Мы провели долгие часы...
     - Офис шерифа Рона Уилбера, - донесся из телефонной трубки визгливый голос.
     - Меня зовут Эмери Бейнбридж. Я живу в хижине возле шоссе номер пять в пяти милях от озера.
     Тонкий голосок пролепетал что-то невнятное.
     - Повторите, пожалуйста, я не понял.
     - Может быть, стоит попробовать по радиотелефону из машины, - предложила Джен.
     - Что случилось, мистер Бейнбридж?
     - В мое отсутствие была ограблена хижина. - Эмери не мог рассказать о том, что в него стреляли, чтобы об этом не узнали Джен и дети; он решил, что это не столь уж принципиально. - Взяли ружье и топор. У меня создалось впечатление, что все остальное на месте.
     - Может быть, вы просто забыли, куда их положили?
     Пришло время рассказать о мальчишке на холме. Эмери вдруг осознал, что не может этого сделать.
     - Вы меня слышите, мистер Бейнбридж? - до Эмери донесся стук, словно в офисе шерифа играли в крикет.
     - Очень плохо, - ответил он. - Нет, я все прекрасно помню. Кто-то забрался в дом, пока меня не было - кроме всего прочего, они оставили дверь открытой. - Он описал топор и ружье, сказал, что не помнит серийного номера, а потом повторил по буквам свою фамилию.
     - Мы не можем никого послать к вам, мистер Бейнбридж. Мне очень жаль.
     Женщина. Только сейчас Эмери сообразил, что разговаривает с женщиной.
     - Я просто хотел сделать сообщение, - сказал он, - на случай, если вам удастся с кем-нибудь связаться.
     - Мы занесем ваш звонок в регистрационную книгу. Вы можете в любое удобное для вас время приехать и осмотреть украденные вещи, но мне кажется, что в данный момент ружей у нас нет.
     - Кража произошла совсем недавно. Около трех часов или чуть позже. - Когда женщина из офиса шерифа ничего не ответила, он сказал: - Благодарю вас. - И повесил трубку.
     - Ты думаешь, они вернутся сегодня ночью, папа?
     - Я сильно сомневаюсь, что они вообще вернутся. - Эмери снова сел, не заметив того, что отодвинул кресло подальше от Джен. - Раз уж твои дети накололи дров и принесли их сюда, не кажется ли тебе, что они должны подбросить пару поленьев в огонь?
     - А я уже положила свое в камин, - заявила Эйлин. - Правда, мамочка?
     Брук взял несколько крупных поленьев и аккуратно положил в догорающий камин.
     - Я основал компанию за много лет до того, как мы поженились, - сказал Эмери, обращаясь к Джен. - И потерял над ней контроль, когда развелся с матерью Брука. Мне пришлось отдать ей половину акций, а она их продала.
     - Это не имеет...
     - Акции, о разделе которых говоришь ты, - половина пакета, оставшегося после моего развода. Большая часть денег на моем личном счете была переведена со счета компании до того, как она окончательно вышла из-под моего контроля. Можешь сохранить все, что осталось на твоем личном счете, мне не нужны твои деньги.
     - Ты так добр, Эмери! Ты просто необыкновенно добр!
     - Тебя беспокоит снег, и я думаю, тут ты совершенно права. Если ты с девочками останешься, пока погода не переменится, я буду рад. Может быть, мы сумеем договориться.
     Джен покачала головой, и на мгновение Эмери позволил себе полюбоваться ее чистой кожей и четкими линиями профиля.
     - Дом стоит в десять раз больше, чем эта хижина, - неожиданно вмешался Брук.
     «Мальчики здесь, - подумал Эмери, - девочки там».
     - Оставь себе дом, Джен. Я не собираюсь возражать - во всяком случае, не сейчас. Но этот вопрос может возникнуть позже, если ты заупрямишься. Я готов расплатиться наличными... - И тут Эмери понял, что вовсе не хочет таким образом решать данную проблему.
     - Мы как раз сейчас это обсуждаем. Фил Глакман представляет твои интересы! Он предложил такой вариант, да ты и сам согласен. Значит, вопрос решен.
     Эмери наклонился вперед и протянул руки к взметнувшемуся пламени.
     - Если вопрос решен, то тебе не нужна моя подпись. Возвращайся в город.
     - О, Господи! Могла бы сообразить, что нет никакого смысла сюда приезжать.
     - Я говорю о наличных в том смысле, что хочу положить деньги на счет близняшек. Это будет щедрое соглашение, ты сохранишь дом, машину, деньги и личные вещи. На это я готов пойти - ни больше, ни меньше. В противном случае, нам придется встретиться в суде.
     - Мы обо всем договорились с твоим адвокатом!
     Она сунула бумаги Эмери в руки, и ему страшно захотелось швырнуть их в огонь. Однако он заставил себя говорить спокойно.
     - Я знаю, что так оно и было, и не сомневаюсь, что ты действовала из самых лучших побуждений. Мы с ним тоже все подробно обсудили. Я хотел посмотреть, до чего Фил Глакман сумеет с тобой договориться. Откровенно говоря, я был практически уверен, что он сможет составить соглашение, которое меня устроит. К сожалению, Фил меня разочаровал.
     - Снег пошел еще сильнее, - сообщила Элайна.
     - Он не... - Эмери напрягся. - Ты ничего не слышала?
     - Ни одного разумного слова! И не собираюсь больше тебя слушать!
     Это было похоже на выстрел, но, скорее всего, где-то, не выдержав тяжести снега, сломалась большая ветка.
     - Я немного отвлекся, - признался Эмери. - Однако могу четко сформулировать три своих основных заявления. Во-первых, я не подпишу твои бумаги. Ни здесь, ни в Войлстауне, ни в городе. Нигде. Можешь их забрать.
     - Это абсолютно нечестно!
     - Во-вторых, я не поеду в город и не стану с вами торговаться. Это дело Фила.
     - Мистер Высокая Технология, ведущий полную лишений жизнь в глуши.
     Эмери покачал головой.
     - Я никогда не отвечал за технические решения в компании, Джен. На меня работало полдюжины специалистов, которые часто знали об оборудовании гораздо больше, чем я.
     - И вдобавок скромный. Надеюсь, ты понимаешь, что я тоже кое-что скажу, когда ты закончишь.
     - В-третьих, я хотел бы предпринять еще одну попытку - если ты согласишься. - Он немного помолчал - Я понимаю, жить со мной нелегко. Но и ты тоже не сахар. Но я готов попытаться - по-настоящему - если ты мне позволишь.
     - Похоже, ты считаешь себя великим любовником, не так ли?
     - В первый раз ты выходила замуж за великого любовника, - сказал Эмери.
     Джен вскипела. Он видел, как она стиснула зубы и сделала три глубоких вдоха, чтобы заставить себя говорить спокойно.
     - Эмери, ты заявил, что если я не соглашусь на твои предложения, дело будет слушаться в открытом суде. Если дойдет до этого, то все твои знакомые и коллеги узнают про то, что ты приставал к моим девочкам.
     Не веря своим ушам, Эмери с изумлением уставился на Джен.
     - Ты полагаешь, я на это не решусь? Ты не веришь, что я подвергну их такому страшному испытанию? Да, мне бы не хотелось, но...
     - Это же ложь!
     - Твой драгоценный Фил Глакман допрашивал их в моем присутствии. Мой адвокат тоже был при этом. Позвони Глакману прямо сейчас и спроси, что он думает.
     Эмери посмотрел на близняшек, обе опустили глаза.
     - Может быть, тебе интересно, какое решение примет судья, когда об этом узнает? Сейчас немало женщин-судей. Хочешь рискнуть?
     - Да, - теперь он говорил совсем медленно. - Да, Джен. Хочу.
     - Это тебя разорит!
     - А я уже и так разорен. - Он встал. - Вот чего ты никак не хочешь понять. Я думаю, тебе следует уехать. Тебе и близнецам.
     Она легко вскочила на ноги, Эмери позавидовал ее энергии.
     - Ты сумел основать одну компанию. Сможешь начать все заново, но только не после такого судебного разбирательства.
     - Мне очень жаль, что до этого дошло, - только и смог выговорить он. - Я не хотел, а иначе... - У Эмери перехватило горло, и он вдруг очень остро почувствовал, что его главный враг - собственные инстинкты.
     Каким будет на вкус холодный, смазанный маслом, стальной ствол во рту? Он сможет срезать в лесу палку или даже воспользоваться красной ручкой, чтобы спустить курок.
     - Собирайтесь, девочки, мы уезжаем. До свидания, Брук.
     Брук что-то пробормотал.
     На короткое мгновение пальцы Элайны коснулись руки Эмери. Потом она ушла, и дверь хижины захлопнулась у нее за спиной.
     - Не теряй самообладания, - сказал Брук. - Она давно к этому шла.
     - Я знаю, - ответил Эмери. - Как и я. Мы оба получим по заслугам. Меня не слишком волнует, что будет со мной, но ее мне ужасно жаль.
     - Эй! - услышал он голос Джен из-за двери. Видимо, она обращалась к одной из близняшек.
     - Я считаю, что ты вел себя достойно, - сказал Брук. Эмери выдавил улыбку.
     - Это другое дело. Я должен был показать тебе, как делаются подобные вещи, однако у меня ничего не вышло. Неужели ты не заметил, что я позволил ей уехать - по сути дела, подтолкнул к этому - прежде чем она согласилась на мои требования? Я должен был удерживать ее здесь до тех пор, пока мы не договорились бы, а вместо этого я практически выставил ее за дверь. Так не побеждают, так терпят поражение.
     - Ты думаешь, шериф сможет вернуть твое ружье?
     - Надеюсь, что нет. - Эмери снял куртку и повесил ее на гвоздь, вбитый у двери. Чтобы успокоить Брука, он добавил: - Я люблю стрелять, но убивать животных мне никогда не нравилось.
     Снаружи донесся приглушенный крик Джен.
     Эмери первым выскочил наружу, но на крыльце его чуть не сбил с ног Брук. За хрупкими перилами крыльца, почти скрытый пеленой падающего снега, стоял черный линкольн с поднятым капотом. Джен лежала на снегу и пронзительно кричала. Одна из близняшек боролась с маленькой темной фигуркой, другой нигде не было видно.
     Брук бросился к машине. Проваливаясь по щиколотку в снег, Эмери последовал за ним и увидел еще двух чужаков: один стоял у капота, другой - с ружьем - выбирался из машины; свет, льющийся из кабины, казался призрачным в сгущающихся сумерках. На мгновение перед Эмери возникло гладкое смуглое лицо.
     Затем раздался выстрел. Малорослый злоумышленник остервенело дергал за спусковой крючок. Брук попытался схватить ружье, но поскользнулся и упал в снег. Девочка, борющаяся с чужаком, закричала от боли и ярости.
     А потом нападавшие обратились в бегство - они неуклюже пробирались по снегу, доходившему им до колен, но не останавливались, удаляясь все дальше и дальше в темноту. Один из них повернулся, отчаянно сражаясь с затвором ружья, словно это была непослушная собака, а потом побежал дальше.
     Эмери встал на колени рядом с Джен.
     - С тобой все в порядке?
     Она трясла головой и рыдала, как ребенок Близняшка обняла Эмери и, задыхаясь, проговорила:
     - Она ударила меня, она ударила меня.
     Он попытался успокоить сразу обеих, обнимая каждую за плечи. Позднее Брук накинул ему на плечи куртку, и Эмери понял, как сильно замерз. Он встал, поднял близняшку и помог Джен.
     - Нам лучше вернуться в дом.
     - Нет!
     Он потащил Джен за собой, у него за спиной Брук захлопнул дверцу линкольна.
     К тому моменту, когда они добрались до хижины, Джен снова принялась рыдать. Эмери усадил ее в кресло, где она сидела всего несколько минут назад.
     - Послушай! Послушай, даже если ты не можешь перестать реветь. Одна из близняшек пропала. Ты знаешь, где она?
     Продолжая рыдать, Джен покачала головой.
     - Там была девушка, в капюшоне. Она ударила маму, а Эйлин убежала, - сказала Элайна. - Они сделали больно мне. Ударили по руке. - Поморщившись, она отодвинула рукав.
     Эмери повернулся к Бруку.
     - А что произошло с тобой?
     - Получил в живот, - с мрачной улыбкой ответил Брук. - У него было ружье. То самое, которое он у тебя украл?
     - Наверное.
     - Ну, я успел схватиться за ствол и попытался отвести его в сторону, чтобы этот гад не выстрелил. Кажется, он ударил меня прикладом. Я упал и не мог вздохнуть.
     Эмери кивнул.
     - Со мной такое уже случалось - один раз, когда я был еще совсем маленьким. Мы играли в футбол. Я упал, а мальчишка лягнул меня.
     Перед глазами Эмери возник Брук, сквозь снег бросившийся к маленькой фигурке с наведенным ружьем. От ужаса Эмери почувствовал слабость.
     - Ах ты, чертов дурачок, - пробормотал он. - Они же могли тебя убить! - Его голос прозвучал зло, хотя самому Эмери казалось, что он не рассердился.
     - Да, пожалуй, ты прав.
     Джен на несколько секунд перестала плакать и сказала:
     - Эмери, не будь таким злым.
     - А как насчет тебя - ведь это ты заставила девочек заявить, что я к ним приставал?
     - Но это же правда!
     - Он пытался выстрелить в меня, - проговорил Брук. - Я его видел. Мне казалось, что ружье стоит на предохранителе. Я надеялся добраться до него, пока он сообразит, как это делается.
     - У этого ружья нет предохранителя, нужно просто взвести курок и, пожалуйста, - стреляй! Очевидно, он хотел перезарядить - механически продолжал объяснять Эмери, - а для этого необходимо передернуть затвор - в моем ружье следующий патрон не подается автоматически. Выскакивает стреляная гильза и все. Боюсь, он скоро разберется, что к чему.
     - А что будет с Эйлин? - жалобно проговорила Джен. - Разве ты не собираешься ее искать?
     - Элайна, ты показала в сторону озера, когда я спросил, куда побежала твоя сестра. Ты в этом уверена?
     Элайна заколебалась.
     - Могу я выглянуть в окно?
     - Конечно. Давай.
     Она подошла к окну, встала на цыпочки и осторожно посмотрела наружу.
     - Я никогда не говорила, что ты нас трогал, - едва слышно прошептала Элайна; при этом она не сводила глаз с падающего снега.
     - Спасибо, Элайна, - быстро и почти так же тихо ответил Эмери. - Ты хорошая девочка, и я горжусь тобой. Очень горжусь. Но ты меня внимательно слушаешь?
     - Да, папа.
     - То, что ты скажешь маме, - он посмотрел на Джен, но она снимала пальто и за что-то отчитывала Брука, - не имеет значения. Если тебе нужно соврать, чтобы она тебя не наказала, продолжай в том же духе. Кивай и говори «да». То, как ты станешь себя вести с адвокатами, важно, но не очень. Они сами все время врут, поэтому и не могут жаловаться, если другие станут делать то же самое. Но когда ты попадешь в суд и принесешь клятву, ты должна сказать правду. Правду и ничего больше. Ты меня понимаешь?
     Элайна повернула к нему лицо и серьезно кивнула.
     - Не для меня, потому что моя жизнь уже почти закончена. Не для Бога, мы не в состоянии по-настоящему оскорбить его. А из-за того, что твоя жизнь будет отравлена на многие годы, может быть, навсегда. Когда Господь говорит, что мы не должны лгать и воровать, он делает это вовсе не потому, что подобные вещи ему вредят. Ты и я можем обидеть Бога не больше, чем пара муравьев вон ту гору. Он делает это по той же причине, по которой мама и я просим тебя не играть с огнем: мы знаем, что огонь - опасная штука, и ты можешь испытать страшную боль, а мы этого не хотим. А теперь скажи, в какую сторону побежала Эйлин?
     - Туда, - снова показала Элайна - Перед капотом стояла леди, которая туда заглядывала, она и попыталась схватить Эйлин, но той удалось вырваться.
     - Ты сказала... а, ладно, не имеет значения. - Эмери отошел от окна. - Мне нужно идти за ней.
     - Я пойду с тобой, - заявил Брук.
     - Нет, не пойдешь. Тебе следует заняться рукой Элайны. - Эмери надел куртку. Перчатки лежали в кармане, а теплая шапка висела на крючке у входа. - Здесь полно еды. Приготовь что-нибудь для троих - может быть, Элайна и ее мать тебе помогут. Сделай кофе. Когда я вернусь, он мне совсем не помешает.
     Ручей и холм совершенно скрыла белая пелена снега.
     «Было бы разумно развернуть машину, прежде чем ставить ее перед домом, - подумал Эмери. - Но Джен, как и следовало ожидать, этого делать не стала».
     Он прищурился, пытаясь разглядеть линкольн сквозь падающий снег. Капот так и остался открытым. Чужаки, которые ограбили хижину, вероятно, хотели вынуть аккумулятор и все остальное или собирались завести двигатель и угнать автомобиль туда, где можно было бы спокойно снять с него все ценное. Их, вроде бы, было трое - по меньшей мере, трое, а может, и больше.
     Добравшись до линкольна, он заглянул под крышку капота. Аккумулятор остался на месте, все остальное - тоже. Джен, которая не преминула отчитать его за то, что он не запер дверь хижины, должна была закрыть машину на ключ. Впрочем, она редко так поступала даже в городе, а кто станет беспокоиться о ворах, когда надвигается пурга?
     Эмери захлопнул крышку капота. Джен вообще часто оставляла ключи в машине Если это так, он мог бы сейчас развернуть линкольн - пока снег окончательно все не засыпал. Он помедлил возле машины несколько секунд, представив, как прячется за деревом испуганная и замерзшая Эйлин. Однако девочка не могла уйти далеко, вполне возможно, что она вернется к хижине, когда услышит, как заработал двигатель.
     Как Эмери и предполагал, ключи оказались на месте. Двигатель заработал, и Эмери с удовольствием, уже в который раз, осмотрел роскошный салон линкольна. Вскоре теплый воздух из обогревателя подул ему в лицо. Потом тяжелая машина медленно двинулась вперед. Элайна была уверена, что сестра побежала к озеру, а ему, чтобы развернуться, все равно нужно было ехать в ту сторону.
     Эмери включил фары.
     Эйлин может прибежать, как только заметит машину матери. Или он встретится с ней на дороге, если у девочки хватит здравого смысла не сходить с нее. В этом случае она сразу заберется внутрь и быстро согреется.
     Линкольн с приводом на передние колеса и мощным двигателем пока успешно справлялся со снегом. Со скоростью примерно две мили в час Эмери преодолел пологий подъем и начал медленный спуск к озеру.
     Эйлин побежала по этой дороге в сторону озера, но куда направились чужаки? Эмери отчетливо представил себе, как они спешат поскорее убраться подальше от хижины. В сторону города или нет? В любом случае, снег уже занес их следы.
     Впрочем, действительно ли они спасались бегством? Может, пустились в погоню за Эйлин? Хорошо, что...
     Он отвел глаза от засыпанной снегом дороги и посмотрел на ключи. Двери не были закрыты, ключи остались в зажигании. Если грабители хотели обобрать машину, почему они просто на ней не уехали?
     Он остановился, включил габаритные огни и трижды посигналил. Эйлин вполне могла добраться до этого места - примерно три четверти мили от хижины. Вряд ли она ушла дальше; с другой стороны, крепкий одиннадцатилетний ребенок в состоянии покрыть достаточно большое расстояние, да и бегала она быстро. Не зная, что делать дальше, Эмери вышел из машины, не выключив огней и зажигания.
     - Эйлин! Эйлин, милая!
     Она сказала Филу Глакману, что он, Эмери Бейнбридж, ее приемный отец, приставал к ней с гнусными намерениями. Он где-то читал, что маленьких детей можно убедить в том, что подобные вещи имели место, в то время как на самом деле ничего не было и в помине. А как насчет умного одиннадцатилетнего ребенка?
     Он сложил ладони рупором.
     - Эйлин! Эйлин!
     Эмери забрался обратно в машину и стряхнул снег с очков, пока тот не успел растаять. Сначала он собирался искать девочку пешком - идти вдоль дороги и звать Эйлин. Возможно, так и следовало поступить.
     Он неуверенно включил первую передачу, и линкольн со скоростью пешехода двинулся вперед. Через минуту еще раз подал сигнал.
     Да, теперь Эмери был уверен: он слышал выстрел, когда они с Джен спорили. Грабитель пробовал свое новое ружье, экспериментировал с ним.
     Он трижды коротко посигналил.
     В обойме семь патронов, но он не помнил, была ли она полной. Предположим худший вариант. Один раз они выстрелили в Эмери, когда тот стоял на холме, второй раз в лесу, чтобы испытать ружье. Осталось пять. Достаточно, чтобы убить его, Джен, Брука и близняшек, если, конечно, Эйлин еще жива. Вполне возможно, что этот тип с ружьем сидит сейчас в лесу и ждет, когда тяжелый линкольн подползет поближе.
     Ладно, пусть себе стреляет. Пусть стреляет в него сейчас, пока он сидит за рулем. Он может промахнуться - все-таки Эмери скрывает тонированное ветровое стекло автомобиля. Чужак с ружьем все равно не сделает ему ничего хуже того, что он сам собирался с собой сделать, а если промахнется, то кто-нибудь - Джен или Брук, Эйлин или Элайна - получит дополнительный шанс остаться в живых. И помянет его добрым словом.
     Массивный линкольн медленно проехал мимо темного, холодного дома ближайшего соседа Эмери. На плоской крыше машины уже образовалась островерхая шапка снега.
     Он остановился и вылез из машины, жалея, что не взял с собой фонарь. Ему показалось, что снег нигде не потревожен, если не считать широкой борозды, которую оставил за собой тяжелый автомобиль.
     Эмери решил доехать до озера; дальше ему все равно не пробраться. Там были смотровая площадка и стоянка для десяти или двенадцати машин. Подходящее место, чтобы развернуться. Впрочем, дорога, по которой он сейчас ехал, мало для этого пригодна: снега намело дюймов восемнадцать, а на обочине - не меньше трех футов.
     Сбив снег с башмаков и стряхнув его с куртки и штанов, Эмери снова забрался в машину, снял шапку, протер очки и направил линкольн к следующему сугробу.
     Выйдя из хижины, Джен и близняшки, вероятно, увидели грабителей, которые в это время поднимали крышку капота. Джен закричала на них - он слышал ее голос - и направилась к линкольну, чтобы отогнать воров, близняшки последовали за ней. Что Джен им сказала, и что они ей ответили? Он решил расспросить ее, когда вернется обратно в хижину. Кто-то сбил Джен с ног, Эмери попытался вспомнить - были ли у нее на лице синяки, и пришел к выводу, что лицо не пострадало.
     Линкольн перевалил через сугроб. Здесь, где дорога проходила в ста футах от озера Призраков, снег закружился в воздухе еще сильнее. Эмери пытался рассмотреть хоть что-нибудь сквозь заснеженные деревья, но ничего не смог разглядеть.
     Когда один из чужаков ударил Джен, Эйлин убежала; а Элайна на него напала. Эйлин действовала разумно, а Элайна глупо, однако он восхищался Элайной. Мир был бы лучше, если бы в нем обитало побольше глупых Элайн и поменьше разумных Эйлин.
     Элайна сказала странную фразу о напавшем: «Там была девушка в капюшоне. Она ударила маму, а Эйлин убежала».
     Ну, может быть, и не совсем так, но близко. У девушки был капюшон или под пальто надета фуфайка с капюшоном черного или коричневого цвета.
     На мгновение ему показалось, что в следующем сугробе линкольн застрянет. Эмери дал задний ход и попробовал еще раз. Он вернется назад по своей собственной колее, если, конечно, сумеет развернуться.
     Неожиданно из-за деревьев показались две темные фигуры и остановились там, где кончалась полоса снега, освещенная фарами. Между ними стоял перепуганный ребенок, ростом грабители лишь немногим превосходили девочку. Один из них помахал рукой, показывая на девочку.
     Эмери резко затормозил, и линкольн слегка занесло. Тот же грабитель сделал еще один жест - Эмери разглядел под капюшоном смуглое юное лицо и понял, что это действительно девушка.
     Он вышел из машины и обнаружил, что на него направлено ружье.
     - Папа, папа... - простонала Эйлин.
     Преступница с юным лицом подтолкнула девочку к нему, а потом постучала рукой по бамперу линкольна и заговорила на незнакомом Эмери языке.
     Эмери кивнул.
     - Вы вернете ее мне, если я отдам вам автомобиль.
     Девушка, не понимая, смотрела на него.
     Эмери опустился на колени в снег и обнял Эйлин, после чего показал, что они могут забирать линкольн. Грабительницы кивнули.
     - Придется идти пешком, - сказал он Эйлин. - Думаю, немногим больше двух миль. Мы не заблудимся, если постараемся держаться дороги.
     Она ничего не сказала, продолжая плакать.
     Эмери встал, даже не пытаясь отряхнуть снег с колен.
     - Ключи остались внутри.
     Если они его и поняли, то виду не подали.
     - Двигатель работает, вы просто не слышите.
     Ледяной ветер развевал черные волосы Эйлин. Эмери попытался вспомнить, как близняшки были одеты, когда выходили из остановившегося перед хижиной линкольна. Он не сомневался, что на обеих были белые вязаные шапочки. Шапочка Эйлин исчезла. Эмери протянул руку к собственной голове и обнаружил, что оставил шапку в машине; он повернулся к линкольну, чтобы забрать ее, и застыл на месте, заметив, что девушка подняла ружье к плечу.
     Она сделала выразительный жест в ту сторону, откуда он приехал.
     - Я только хотел взять шапку, - объяснил Эмери.
     Она снова поднесла ружье к плечу, но прицеливаться не стала. Эмери сделал шаг назад и сказал:
     - Пошли, Эйлин.
     Вторая преступница достала нечто, больше напоминающее инструмент, чем оружие, толстый изогнутый металлический прут, раздвоенный на конце.
     - Я не хочу с вами драться. - Он сделал еще шаг назад и показал на голову Эйлин. - Разрешите мне взять шапку и отдать ее девочке.
     Выстрел прозвучал так неожиданно, что Эмери даже не успел испугаться. Что-то яростно дернуло его за куртку.
     Он бросился к стрелявшей, но поскользнулся и упал. Она опустила ружье и передернула затвор почти так же быстро, как сделал бы он сам, а потом снова навела его на Эмери.
     - Нет, нет! - Он поднял вверх руки. - Мы уходим, клянусь.
     Он начал отползать назад, не поднимаясь на ноги, боковым зрением наблюдая за Эйлин, которая с застывшим от ужаса лицом смотрела на него.
     Когда Эмери оказался в десяти ярдах от линкольна, он поднялся на ноги и позвал:
     - Эйлин, иди сюда. Нам пора домой.
     Она смотрела на злодеек, пока одна из них не махнула рукой, и лишь после этого медленно двинулась к Эмери.
     У него возникло ощущение, что правый бок сильно обожгло раскаленным железом. «Интересно, насколько серьезно ранение», - вяло подумал он.
     Взяв Эйлин за руку, он повернулся спиной к машине, и они зашагали обратно по колее, оставленной линкольном. Эмери шел и ждал выстрела в спину.
     - Папа?
     Он боялся говорить, но все-таки ответил:
     - Что такое?
     - Ты не мог бы меня понести?
     - Нет. - Эмери понимал, что должен объяснить, но был в состоянии думать только о направленном ему в спину ружье. - Нам нужно идти. Ты уже большая девочка. Пошли, милая.
     - Я хочу домой.
     - И я тоже, милая. Мы туда и направляемся. Идем, здесь не так уж и далеко. - Эмери рискнул бросить быстрый взгляд на озеро, на этот раз он увидел далекий отблеск льда, залитого голубоватым светом. Больше для себя, чем для испуганного ребенка пробормотал: - Кто-то плавает на катере.
     Никто - во всяком случае, ни один человек в здравом уме - не станет спускать катер на воду в такое время года. Все лодки давно на берегу, где благополучно дожидаются весны.
     Эмери снял очки, сунул их в карман куртки и посмотрел назад. Линкольн Джен уже скрылся бы в темноте, если бы не мигающий красный свет габаритных огней. Пока он смотрел, огни погасли.
     - Они грабят машину, - сказал он Эйлин. - Только что сняли генератор или аккумулятор.
     Она ничего не ответила, и он снова зашагал в сторону дома, подняв повыше воротник, чтобы хоть немного прикрыть уши. Ветер дул слева; а справа он чувствовал тепло сочащейся крови, постепенно пропитывающей одежду. Слабое кровотечение, так ему казалось, - значит, он получил легкое ранение и обязательно выживет. Это была мягкая охотничья пуля, но она пролетела совсем небольшое расстояние, поэтому не успела заметно расшириться - скорее всего, она лишь немногим превышала тридцатый калибр, когда вошла ему в бок.
     Следовательно, жизнь будет продолжаться, по крайней мере, еще некоторое время. Возможно, у него возникнет искушение отдать свое тело озеру - пройти по тонкому льду, пока он не подломится под ним, и его жизнь, начавшаяся в околоплодных водах, закончится в ледяной воде озера. Или лечь на снег, истечь кровью и замерзнуть. Однако он не может оставить здесь Эйлин, хотя она прекрасно и сама найдет дорогу до хижины - если будет просто идти по дороге вперед.
     - Смотри, - сказала Эйлин, - вон видно дом.
     Она отпустила его руку, чтобы показать, и Эмери понял, что так и не надел перчаток, которые остались лежать в карманах.
     - Он закрыт на зиму, милая. У тебя есть перчатки?
     - Я не знаю.
     Он заставил себя быть терпеливым.
     - Послушай, если у тебя есть перчатки или рукавички, надень их. - Эйлин, напомнил себе Эмери, была лучшей ученицей класса, ее сочинениями мог бы похвастаться студент колледжа, да и математикой она овладела с удивительной легкостью.
     - Наверное, эти леди взяли и не вернули их мне.
     - Тогда надень мои. - Он протянул Эйлин свои перчатки.
     - У тебя руки замерзнут.
     - Одну я могу положить в карман, видишь? А другой буду держать твою руку, так что одна перчатка согреет нас обоих.
     Может, им удастся забраться в темную хижину соседей, неважно, закрыта она или нет.
     - Я попробую взломать замок, - сказал он. - Там должны быть дрова и спички, может быть, даже есть телефон.
     Однако двери были массивными, а замок надежным; окна закрывали ставни, как и в его хижине.
     - Здесь часто залезают в дома, - сказал Эмери, - с тех пор, как заасфальтировали дорогу. Люди приезжают к озеру и видят эти домики.
     - Еще далеко?
     - Не очень. Может быть, миля. - Он вспомнил свои предположения. - Ты далеко убежала, милая?
     - Нет, кажется, не очень.
     - Я так и думал.
     Эмери снова обратил внимание на дорогу. Стало еще темнее, приближалась ночь, снег почти засыпал оставленную линкольном колею, и ее было практически невозможно различить. Приподняв рукав, Эмери взглянул на часы, было почти шесть.
     - Мне они не понравились, - сказала Эйлин, - эти леди.
     - Меня бы удивило, если бы было иначе.
     - Они забрали мою одежду. Я сказала, что сниму сама, но они не обращали на мои слова никакого внимания, а сами не понимали, как это сделать. Просто тянули и тянули, пока не сорвали.
     - Прямо здесь? В снегу? - Эмери был потрясен.
     - В зиккурате, но там тоже было холодно.
     Он заметил сугроб, который с таким трудом преодолел линкольн, и повел к нему Эйлин.
     - Что ты сказала? Зиккурат?
     - Угу. Еще далеко?
     - Нет, - ответил он.
     - Я могу посидеть здесь, а ты вернешься за мной на джипе.
     - Нет, - повторил Эмери. - Пошли. Если идти быстрее, то можно согреться.
     - Я правда устала. Они почти ничего не давали мне есть. Только кусочек хлеба.
     Он рассеянно кивнул, сосредоточившись на быстрой ходьбе, к тому же ему приходилось тянуть девочку за собой. Эмери тоже устал - был практически на пределе. Что он напишет об этом в своем дневнике? Чтобы отвлечься от усталости и обжигающей боли в правом боку, Эмери попытался придумать несколько первых предложений.
     - Я легла в постель, но было так холодно. Особенно у меня замерзли ноги, и я никак не могла согреться. А потом, кажется, я немного поспала.
     Эмери посмотрел на нее сверху вниз, но было слишком темно, чтобы различить выражение ее лица.
     - Эти женщины отвели тебя в зиккурат.
     - Не совсем так, папа. Когда-то был такой храм в Вавилоне. А этот похож на картинку из книги.
     - Они тебя поймали, - упрямо продолжал он, - отвели туда и раздели?
     Если она и кивнула, Эмери этого не заметил.
     - Да или нет?
     - Да, папа.
     - И они накормили тебя, ты немножко поспала или попыталась поспать. А потом они тебя одели и привели назад к озеру. Ты хочешь, чтобы я в это поверил?
     - А еще они показывали мне разные картинки, но я не очень понимала, что на них нарисовано.
     - Эйлин, тебя не было часа два. Даже, наверное, меньше.
     Эмери думал, что девочка уже больше не может плакать, но она вдруг разрыдалась, негромко, но с таким несчастным видом, что у него сжалось сердце.
     - Не плачь, милая, - сказал он и поднял ее на руки, не обращая внимания на разгоревшуюся с новой силой боль в боку.
     Ветер, целый день усиливавшийся, рвал одежду, над призрачными деревьями появилась мрачная луна.
     - Не плачь, - повторил он.
     Спотыкаясь, Эмери брел вперед, положив Эйлин на левое плечо, отчаянно опасаясь, что снова поскользнется и упадет. Ее синтетические зимние сапожки, как и утепленные штаны, и полы курточки, совершенно обледенели.
     Он не знал, как долго шел, казалось - целые мили, но вот впереди, среди мрака, заблестела далекая звезда.
     - Посмотри, - сказал он и остановился, а потом повернулся кругом, чтобы его дочь тоже могла увидеть золотистый свет. - Это наша хижина. Мы доберемся до нее.
     Вскоре к ним, проваливаясь в глубоком снегу, подбежал с фонариком Брук. Эмери поставил Эйлин на ноги, и они втроем, спотыкаясь, вошли в теплую хижину, где Джен, встав на колени, прижала к себе Эйлин. Мать смеялась и плакала, а Элайна прыгала и танцевала вокруг, без конца спрашивая:
     - Она потерялась, папа? Она заблудилась в лесу?
     Брук поставил тарелку с горячей нарезанной солониной на колени Эмери, а потом принес кружку дымящегося кофе.
     - Спасибо, - Эмери удовлетворенно вздохнул. - Большое спасибо, сын. - У него так замерзло лицо, что некоторое время он не мог раскрыть рот, чтобы отхлебнуть горячего кофе.
     - Машина застряла?
     Эмери покачал головой.
     - Я все сделал, как ты сказал, Лайна помогала, а Джен обещала помыть посуду. Если она не станет, я и сам справлюсь. - Брук называл ее мамой, пока она была замужем за отцом. Теперь все было кончено, если не по закону, то по сути.
     Эмери с благодарностью ухватился за эти мысли, чтобы не думать о странных вещах, которые рассказала ему Эйлин.
     - Я могу поджарить тебе хлеба на камине, - предложил Брук. - Намазать кусочки кетчупом. Я люблю кетчуп.
     - Вилка, - сказал Эмери, поднося чашку к губам.
     - Ой, сейчас.
     - Она потерялась? - не унимаясь тараторила Элайна. - Могу спорить, что да!
     - Я не собираюсь об этом говорить, - Эмери принял решение. - Эйлин расскажет сама, если захочет.
     Джен посмотрела на него.
     - Я позвонила шерифу. Нашла его номер рядом с телефоном.
     Эмери кивнул.
     - Они сказали, что ничего не могут сделать, пока не пройдет двадцать четыре часа. Видимо, таков закон. Они - эта женщина, с которой я говорила, - предложили послать на поиски наших друзей и соседей. Я сказала, что ты уже отправился ее искать. Может быть, следует позвонить и сказать, что все в порядке.
     Он покачал головой и взял протянутую Бруком вилку.
     - Вы пришли обратно пешком?
     - От самого озера, - ответила Эйлин.
     Она сняла сапожки, штаны и колготки и, сидя на полу, терла ноги.
     - А где моя машина?
     - Я поменял ее на Эйлин.
     Джен округлившимися глазами посмотрела на дочь.
     - Ты поменял линкольн на Эйлин?
     Эмери только кивнул - его рот был набит солониной.
     - Ты самый вредный человек на свете! - Если бы Джен стояла, она бы топнула ногой.
     - Так оно и было, мама. Он сказал, что они могут взять машину, если отдадут меня, но они все равно выстрелили в него, и он упал.
     - Все в порядке, - вмешался Эмери. - Нужно посмотреть. Кровотечение практически прекратилось, я думаю, рана сквозная, кость не задета. - Поставив тарелку на стол, он расстегнул куртку - Если бы пуля попала в кишечник, то солонина вывалилась бы наружу, а мне пришел бы конец.
     - Они в тебя стреляли? - Джен уставилась на его залитую кровью рубашку.
     Эмери кивнул, наслаждаясь моментом и демонстративно откашлялся, изо всех сил стараясь не показать, что ему больно.
     - Мне придется раздеться, снять майку, штаны. Может быть, даже трусы. Думаю, тебе следует сказать девочкам, чтобы они отвернулись.
     Близняшки захихикали.
     - Смотрите на огонь, - сказал Джен. - Он ранен. Вы ведь не хотите смутить Эмери, не так ли?
     Брук принес аптечку.
     - Тут все засохло, - он осторожно потянул за пояс штанов Эмери. - Придется разрезать.
     - Оторви, - сказал Эмери - Я собираюсь постирать штаны и еще их поносить. Мне они нужны. - Он расстегнул пояс и молнию.
     - Как раз над ремнем, - сказал Брук. - На дюйм с половиной пониже, и пуля попала бы в ремень.
     Джен щелкнула пальцами.
     - Масло! Масло поможет смягчить запекшуюся кровь. Масло Уэссона. У тебя есть?
     Брук показал на шкафчик, висящий над раковиной.
     - Там должна быть бутылка оливкового масла, - сказал Эмери.
     - Лин подглядывает, - пожаловался Брук.
     - Сделай это еще раз, юная леди, - заявила Джен, обращаясь к Эйлин, - и получишь пощечину!
     - Эмери, - добавила Джен немного погодя, - это же просто смешно. Тебе давно следовало сделать здесь две комнаты.
     - Хижина рассчитана на четверых мужчин, - объяснил Эмери, - на группу охотников или рыбаков Вы, женщины, всегда настаиваете на том, чтобы вас взяли с собой, а потом жалуетесь на неудобства.
     Джен полила оливковое масло на рану и осторожно растерла это место пальцами.
     - Я хотела, чтобы ты подписал документы.
     - Прислала бы бумаги по почте. В субботу я бы их получил и сразу же отослал тебе обратно.
     - Она не могла отправить по почте меня, - вмешался Брук. - Ты собираешься искать машину? В багажнике остались мои вещи.
     Эмери пожал плечами.
     - Я думаю, они возьмут все самое ценное. Может, удастся получить то, что останется. Возможно, они не станут заглядывать в багажник.
     - Нет, они туда обязательно залезут.
     - А как мы теперь попадем домой? - поинтересовалась Джен.
     - Я отвезу вас в город на джипе. Там ходят автобусы. Если автобусы отменили из-за пурги, переночуете в мотеле. Если я не ошибаюсь, в городе имеется два мотеля. Вполне возможно, что найдется и третий. - Он потер подбородок - Тебе в любом случае придется так поступить, если только ты не передумаешь и не решишь остаться здесь. Последний автобус, как мне кажется, отходит в пять.
     Брук осматривал рану Эмери.
     - Пуля прошла по касательной, оставила глубокий след. Возможно, задела какие-то мышцы, но внутренние органы не повреждены.
     Эмери заставил себя посмотреть вниз.
     - Пропахала по жиру, ты хочешь сказать. Мне бы следовало сбросить фунтов двадцать, тогда бы она промахнулась.
     - Девушка?
     Эмери кивнул.
     - Теперь понятно, почему ты нас всех так ненавидишь, - заявила Джен и рванула вниз залитые кровью брюки.
     - Я не испытываю к вам ненависти. Даже сейчас, когда у меня есть все основания. Брук, дай мне, пожалуйста, кофе. Ты сделал хороший кофе, и я с удовольствием его выпью, пока ты будешь бинтовать мне бок.
     Брук протянул чашку.
     - Я вычистил котелок.
     - Молодец. Я давно собирался это сделать.
     - Папа, я делаю кофе лучше, чем Брук, - вмешалась Элайна, - но мама говорит, что я его слишком много кладу.
     - Тебе нужно наложить швы, Эмери. В городе есть больница?
     - Только поликлиника, сейчас она наверняка закрыта. Я получал и худшие ранения, но обходился без швов.
     Брук налил воды в кастрюлю.
     - Почему они стреляли в тебя, папа?
     Эмери собрался ответить, но потом передумал и только покачал головой.
     - Если ты в состоянии довезти нас до города на джипе, то с тем же успехом сможешь доставить и до дому, - сказала Джен.
     Поставив воду греться на плиту, Брук издал воинственный клич.
     - У тебя есть деньги, вы с Бруком можете переночевать в отеле, а утром вернетесь сюда.
     - В наши планы это не входит, - возразил Эмери.
     - А почему?
     - Я не должен объяснять и не буду.
     Джен сверкнула глазами.
     - Нет, должен.
     - Из этого ничего хорошего не получится, - ответил он, а сам подумал: «Интересно, что хуже - женщина, которая так и не научилась получать то, что хочет, или та, которая знает, как это делается?»
     - Ты ведь сам предложил, чтобы мы попробовали все исправить. А после этого так себя ведешь.
     - Я пытаюсь смягчить ситуацию.
     - Тогда и действуй в соответствии со своими словами!
     - Ты хочешь, чтобы я за тобой ухаживал, в то время как ты разводишься со мной. Видимо, «дружеский» развод предполагает такое поведение. - Джен промолчала, и Эмери добавил: - Тебе не кажется, что вода уже достаточно нагрелась, Брук?
     - Нет, еще совсем холодная.
     - Я не должен ничего объяснять, - продолжал Эмери, - но я это сделаю. Во-первых, Брук и близняшки будут друг другу мешать на заднем сиденье джипа - там слишком мало места для троих. Даже короткая дорога до ближайшего городка будет тяжелой. Если же мы поедем до вашего дома, они разорвут друг друга на маленькие кусочки.
     - Я могу остаться здесь, папа, - вмешался Брук, - со мной все будет в порядке.
     Эмери покачал головой.
     - Да и мы с тобой, Джен, друг друга не пощадим. Во-вторых, я думаю, что женщины, которые стреляли в меня, вернутся, как только закончится пурга. Если здесь никого не будет, они взломают замок и сожгут хижину. У меня нет другого дома, и я намерен его защищать.
     - Конечно, - сказал Брук. - Разреши мне остаться. Я присмотрю за домом, пока тебя не будет.
     - Нет, - возразил Эмери, - это слишком опасно.
     Потом он снова повернулся к Джен.
     - В третьих, я этого не сделаю потому, что у меня нет ни малейшего желания. Если...
     - Но ведь ты отдал этим людям мою машину.
     - Да. Чтобы вернуть Эйлин. И поступлю точно так же еще раз, если потребуется.
     Эйлин через плечо посмотрела на Эмери.
     - Я хочу есть. Могу я взять твое мясо?
     - У нас есть еще, Лин, - предложил Брук. - Ты сказала, что не будешь, но я тебе оставил...
     - Я ничего не ела со вчерашнего дня, если не считать маленького кусочка хлеба.
     - Эйлин, - начала Джен, - ты прекрасно знаешь...
     Эмери перебил ее.
     - С того момента, как они поймали тебя, милая, прошло всего два часа. Помнишь? Мы говорили об этом на обратном пути.
     - Я была там и спала в той штуке...
     - Эйлин, помолчи! - резко оборвала ее Джен. - Я же велела тебе сюда не смотреть.
     - Это же всего лишь папа в трусах Я его много раз таким видела.
     - Отвернись!
     Стараясь взвешивать каждое слово, Эмери проговорил:
     - Твоя мама хочет, чтобы ты успокоилась. Это не приказ, она дала тебе хороший совет.
     Брук принес тарелку с солониной и вилку.
     - А хлеб будешь?
     - Конечно. И молока или чего-нибудь еще.
     - Молока нет.
     - Тогда воды, - слегка повысив голос, Эйлин добавила: - Я бы встала и взяла сама, но мама мне не разрешает.
     - Видишь, Эмери, на что ты их настраиваешь? - спросила Джен. Он серьезно кивнул.
     Брук промыл рану и перевязал ее, использовав столько хирургического пластыря, что Эмери стало страшно при мысли о том, что повязку когда-нибудь придется снимать.
     - Может, я стану врачом, - задумчиво проговорил Брук. - Хорошие деньги, и мне нравится.
     - Ты и так уже многое умеешь, - с благодарностью сказал Эмери. Он сбросил ботинки, высыпал содержимое карманов на стол и засунул штаны в мешок с грязным бельем, за ними последовала и рубашка. - Хочешь оказать мне услугу, Брук? Выложи из моей тарелки мясо в жестяную миску и поставь ее на заднем крыльце.
     - Ты в состоянии вести машину, Эмери? Забудем о наших ссорах. Ты ведь не хочешь, чтобы кого-нибудь из нас убили. Я знаю, что не хочешь.
     Он кивнул, застегивая свежую рубашку.
     - Я сяду за руль и доеду до города, а ты поведешь джип обратно, если сможешь, - настаивала Джен.
     - Ты обязательно угодишь в канаву, - ответил Эмери. - Если я почувствую себя плохо, то...
     Брук захлопнул за собой дверь, в руках у него была белка.
     - Смотрите! Она лежала на крыльце. - Маленькое тельце замерзло, серый мех припорошило снегом.
     - Бедняжка! - Джен подошла к белке, чтобы осмотреть ее. - Она, наверное, искала что-нибудь поесть и замерзла. Ты их прикармливал, Эмери?
     - Это подарок одного моего приятеля, - ответил он. У него перехватило горло, и он едва мог говорить. - Ты не поймешь.
     Джип завелся сразу. Выруливая на дорогу, Эмери размышлял о том, почему смуглолицые налетчицы, завладевшие линкольном Джен, не смогли разобраться в простой защелке, фиксирующей крышку капота джипа, когда ограбили его хижину. Теперь он пожалел, что, когда они возвращались по заснеженной дороге в хижину, не спросил у Эйлин, сколько женщин она видела.
     - Здесь дует, - заметила Джен. - Тебе следует купить настоящую машину, Эмери.
     Дорога была видна лишь как просвет между деревьями. Он выбрался на нее, и все четыре колеса погрузились в девственно чистый снег. Эмери ехал на второй передаче, лишь слегка нажимая на газ. Множество снежинок плясало в свете фар.
     - Милая, - сказал он, обращаясь к Эйлин, - твои сапожки, да и штаны тоже, были покрыты льдом. Ты забрела в озеро?
     - Они меня заставили, папа, - ответила девочка.
     Только темные стволы деревьев определяли край дороги. Люди в... Эмери поискал подходящее слово и остановился на летательном аппарате.
     Для летательного аппарата замерзшее озеро могло выглядеть, как посадочная площадка для вертолета, или что-то в этом роде. А черную воду посредине они могли принять за очищенный участок асфальта.
     В особенности, если пилот не знаком с лесами и озерами.
     - Эмери, ты не обращаешь внимания на мои прямые вопросы. Именно эта твоя черта меня особенно раздражает.
     - Не понимаю почему - обычно так мужчины говорят о женщинах, - кротко возразил он.
     - Просто женщины тактичны, а мужчины грубы.
     - Наверное, ты права. Так о чем ты меня спрашивала?
     - Дело не в этом. Проблема заключается в том, что ты игнорируешь меня до тех пор, пока я не повышаю голос.
     Похоже, заявление носило риторический характер, и Эмери промолчал. На какой высоте надо находиться и с какой скоростью перемещаться, чтобы замерзшее озеро показалось посадочной площадкой?
     - И с девочками то же самое, - с горечью добавила Джен, - они ведут себя точно так же. И Брук.
     - Это должно было навести тебя на размышления.
     - А вот грубить совсем не обязательно!
     Одна из близняшек заявила:
     - Она хочет узнать, сколько еще ехать до города, папа.
     Эмери решил, что это Элайна.
     - А ты как хочешь, милая?
     - Побыстрее!
     Это сказала другая - вероятно, Эйлин.
     - Ну, - ответил он, пожав плечами, - мы и приедем побыстрее.
     - Только не пытайся шутить, - предупредила Джен.
     - Я стараюсь быть тактичным. Если бы не это, мне бы пришлось сказать, что до города двадцать две мили, а мы тащимся со скоростью пятнадцать миль в час. Если и дальше ничего не изменится, дорога займет у нас полтора часа.
     Джен повернулась лицом к близняшкам.
     - Никогда не выходите замуж за инженера, девочки. Меня об этом никто не предупреждал, но вам я говорю! Так что потом не жалуйтесь, что вы ничего не знали.
     - Ты уже про... - начала одна из близняшек.
     - Только тогда это был не инженер, - перебила другая, - а теннисист. Ты посчитал в уме, папа? Я тоже, только у меня больше ушло времени. Один и четыре десятых и еще две трети - то есть ноль целых, шесть, шесть, семь. Правильно?
     - Понятия не имею. Пятнадцать меньше, чем двадцать два, значит, час уже есть. Осталось еще семь, а семь практически половина от пятнадцати. Почти все настоящие вычисления вне школы похожи на это, милая.
     - Потому что точность не имеет значения?
     Эмери покачал головой.
     - Потому что исходные данные сами по себе не слишком точны До города около двадцати двух миль - по спидометру джипа. А на самом деле... - Тут что-то бросилось в глаза Эмери, и он замолчал.
     - В чем дело, папа? - донесся голос Брука с заднего сиденья. Казалось, его совсем зажали.
     Эмери посмотрел в зеркало заднего вида, но ничего не мог разобрать, все тонуло в размытой белизне снега.
     - Там был знак, что на нем написано?
     - Только не говори мне, что ты заблудился, Эмери.
     - Я не заблудился. Так что там было написано, Брук?
     - Не знаю, все залеплено снегом.
     - Мне кажется, это был исторический указатель. Я хочу остановиться там на обратном пути.
     - Ладно, я напомню.
     - Тебе не придется, я и сам не забуду.
     Одна из близняшек спросила:
     - А что там произошло?
     Эмери промолчал.
     - Раньше была деревушка, - ответил Брук, - первая в этой части штата. Здесь делали остановку караваны крытых повозок. И однажды, когда прибыл очередной караван, оказалось, что жители исчезли. Бревенчатые домики и все вещи остались, а люди куда-то подевались.
     - Гамельнский крысолов, - предположила одна из близняшек.
     - Но он увел за собой только крыс и детей. А этот забрал всех.
     - По-моему, ничего особенно таинственного тут не произошло. Раннее поселение? Их всех прикончили индейцы, - заключила Джен.
     - Индейцы сняли бы с них скальпы, а тела оставили, - возразила другая близняшка. - К тому же, мама, они бы забрали вещи.
     - Ну, ладно, их украли феи. Эмери, этот холм кажется таким крутым! Ты уверен, что правильно выбрал дорогу?
     - Здесь нет другой дороги. Холмы, покрытые снегом, всегда кажутся более крутыми. - А когда Джен ничего не ответила, он добавил: - Черт возьми, они действительно крутые.
     - Почему никто не расчищает дорогу?
     - Все снегоочистительные машины сейчас работают на главном шоссе штата, - объяснил ей Эмери. - Не беспокойся, нам осталось преодолеть всего три холма.
     
     Они высадили Джен и близняшек перед гостиницей «Рамада», и Брук через спинку перебрался на переднее сиденье.
     - Я рад, что мы остались одни. Наверное, мне не следовало этого говорить... она меня не обижала, обращалась со мной хорошо - но я все равно рад, что они решили уехать.
     Эмери кивнул.
     - Ты мог развернуться вон там, - Брук показал на U-образную дорогу, ведущую к мотелю. - Мы поедем в город?
     Эмери снова кивнул.
     - Скажешь, зачем? Вдруг я смогу оказаться полезным.
     - Чтобы купить еще два ружья. На Мэйн-стрит есть специальный охотничий магазин. Заглянем сначала туда. Чтобы купить пистолет, нужно ждать пять дней. Но мы можем приобрести дробовики или охотничьи ружья и забрать их с собой, они нам пригодятся, когда мы вернемся в хижину.
     - Одно ружье и один дробовик, - решил Брук. - А ты что себе выберешь, па?
     Эмери не ответил. Все магазины, мимо которых они проезжали, казалось, были закрыты, свет нигде не горел. Оставив мотор работать, он вышел из джипа и принялся колотить в дверь лавки, где продавали охотничьи товары, но никто оттуда не вышел.
     Брук выключил радио, когда он вернулся в машину.
     - Буря усиливается. Говорят, ее эпицентр еще сюда не добрался.
     Эмери кивнул.
     - Ты это знал, да?
     - Я слышал прогноз немного раньше. Нас ждут два или три дня отвратительной погоды.
     Магазин, в котором торговали оружием, тоже был закрыт. Значит, им не удастся купить ружье, чтобы разобраться с женщиной, стрелявшей в него, к тому же нельзя будет свести счеты с жизнью. Эмери с деланно веселым видом пожал плечами и снова забрался в джип.
     - Придется довольствоваться тем, что у нас есть, верно? - спросил Брук.
     - Молоток и охотничий нож против украденного у меня ружья тридцатого калибра? - Эмери сердито покачал головой. - Мы не станем вступать с ними ни в какое сражение. Если они снова к нам заявятся, сделаем все, что они потребуют, не задавая никаких вопросов и не протестуя. Если им что-нибудь понравится - скорее всего, это будет наш джип - мы его отдадим.
     - Если только я не смогу отнять у них твое ружье.
     - Когда ты попытался сделать это, - взглянув на него, сказал Эмери, - она еще не умела с ним обращаться. А вот в меня та женщина стреляла, уже успев разобраться, как устроено ружье. В следующий раз у нее получится лучше. Ты понял, что я имею в виду?
     - Я должен соблюдать осторожность, - кивнув, ответил Брук.
     - Тебе придется соблюдать крайнюю осторожность, - уточнил Эмери, - потому что, в противном случае, ты умрешь. Когда она в меня выстрелила, я находился в десяти футах - или даже чуть дальше - от нее, причем я отступал. Она все равно нажала на курок и попала.
     - Я понял.
     - Перевязывая мою рану, - продолжал Эмери, - ты сказал, что если бы она нацелилась на несколько дюймов ниже, то угодила бы прямо в ремень. А если бы та женщина стреляла на пару дюймов левее, она бы меня убила. Такая мысль тебе в голову не приходила?
     - Конечно, приходила. Я просто не хотел тебе этого говорить. - Брук показал на небольшое здание с темными окнами. - Последний магазин. Пластинки Ротшильда и компакт-диски. Помнишь, когда мы ездили в город, ты несколько раз меня тут высаживал?
     Эмери, все внимание которого было сосредоточено на заснеженной дороге и собственных мыслях, даже не кивнул в ответ.
     - Эти девицы, видимо, решили пожить на природе. А может быть, устроились в чьей-нибудь хижине неподалеку, - рассуждал Брук. - Если бы нам удалось найти, где они расположились, можно было бы раздобыть оружие, когда магазины снова откроются, а потом заставить их отдать нам наши вещи.
     - Пока городские власти не расчистят дороги, мы с тобой больше никуда не поедем, - проворчал Эмери.
     - У нас сейчас неплохо получается.
     - Это главная магистраль штата. За последние несколько часов ее наверняка уже почистили. А вот дорогой к нашей хижине вряд ли кто-нибудь занимался, ты не забыл, с каким трудом мы оттуда выбрались?
     - Я бы хотел взглянуть на ту, другую машину, может быть, они все-таки оставили что-нибудь из моих вещей.
     - Ладно, если сможем добраться до хижины, съездим туда. Но уж потом оставим джип в покое, пока дороги не будут приведены в порядок.
     - Это и в самом деле были какие-то девицы? Я думал, что вы с Лин морочили Джен голову.
     - Двое из нападавших определенно были женского пола. - Эмери внимательно разглядывал дорогу. - Та, что стреляла в меня, и с ней еще одна. Была и третья, такого же роста.
     Брук кивнул, словно соглашаясь с самим собой.
     - Видимо, невозможно предсказать, что придет девицам в голову и что они станут делать в следующий момент.
     - На самом деле, трудно предсказать, что станет делать человек, чья психология отличается от твоей собственной. Впрочем, как только ты начинаешь понимать, что ценят женщины, ты почти всегда оказываешься прав - ну, скажем, семь раз из десяти. - Эмери фыркнул. - Неплохо звучит из уст мужчины, который разводится во второй раз? Мои рассуждения напоминают тебе выводы высококлассного специалиста?
     - Ясное дело. А что ценят женщины?
     - Разные женщины ценят разное, иногда они меняют свои пристрастия. Знаешь, каждый раз приходится разбираться заново. И небольшого опыта хватает, чтобы понять малознакомую женщину. Нужно только слушать, что она говорит, и особенно обращать внимание на то, о чем умалчивает. Если честно - это относится и к мужчинам тоже. К счастью, понять мужчин проще, если ты сам мужчина.
     - Папа, а ты не возражаешь, если я переброшу мяч на твое поле? Я ведь не просто так задаю вопросы.
     - Валяй.
     - А что ценит Джен?
     - Прежде всего, видимость богатства. Она спокойно относится к самим деньгам, но ей нравится то впечатление, которое производит на людей ее роскошная машина, норковая шубка .. ну, и тому подобное. Кажется, я пропустил поворот.
     - Да вряд ли, мы же едем очень медленно.
     - У меня тоже есть сомнения - трудно представить, что это произошло, но все-таки я немного беспокоюсь.
     - Знаешь, Брук, деньги обладают своеобразным очарованием, поэзией, что ли? Женщины просто обожают объяснять нам, как мало денег мы зарабатываем. Но настоящей, загадочной сути денег им понять не дано - редко кто из женщин ее на самом деле чувствует. Думаю, одна из дюжины... или еще меньше. Ты собираешься спросить меня, почему я женился на Джен? Ты для этого задаешь свои вопросы?
     - Хм-м, а зачем ты это сделал?
     - Потому что мне было одиноко, и я влюбился. А еще, оглядываясь назад, я отчетливо понимаю, что просто хотел доказать себе: я могу сделать женщину счастливой. Я знал, что могу сделать счастливой Джен, и был совершенно прав. Однако прошло немного времени - в особенности после того, как я потерял компанию - и мне расхотелось тратить на это силы.
     - А она тебя тоже любила? Или ты только думал, что любила?
     - Понимаешь, Брук, женщины любят не совсем так, как мужчины, - вздохнув, ответил Эмери. - Я уже говорил тебе, что у нас с ними разная психология, и это самое главное. Мужчины похожи на собак. А женщины - кошки, они любят в зависимости от обстоятельств. Например: я тебя люблю. Если бы ты попытался меня убить...
     - Никогда в жизни этого не сделаю!
     - Я хочу сконструировать пример экстремальной ситуации, - терпеливо объяснил ему Эмери, - представим, что я решил тебя прикончить. Ты бы стал со мной драться. Если бы смог, даже убил меня, защищая свою жизнь. Но все равно не перестал меня любить... после того, как все это закончилось бы; сейчас тебе может показаться, что это невозможно, но так оно и происходит.
     Брук задумчиво кивнул.
     - Когда полюбишь женщину, ты будешь любить ее только так. А вот они любят, пока у тебя есть хорошая работа, пока ты не приводишь домой друзей и тому подобное. Не стоит винить их за это, поскольку они так устроены, такова их природа - ведь и ты не умеешь любить по-другому. Для женщин любовь все равно что волшебные чары, которые можно разрушить, сорвав цветок или выбросив кольцо в море. Любовь - это магия, и потому они частенько говорят о ней словами, вычитанными в книжках волшебных сказок.
     - Мы приближаемся к повороту, - Брук показал пальцем в темноту. - Он должен быть где-то здесь.
     - Еще около полумили. Давай, твоя подача.
     - А та неизвестная женщина, что в тебя выстрелила, почему она так поступила?
     - Почему некто, решивший ограбить кого-то другого, стреляет в него?
     - Чтобы не осталось свидетелей?
     - Вор нажимает на курок не для того, чтобы запугать свидетеля, а чтобы он замолчал навсегда, - покачав головой, проговорил Эмери. - Она выстрелила, попала, но потом отпустила меня. Я был в сознании, мог идти и говорить. И дать показания шерифу, описать, как они выглядели. Однако она меня отпустила. Почему?
     - Ну, папа, ты же там был, а не я. Ты-то что по этому поводу думаешь?
     - Ты становишься похожим на меня, рассуждаешь, как я. - Эмери сбросил скорость с десяти миль в час до шести, он пытался отыскать поворот налево.
     - Я знаю.
     - Думаю, дело в том, что она была напугана. Она меня боялась и еще не была уверена в том, что сможет нажать на курок. А выстрелив, доказала себе, что это не так, а я сумел продемонстрировать - своими действиями, поскольку она не понимала ни единого слова из того, что я говорил, - ей не следует меня опасаться.
     Дорогу, ведущую к хижине, завалило снегом, его было так много, что они пробирались вперед, сражаясь за каждый новый фут. Осторожность и черепашья скорость вскоре стали чисто автоматическими, и Эмери принялся размышлять совсем о другом. Во-первых, ему вспомнилось круглое лицо возле мушки ружья, наведенного прямо на него. Большие черные глаза и крошечный рот, решительно сжатые губы, маленький, немного плоский нос.
     Тонкие, изящные руки: оружие в них казалось огромным, значит, та, что держала его, была не крупнее близняшек. Эмери не мог вспомнить, заметил ли он волосы, но они наверняка были черными - с таким-то лицом! Прямые или вьющиеся? Она не китаянка и не японка, скорее всего, светлокожая афро-американка, причем небольшого роста. Среди ее предков наверняка были как белые, так и негры, да еще кто-то с востока. Вполне возможно, она родилась на Филиппинах. Впрочем, может быть все, что угодно.
     Черные, как смоль, волосы, какими представил их себе Эмери, прикрывал такой же черный капюшон.
     - Девчушки-печенюшки, - вслух сказал он.
     - Что?
     - Девчушки-печенюшки. Разве не так называют маленьких девчонок, которые продают шоколадное печенье с орехами?
     - Так. Это девочки-скауты, совсем маленькие. Лин и Лайна тоже были печенюшками.
     - Точно, я помню. - Эмери кивнул.
     Только, на самом деле, он имел в виду английских брауни* [Brownie (англ.) - домовой, добрый дух дома; шоколадное пирожное с орехами; девочки скауты младшего возраста. Автор обыгрывает здесь разные значения этого слова.], маленьких и темноволосых, - видимо, и лица у них были особого коричневатого оттенка - озорных, иногда вредных и злопамятных, но всегда готовых помогать вам за еду и одежду. В этих волшебных существах было столько женского, что их именем назвали общественную организацию для маленьких девочек - и звучало это совсем не смешно или дико, как если бы, например, кому-нибудь пришло в голову назвать девчонок гномами.
     
     Украли феи, так говорила Джен про жителей деревни, стоявшей тут в сороковых годах девятнадцатого века... Эмери попытался вспомнить поточнее, когда это произошло, но у него ничего не вышло.
     Дело в том, что брауни не только продавали свой труд за необходимые им товары. Они частенько и приворовывали. Например, просто обожали выдоить корову, утречком, пока хозяин спит. А еще могли утащить ребенка из колыбели. Иногда заманивали детей в места, где время шло по-другому, быстрее, или, наоборот, медленнее. Эйлин, которая отсутствовала не больше двух часов, считала, что провела со странными женщинами целый день - ее будто бы отвели в зиккурат, показали множество непонятных картинок, потом она спала, по крайней мере, пыталась заснуть, шла по озеру, где сияли синие огни.
     Где находится волшебная страна?
     - Почему ты остановился?
     - Потому что хочу выйти и кое на что посмотреть. А ты побудь здесь.
     Держа в руке фонарик, Эмери закрыл дверцу джипа. Через некоторое время - вероятно, к завтрашнему утру - по снегу можно будет ходить. Сейчас же он был легким, как пух, и Эмери с каждым шагом проваливался все глубже.
     Исторический указатель, засыпанный белым снегом, казался больше, чем был на самом деле. Эмери подумал, что стоит почистить бронзовую табличку и прочитать надпись, однако точная дата и обстоятельства, изложенные каким-то историком, которого гораздо больше занимало правдоподобие, а не правда, его не интересовали.
     Он прошел мимо, по лужайке, которая весной зарастет травой и цветами, не забыв напомнить себе, что где-то на краю должна быть канава, там, где забор из колючей проволоки отгораживал ранчо, и пожалел, что у него нет палки, тогда он мог бы не беспокоиться о том, куда ставит ноги. Тело - если он и в самом деле его видел - должно быть засыпано снегом, оно наверняка превратилось в небольшой белый холмик.
     Когда Эмери забрался в канаву, снег уже доходил ему до пояса. Руками в перчатках он нащупал колючую проволоку, а потом прикрытый белоснежным покрывалом столбик из рожкового дерева, за который он ухватился и вылез из канавы, разбрызгивая снег, словно диковинный красно-клетчатый дельфин.
     Койот лежал там, где его и заметил Эмери, когда ехал в город. Он замерз совсем, как та белка, которую он принес в подарок своему новому другу, на морде застыли удивление и боль. На обратном пути Эмери чуть не застрял в канаве, даже в какой-то момент решил, что придется звать на помощь Брука, но потом все-таки выбрался к джипу и положил тело койота на пол за передними сиденьями.
     - Это же дохлый койот, - сказал Брук.
     Эмери кивнул, снова уселся за руль и включил зажигание.
     - Цианидовое ружье, - сказал он.
     - А зачем он тебе?
     - Еще не знаю. Я пока не решил.
     Брук удивленно на него посмотрел, а лотом пожал плечами.
     - Надеюсь, у тебя не пошла снова кровь - после всех этих упражнений.
     - Может быть, я его похороню. Или набью чем-нибудь и поставлю в доме. В том магазине охотничьих товаров есть таксидермист. Им сделать чучело пара пустяков. И возьмут за работу наверняка не больше сотни.
     - Это же не ты его убил, - запротестовал Брук.
     - Нет, я, - ответил Эмери.
     
     Они посмотрели на хижину сквозь пелену падающего снега и решили, что с тех пор, как уехали, ничего не изменилось. Эмери не остановился, а заставить джип двигаться вперед по засыпанным снегом берегам еще медленнее было бы просто невозможно. Казалось, что ослепительно белый мир за ветровым стеклом окаймлен черной рамой. Разглядывая эту чистую страницу, Эмери попытался представить себе страну, откуда прибыли те хрупкие смуглые девушки, страну, пославшую летательный аппарат (если зиккурат в озере действительно является летательным аппаратом или чем-нибудь вроде того), команда которого состояла из девушек, похожих друг на друга, как сестры. Страну, где нет мужчин или где мужчин ненавидят и боятся.
     Какой показалась им Джен, высокая, почти на фут выше них? Светлокожая, с золотистыми волосами? А что они могли подумать про Эйлин и Элайну, двух девчонок такого же роста, как и они сами, темноволосых и одинаковых, словно две капли воды? Одна от них убежала, зато вторая стала драться; поведение и той, и другой должно было поразить странных женщин. Видимо, они потерпели катастрофу, оказались в дикой заснеженной пустыне, где завывает ветер и нестерпимо холодно, - страшные, варварские места, населенные опасными существами.
     - Нужно было остановиться возле хижины, - сказал Брук. - А завтра утром, когда будет светло, сходили бы к машине и посмотрели, как там поживают мои вещи.
     - Завтра мы туда уже вряд ли доберемся, - покачав головой, ответил Эмери. - Будет слишком много снега.
     - Могли бы попробовать.
     Поведение Брука, по всей видимости, подтвердило самые худшие опасения этих странных особ, как, впрочем, и поведение самого Эмери, и, хотя у них было ружье, увидев его, они поспешили спастись бегством. Когда в его отсутствие женщины забрались в пустую незапертую хижину и обыскали ее, то сообразили, что ружье - это оружие. Эмери ушел из хижины, его заинтересовала необычная вспышка на холме, на другом берегу реки...
     - Еще далеко, папа? - Брук снова принялся вглядываться в черную ночь, расцвеченную мечущимися белыми звездами, он надеялся увидеть линкольн Джен.
     - По-моему, не очень, - ответил Эмери, а потом добавил извиняющимся тоном: - Мы еле тащимся.
     Вспышка на холме оставила темное пятно - неглубокий ожог - на спинке его кресла. Может, это был лазер - лазерное оружие? Неужели они в него стреляли? Лазерный луч, который всего лишь опалил спинку кресла, вряд ли убьет человека - это уж точно, - а вот ослепить может, если попадет в глаза. А если это было не оружие, а какой-нибудь лазерный инструмент, который они попытались использовать вместо оружия? Эмери вспомнил, как при помощи лазерных лучей делались надписи на стали в той компании, которую он оставил, чтобы основать свою собственную.
     - В той хижине, кажется, никто не живет, - заметил Брук. Эмери покачал головой.
     - Она пустует с начала ноября. Кроме нас и этих женщин, здесь никого нет.
     - Как ты думаешь, что они пытаются сделать?
     - Уехать. - Эмери надеялся, что по его тону Брук поймет: отец не в настроении разговаривать.
     - Они могли воспользоваться линкольном. Горючего там сколько хочешь. Я следил за показаниями приборов, потому что она никогда этого не делает.
     - Они не умеют водить машину. В противном случае, угнали бы ее в первый раз, когда Джен оставила ключи. Кроме того, линкольн вряд ли в состоянии доставить их туда, куда им нужно.
     - Папа...
     - Слушай, давай сделаем перерыв. Перестань задавать вопросы. Когда я сам в этом разберусь, то тебе все объясню.
     - Ты, наверное, ужасно устал. Не надо было сюда ехать, все равно моих вещей там нет. Уж можно не сомневаться.
     Может быть, Брук прав, и он действительно устал? Эмери обдумал эту мысль и пришел к выводу, что так оно и есть. Сражение со снегом на лужайке возле исторического указателя отняло у него те немногие силы, что еще оставались после потери крови и тяжелой дороги домой вместе с Эйлин. Впрочем, теперь казалось, что снега там было не так уж и много. Сейчас его поддерживало нечто, что остается, когда сил уже нет. Может, упрямство или отчаяние.
     - Твой дедушка любил рассказывать одну историю, - проговорил он, обращаясь к Бруку, - про зайца, койота и сойку. Ты ее от меня никогда не слышал?
     - Нет, - Брук заулыбался, радуясь, что Эмери на него больше не сердится.
     - Сойка всегда кричит, предупреждая других животных о приближении койота. Ты об этом знаешь?
     - Хм-м.
     - Так вот, на мескитовом дереве сидела сойка, а в тенечке спал заяц. Сойка заметила койота, который хотел напасть на зайца, и предупредила того об опасности. Койот прыгнул, но заяц бросился бежать, миновал мескитовое дерево и повернул налево, а койот помчался вдогонку.
     Сойка чувствовала себя немного виноватой из-за того, что не заметила койота раньше, поэтому она крикнула зайцу: «С тобой все в порядке? Тебе удастся от него убежать?» А заяц ответил ей: «Да, удастся!»
     Они обежали мескитовое дерево восемь, а может быть, десять раз, и сойке вдруг показалось, что койот нагоняет зайца с каждым новым кругом. Тогда она всерьез заволновалась и крикнула с дерева: «А ты уверен, что тебе удастся от него убежать?» Заяц ответил: «Мне удастся!» Еще несколько кругов... Койот уже практически схватил зайца за хвост. К этому моменту сойка уже места себе не находила от беспокойства и прокричала: «Заяц, а откуда ты знаешь, что тебе удастся от него убежать?» В ответ она услышала: «Проклятие, я должен это сделать!»
     - Ты хочешь сказать, что ты вроде того зайца, верно? - спросил Брук.
     - Точно. - Эмери поставил машину на ручной тормоз. - Я должен это сделать и сделаю!
     - А почему мы остановились?
     - Потому что приехали. - Он выбрался наружу.
     - Я не вижу никакой машины.
     - Увидишь через пару минут. Принеси фонарик.
     Им пришлось взобраться на сугроб, прежде чем они отыскали линкольн, который был практически весь засыпан снегом, причем капот так и остался поднятым. Эмери вытащил ключи зажигания и отдал их Бруку.
     - На, проверь багажник. Они могли не заметить отверстия для ключа.
     Он прислонился к машине, и через минуту услышал, как Брук крикнул:
     - Все на месте! Мои вещи здесь!
     - Я тебе помогу. - Эмери заставил себя сделать шаг.
     - Да тут всего несколько небольших сумок. Я и сам справлюсь.
     Брук быстро захлопнул крышку багажника, чтобы Эмери не заметил, что он там оставил. Наверное, стереоприемник. Может быть, телевизор. Эмери ненавидел телевизоры.
     - Тебе отдать ключи?
     - Оставь у себя.
     - Наверное, придется вызвать буксир, когда дороги расчистят. Они отсюда немало всего забрали. - Брук стоял перед капотом линкольна и светил фонариком туда, где находился мотор.
     - Уж можно не сомневаться, - согласился Эмери и направился обратно к джипу.
     Когда на следующее утро Эмери проснулся, бекон уже жарился, а кофе стоял на маленькой газовой плитке. Он сел на кровати и понял, что левая часть тела затекла и ужасно болит.
     - Брук?
     Никакого ответа.
     В хижине было холодно, несмотря на синие язычки пламени и приятные запахи. Он натянул шерстяную рубашку, сунул ноги в брюки, брошенные на полу возле кровати, и встал. Его сапоги остались под маленьким столиком, а рядом с ними он нашел вчерашние носки. Носки бросил в мешок с грязным бельем, разыскал чистую пару, тщательно зашнуровал и завязал ботинки.
     Кофе был готов. Эмери выключил горелку и переложил бекон на старую щербатую зеленую тарелку, которой, видимо, намеревался воспользоваться Брук. Бекон по-прежнему пах просто восхитительно, Эмери чувствовал, что должен съесть хотя бы маленький кусочек, но у него совсем не было аппетита.
     Может, Брук отправился к линкольну, чтобы принести то, что не взял вчера? Вряд ли, ведь он оставил еду на плитке. Прежде чем пускаться в Путь, он бы выключил огонь под кофейником, выпил чашку кофе и съел половину бекона с хлебом и маслом.
     Тостера у Эмери не было, но вчера вечером Брук жарил хлеб на огне камина. Сейчас он почти погас, осталось лишь несколько тлеющих угольков. Значит, Брук проснулся, поставил на плитку кофе и бекон и вышел за дровами.
     Господи, подумал Эмери, ты мне ничего не должен, мне это прекрасно известно. Но я прошу тебя!
     Темнокожие похитительницы Эйлин, по всей видимости, вели ее назад, когда встретили Эмери. Они вполне могли забрать с собой и Брука. Если это так, они вернут его через пару дней.
     Эмери вдруг понял, что не сводит глаз с тарелки, на которой лежит бекон. Он оставил ее на столе, надел свою красную клетчатую куртку и другую шапку. Может быть, его самая теплая шапка - та, что женщины не позволили ему забрать, - так и лежит на переднем сидении линкольна Джен? Он забыл посмотреть.
     За ночь намело такие сугробы, что они доходили до подоконников, но сегодня утром снегопад был уже не столь сильным. Эмери увидел дорожку, протоптанную Бруком: от маленького крыльца она уходила на юг, к поленнице, сложенной под навесом, а затем назад - их было совсем немного. Брук что-то заметил или, скорее всего, услышал шум, доносившийся с той стороны, где они оставили джип. Эмери было невыносимо трудно заставить себя спуститься с крыльца, пройти по следам, оставленным ногами Брука на чистом, белом снегу.
     Брук лежал, растянувшись возле переднего бампера, в руке он все еще сжимал полено. Кровь вокруг его головы, попытался успокоить себя Эмери, могла вытечь из поверхностной раны. Вполне возможно, что Брук жив, просто потерял сознание. Наклонившись, чтобы взглянуть повнимательнее, Эмери сразу понял, что это не так.
     Кроме ружья, женщины забрали еще и топор; он-то и стал орудием страшного убийства.
     Мертвый койот так и остался лежать за передним сиденьем разграбленного джипа. Он отнес его труп к южной стене хижины; собрал около полудюжины палок, оставшихся там с осени, и соорудил грубые носилки. Потом сделал носилки побольше для своего сына, положил на них еще не остывшее тело и накрыл его чистой простыней, которую закрепил несколькими поленьями. Нужно позвонить шерифу, если телефон работает. Вполне возможно, что шериф обвинит Эмери в убийстве Брука.
     Оказавшись внутри хижины, после минутного колебания он закрыл все двери на засовы. В календаре, повешенном еще в прошлом году, имелся только один телефон похоронного бюро в Войлстауне.
     - Вы дозвонились до Похоронного бюро Мертона. В данный момент мы не в состоянии вам помочь...
     Эмери подождал, когда раздастся сигнал, а потом быстро проговорил:
     - Это Эмери Бейнбридж. - Они смогут найти его адрес и телефон в городском справочнике. - Умер мой сын. Я хочу, чтобы вы взяли на себя организацию похорон. Свяжитесь со мной, как только сможете.
     Пару секунд он молчал, словно в память о Бруке, а потом снова начал набирать номер. Эмери звонил шерифу.
     - Кабинет шерифа Рона Уилбера.
     - Это снова Эмери Бейнбридж. Убит мой сын Брук.
     - Ваш адрес?
     - Пять ноль ноль север, двадцать шесть семьдесят семь запад - это на Дороге Е-Е, примерно в пяти милях от озера Призраков.
     - Как это произошло, мистер Бейнбридж?
     Его так и подмывало сказать, что преступление совершила одна из Женщин, она стояла с его собственным топором в руке, прижавшись к стене, и ждала, когда Брук завернет за угол, следы на снегу говорили именно об этом, но если Эмери поделится с шерифом своими догадками, следователь обязательно решит, что это он убил своего сына.
     - Я думаю, его ударили по голове моим топором, - ответил он. - Вчера украли мой топор и ружье.
     - Да, я помню. Не трогайте тело, мы пришлем к вам кого-нибудь, как только сможем.
     - Я уже его передвинул. Когда…
     - В таком случае, больше не трогайте его. И вообще ни к чему не прикасайтесь.
     - А когда вы кого-нибудь пришлете?
     Он, скорее, почувствовал, чем услышал, как она вздохнула.
     - Сегодня к вечеру, Эмери. Я постараюсь послать к вам кого-нибудь из помощников шерифа.
     Если бы она не лгала, подумал Эмери, то назвала бы его «мистер Бейнбридж». Он поблагодарил и повесил трубку, а потом откинулся на спинку стула, поглядывая то на телефон, то на свой дневник. Уже давно пора приняться за дневник, столько всего следует туда записать. В машине Джен был радиотелефон. Интересно, забрали они его или нет? Эмери не обратил внимания.
     Он снова снял трубку, но потом положил ее на место, так и не набрав номера.
     Его черные спортивные часы лежали под кроватью. Он достал их и посмотрел на число и время.
     
     «09:17. Вчера приехала Джен, вместе с Бруком и близняшками. Три маленькие смуглые женщины в капюшонах пытались раздеть ее машину. Возникла потасовка между ними и Джен с детьми.»
     
     Он уставился на свою ручку. Она была точно такого же цвета, что и кровь Брука на снегу.
     
     «Эйлин убежала. Я отправился на машине Джен на поиски, и мне удалось обменять линкольн на Эйлин. Одна из женщин меня подстрелила. Английского они не понимают.»
     
     Красная ручка замерла в неподвижности.
     Его компьютер дома... Эмери тут же поправил себя, его компьютер в доме Джен был снабжен программой, которая проверяла орфографические ошибки; у этой ручки такой программы не было, однако Эмери показалось, что он услышал сигнал тревоги. А может быть, необычные женщины все-таки знают английский? Во время своих путешествий в другие страны он встречал людей, чей английский понять было практически невозможно. Он попытался вспомнить, что говорили женщины и что говорил он сам - ничего путного у него не вышло.
     И тем не менее какой-то удаленный уголок его подсознания не желал согласиться с предыдущими выводами, Эмери подозревал, что на самом деле женщины обращались к нему на английском, только на каком-то странном диалекте:
     
Whan that Aprille with his shoures soote
The droghte of March hath pierced to the roote.
     
     Он выучил эти строчки еще в школе - сколько лет назад? Нет, нет, гораздо раньше, более шестисот лет назад, - великий поэт написал их на красивом, певучем диалекте, который поначалу казался таким же чужим, как и немецкий язык «Когда дыхание Апреля прогонит Марта холода».* [When April with his sweet breath // The drought of March has pierced to the root - современное написание этих же строчек.]
     Ведь язык продолжает меняться, развиваться.
     Эмери взял телефонную трубку, не сомневаясь ни секунды, что еще не забыл номер телефона в машине Джен. Набрал его.
     Одинокий, печальный сигнал, где-то далеко. В засыпанном снегом черном линкольне? А может такой телефон работать, если в машине нет аккумулятора? Существуют же переносные телефоны, которые носят в портфеле. Так что, вполне возможно, что телефон работает. Если бы женщины разобрали его на детали, он получил бы специально записанное на пленку сообщение, в котором говорится, что номер отключен.
     Он считал гудки, потом сбился, и в этот самый момент кто-то взял трубку.
     - Алло, - сказал Эмери - Алло. - Даже ему самому это показалось ужасно глупо.
     Никто ему не ответил. Очень старательно выговаривая все звуки, он произнес.
     - Я тот самый человек, чьего сына вы убили, я приду к вам и прикончу вас всех. Если вы хотите мне что-нибудь объяснить, советую сделать это сейчас, пока я еще даю вам такую возможность.
     Молчание.
     - Отлично. Звоните, если возникнет желание. - Он назвал свой номер, медленно и внятно произнес все цифры, а потом добавил: - Только я не собираюсь долго тут оставаться.
     «А если они говорят на таком диалекте английского, которого я не знаю? Мне следовало написать, что я ранен не серьезно. Брук перевязал мою рану. К доктору я не обращался. Может быть, это следовало сделать».
     Эмери пощупал повязку и обнаружил, что она стала жесткой от засохшей крови. Если сейчас начать менять ее, придется потратить много времени. Значит, этого делать нельзя. Кроме того, вполне возможно, что от перевязки станет только хуже.
     
     «Мы с Бруком отвезли Джен и близняшек в город. Прежде чем я проснулся сегодня утром, женщины убили Брука на улице».
     
     На берегу реки росло несколько молоденьких ив. Эмери направился прямо к ним, срезал охотничьим ножом шесть штук и вернулся с ними в хижину.
     Связав их шпагатом, он изготовил лыжи, после чего крепко-накрепко привязал их к ботинкам.
     Он был уже в восьми или десяти ярдах от хижины - шел по снегу, почти не проваливаясь, - когда до него донесся едва слышный телефонный звонок. Эмери вернулся в хижину, оставив на крыльце кувалду, которую прихватил с собой.
     - Мистер Бейнбридж? Это Ральф Мертон. - Голос Ральфа Мертона был глухим и печальным. - Позвольте выразить свои глубочайшие соболезнования вам и вашим близким.
     Эмери вздохнул и уселся на стул, с трудом пристроив на полу ноги с привязанными к ним лыжами.
     - Да, мистер Мертон. Я вам благодарен за то, что вы мне перезвонили. Я не был уверен, что вы зайдете сегодня в свою контору.
     - К сожалению, я говорю не из своего офиса, мистер Бейнбридж. У меня имеется... ну... устройство, которое позволяет мне звонить в похоронное бюро и узнавать о том, какие сообщения поступили в мое отсутствие. Могу ли я вас спросить - ваш сын находился на излечении у какого-нибудь доктора?
     - Нет, Брук был совершенно здоров, насколько мне известно.
     - Доктор не осматривал вашего сына?
     - Никто не видел его, кроме меня. - Помолчав несколько мгновений, Эмери добавил: - И еще женщина, которая его убила. Я думаю, с ней вместе была еще одна женщина, в этом случае получается, что и она его тоже видела. Впрочем, думаю, это не имеет значения.
     Ральф Мертон откашлялся.
     - Доктор должен осмотреть тело вашего сына и выдать свидетельство о смерти, только тогда мы сможем приступить к исполнению наших обязанностей, мистер Бейнбридж.
     - Да, конечно, я забыл.
     - Если у вас имеется семейный врач...
     - Нет, не имеется, - ответил Эмери.
     - В этом случае, - в голосе Ральфа Мертона появились более человеческие нотки, - я могу позвонить доктору Ормонду. Это молодой человек, очень подвижный и активный. Не сомневаюсь, что он приедет к вам, как только сможет выбраться.
     - Благодарю вас, - ответил Эмери. - Я вам очень признателен.
     В хижине все еще пахло кофе и беконом - правда, теперь едва заметно. Наверное, неразумно отправляться в путь на пустой желудок, и уж, конечно, вряд ли будет правильным оставить кофеварку на маленьком огне на плитке, как он собирался сначала сделать. Эмери выключил горелку, достал чистую кружку, налил кофе, сделал несколько глотков и заставил себя съесть два куска бекона. Еще три, положенные между двумя ломтиками ржаного хлеба, он засунул в карман куртки.
     Кувалда дожидалась его там, где он ее и оставил; он запер дверь и снова пустился в путь - по своим собственным следам. Когда хижина почти скрылась из вида, ему показалось, что он услышал новый телефонный звонок. Наверное, это доктор Ормонд. Эмери пожал плечами и двинулся вперед по заснеженной дороге.
     
     Дверь соседнего дома выглядела весьма внушительно; изучив ее внимательно, Эмери прошел к черному ходу. Сугробы намело почти до самого засова, на котором висел замок. Расставив ноги пошире - насколько это было возможно в необычных лыжах, Эмери размахнулся кувалдой, словно это была клюшка для гольфа, и изо всех сил ударил по засову. Только на третий раз винты раскачались, и дверь распахнулась внутрь.
     Перешагнув через порог и бросив один-единственный взгляд на развороченную дверь, Эмери подумал, что не знает ни имени владельца домика, ни того, как он выглядит. Он бы чувствовал себя намного лучше, если бы имел возможность извиниться и объяснить, почему вломился в чужой дом, если бы смог заплатить за нанесенный ущерб, - впрочем, никакие объяснения и уж тем более извинения не понадобятся, если ему удастся сделать то, что он задумал. Ведь он решил судить преступников судом Линча, а закон, который ведет себя невероятно благородно и чрезвычайно учтиво по отношению к убийцам, презирает и уничтожает тех, кто оказывает им сопротивление или мстит.
     Конечно, может оказаться, что внутри нет никакого оружия. В этом случае, убийцы Брука расправятся и с ним, прежде чем он хоть что-нибудь предпримет. Они могут это сделать, даже если...
     Он не успел додумать эту мысль, потому что заметил сейф для хранения оружия: стальной шкаф с секретным замком, выкрашенный под дерево. Полдюжины ударов кувалдой хватило для того, чтобы сорвать ручку. Еще несколько пробили насквозь стальную дверцу, теперь Эмери смог просунуть в отверстие молоток, который ему удалось найти в ящике с инструментами.
     Где-то внутри сейфа что-то щелкнуло, и Эмери подумал, что приятнее звука уже не слышал давно. Он перехватил молоток, еще раз ударил, и дверь открылась.
     В сейфе он нашел дробовик двенадцатого калибра, духовое ружье восемнадцатого калибра и карабин с оптическим прицелом; в одном из ящиков обнаружил патроны нужных калибров и отдельно три коробки патронов для карабина.
     Эмери взял карабин и повесил его на плечо; ствол показался ему коротковатым - владелец хижины, вероятно, был на пару дюймов ниже Эмери - но когда он взял его в руки, у него возникло ощущение, будто карабин был сделан для него по специальному заказу. Затвор легко открылся, и Эмери увидел пустой патронник.
     Он зарядил пять патронов и положил горсть в карман куртки. Подумав о том, что женщины тоже смогут вооружиться в этой хижине, стоит им обнаружить сломанный замок, он выбросил патроны для дробовика в снег.
     
     Из густой сосновой рощи на берегу озера Эмери, насколько позволял серый утренний свет и падающий снег, прекрасно видел сооружение, которое Эйлин назвала зиккурат: нагромождение кубических модулей, поднимающихся к вершине и напоминающих заснеженные террасы.
     Конечно же, это не артефакт; возможно, летательный аппарат. Скорее всего, космическая станция. Ближе к нижней части - точнее, ближе ко льду, ее окружавшему - модули были заметно деформированы и помяты.
     Быстро поднявшись на ноги, Эмери неуклюже ступил на лед, который порывы ветра очистили от снега. Когда женщины вели Эйлин из зиккурата назад на дорогу, они шли по воде - в том месте, где зиккурат сломал лед, осталась стоять открытая полынья. Но там оказалось достаточно мелко, так что Эйлин не составило никакого труда пройти.
     Эмери не заметил никаких окон, зато в некоторых модулях имелись круглые двери или люки. Если женщины охраняют свой корабль, они прикончат его прямо сейчас, когда он, едва передвигая ноги, медленно подбирается к их крепости; но для того, чтобы это сделать, им придется открыть один из люков, и уж он постарается выстрелить первым. Он еще раз проверил предохранитель карабина. Он был снят, а карабин полностью заряжен. Эмери стянул с правой руки перчатку и засунул ее в карман поверх запасных патронов и бутерброда.
     Справа он заметил, как следы маленьких ног в ботинках на толстой подошве уходили куда-то в сторону от зиккурата, они были еще совсем свежими, их даже не засыпало снегом. Тогда он повернул к ним, чтобы рассмотреть получше, и увидел, что они ведут от круглого люка, нижняя часть которого нависла надо льдом не больше, чем на дюйм. Он был закрыт на простую задвижку, достаточно большую, чтобы Эмери смог с ней справиться левой рукой в перчатке.
     Его лица коснулась волна тепла, когда он открыл люк и вошел в зиккурат. У них было отопление, какое-то приспособление, обеспечивающее их теплом, оно все еще работало, хотя Эйлин жаловалась, что ей было холодно. Значит, обитательницы зиккурата смогли починить источник тепла, который вышел из строя во время катастрофы. Вполне возможно, что они воспользовались для этого тем, что забрали из линкольна Джен.
     Эмери чисто автоматически закрыл за собой люк и увидел другой, точно такой же; за ним горел призрачный голубой свет и темнела вода. Вот вам и объяснение, откуда появился лед на сапожках и брюках Эйлин; она, конечно же, шла по озеру, только здесь, внутри зиккурата, где вода не достигала и фута глубиной.
     Усевшись возле люка в переходном шлюзе - так решил Эмери, - он расшнуровал ботинки и сбросил их вместе с импровизированными лыжами, а потом связал шнурки. Пожалуй, стоит оставить ботинки и лыжи здесь, в шлюзе, но без них ему придется навсегда остаться в зиккурате. Это Эмери совершенно не устраивало: он не мог рисковать. Он снял носки и засунул их внутрь ботинок, закатал штанины брюк и, держа в левой руке ботинки, а в правой - карабин, босиком ступил в темную воду.
     На стенах и потолке модуля не видно было просвета между циферблатами и непонятными приспособлениями, из воды выступал угол какого-то скособоченного шкафа - видимо, внутри тоже были инструменты и приборы; Эмери остановился, чтобы осмотреть нечто, напоминающее самые обычные часы, хотя стрелка мерцала, исчезала и снова появлялась. Очевидно, это была лишенная массы проекция. Первая цифра напоминала ноль, написанный весьма необычно, а вот последняя - Эмери прищурился - может быть, триста, хотя ему еще ни разу не доводилось видеть такую тройку. Стоило сдвинуть маленький рычажок у основания влево, как цифры стали объемными и выпуклыми, а стрелка потемнела. Теперь казалось, что она сделана из какого-то очень прочного вещества.
     Откуда-то сверху донесся едва слышный шум, точно кто-то в верхнем модуле уронил небольшой предмет. Эмери быстро огляделся по сторонам. Открытый люк на противоположной стене помятого модуля вел во внутренний отсек, который, должно быть, погрузился в воду не так сильно. Эмери вошел внутрь, а «часы», которые он изучал, последовали за ним. Они скользили по металлической поверхности стены, словно хоккейная шайба, ловко минуя все остальные приборы, встречавшиеся на пути. Это продолжалось до тех пор, пока Эмери не поймал «часы» и не передвинул рычажок вправо.
     Лестница, расположенная прямо посередине нового модуля, так и манила забраться наверх, что Эмери и сделал. Впрочем, это упражнение далось ему с трудом: сапоги, которые он повесил на шею, а потом закинул за спину, чуть не задушили его, а карабин, зажатый в правой руке, ужасно мешал. Лестница, сделанная из какого-то белого металла, подозрительно гнулась под его весом.
     Следующий отсек, в котором он оказался, почти совсем не пострадал, но здесь оказалось холоднее, чем в нижнем. Эмери отчетливо слышал, как гудел за металлическими стенами ветер, хотя ему так и не удалось заметить ни окон, ни амбразур, сквозь которые можно было бы увидеть снежную бурю, гуляющую над озером.
     - Поразительно, - пробормотал он тихонько. - Как страшно, наверное, было малышке Эйлин!
     Он положил сапоги и карабин на пол, достал нож и соскреб немного металла с верхней ступеньки лестницы. В том месте, где ее коснулась острая сталь, поверхность засверкала, а по краям осталась тусклой. У Эмери возникла догадка, но он отложил решение этого вопроса на потом. Кусок большего размера, который ему удалось отковырять от пола, похоже, был из того же самого материала. Эмери расстегнул куртку и положил оба образца в карман рубашки.
     У одной стены стоял какой-то прямоугольный предмет. Глядя на него, Эмери решил, что он похож на верстак, покрытый белым пластиком. На нем лежали два предмета причудливой формы; Эмери прошел к верстаку, переступая по дороге через ящики неизвестного назначения, на некоторых были экраны весьма необычной формы.
     Как только Эмери прикоснулся к довольно большому предмету, который взял с верстака, тот мгновенно изменил форму - возникли гладкие челюсти, внутренние поверхности которых были похожи на параболы. Тут же раскрылся другой предмет, поменьше, и глазам Эмери предстала сложная диаграмма. По ней беспорядочно забегали зеленые и оранжевые точки. Помучившись некоторое время, Эмери все-таки сумел снова закрыть эту диковинную штуку и отправил ее в нагрудный карман куртки, а следом за ней еще несколько небольших заинтересовавших его предметов, обнаруженных во вместительных подвесных отделениях верстака.
     Вдруг без всякого предупреждения всю поверхность верстака заняло лицо разъяренной великанши, помещение наполнил ее сердитый голос. У нее за спиной зазвенели, завыли сирены и гонги - гротескная и одновременно благозвучная музыка. Чуть больше секунды Эмери слушал, не в силах пошевелиться, словно его околдовали эти неземные звуки.
     Когда он обернулся, оказалось, что женщина с высоко поднятым над головой топором стоит в пяти футах у него за спиной. Она попыталась нанести удар, Эмери бросился к ней, однако рукоять топора все-таки опустилась ему на плечо. Сцепившись, они катались по наклонному полу - женщина отбивалась, царапалась и кусалась, словно фурия, а он, сначала одной рукой, а потом и обеими, пытался ухватиться за ручку топора.
     Отобрав его у женщины, Эмери неловко замахнулся, попал плоской частью по локтю, фурия же так вцепилась ему в щеку зубами, точно пыталась разорвать лицо врага в клочья. Выпустив из рук топор, Эмери резким движением ткнул пальцами ей в глаза, и она выплюнула его щеку, вскочила на ноги, бросилась в сторону.
     И исчезла.
     Потрясенный неожиданностью и неистовой жестокостью схватки, оглушенный диким воем, доносившимся со стороны верстака, Эмери сел и принялся оглядываться. Топор, который украли у него женщины, лежал рядом, коричневое пятно на сверкающем лезвии, очевидно, было засохшей кровью Брука. Его собственная из прокушенной щеки капала на неровный металлический пол Сапоги и карабин так и остались там, где он их положил.
     Очень медленно Эмери поднялся на ноги, наклонился, чтобы поднять топор, но потом решил не брать его - руки и без того были заняты, а карабин гораздо более надежное оружие, к тому же этот топор убил Брука.
     Нет, Брука убили женщины. А топор - всего лишь топор и не более того отличный кусок стали, надетый на деревянную палку, вырезанную из древесины пекана Эмери купил его в скобяной лавке в городе за тридцать или сорок долларов - обвинять его в смерти Брука все равно что пинать ногой камень, о который споткнулся на дороге Глупо!
     Эмери поднял топор, вытер лезвие о рукав куртки, так что теперь крови Брука почти не было видно. Карабин гораздо более надежное оружие, но если оставить здесь топор, женщины обязательно его найдут и снова попытаются пустить в ход. А вот если Эмери заберет его отсюда, может быть, удастся прорубить во льду дыру и бросить топор на дно озера, впрочем, швырнуть его с самой верхней ступеньки лестницы прямо в темную воду тоже, наверное, неплохо. Возможно, очень скоро та женщина, что несколько секунд назад пыталась убить Эмери, вернется, чтобы довести дело до конца.
     Верстак продолжал пронзительно выть и грохотать. Чувствуя себя ужасно глупо, Эмери мысленно приказал ему замолчать, а когда тот не послушался, принялся рубить огромное женское визжащее лицо и успокоился только, когда наступила тишина. Может быть, этот предмет обладает еще и дополнительной функцией - обучает того, кто на нем работает или развлекает, чтобы не было скучно делать то, что на нем полагается делать.
     Эмери положил на верстак топор и, отыскав в кармане платок, прижал к щеке.
     Затем он отнес топор к люку в полу, чтобы сбросить вниз, и увидел, что в нижнем отсеке, в воде, плавает тело мертвой женщины - лицом вниз.
     
     Когда он уходил, следы, оставшиеся от его импровизированных лыж, были такими же четкими, словно он прошел здесь всего несколько минут назад, и это несмотря на то, что валил сильный снег. Сам зиккурат, засыпанный снегом, стал похож на скалу, выросшую прямо изо льда. Если бы Эмери захотелось кому-нибудь его показать, он сказал бы «Видишь вон ту скалу? На самом деле она пустая, а внутри ее много диковинных комнат, освещенных голубым сиянием, там живут миниатюрные смуглые женщины, которые обязательно попытаются тебя убить». Его не посчитали бы обманщиком, просто решили бы, что он спятил или перебрал спиртного. В течение многих веков мужчины и женщины в Англии и Ирландии, которых никто не желал слушать, рассказывали о маленьком народце с темной кожей, живущем в горных пещерах, где время подчиняется иным законам, хотя в Африке, где все жители чернокожие, говорили, что у представителей этого странного народа кожа белая.
     Эмери вспомнил, как пару лет назад что-то читал про представителей светлокожей африканской расы, и попытался отыскать в памяти ее название. Юмбо, жители гор, частенько спускались в долины, чтобы поживиться кукурузой. Эйлин сказала, что женщины дали ей лишь немного хлеба Может быть, у них плохо с едой, или они экономят припасы, сообразив, что им придется задержаться здесь надолго.
     
     Если бы капот линкольна не был поднят, Эмери его ни за что бы не нашел Просто принял за очередной сугроб. Обе двери были закрыты (видимо, он сделал это чисто автоматически вчера вечером), а ключи по-прежнему оставались у Брука в кармане куртки. Прикладом карабина Эмери разбил окно и взял свою самую теплую шапку. Брук забрал из машины не все вещи, телевизор и переносной компьютер так и лежат в багажнике, придется выстрелить в замок, чтобы все это достать, а он и так сильно нагружен добычей, собранной в зиккурате.
     Проходя мимо хижины, дверь в которую он взломал, Эмери подумал, что неплохо было бы проверить, на месте ли дробовик и ружье. Потом отказался от этой мысли.
     
     В его собственной хижине было темно. Эмери попытался вспомнить, оставил ли он свет, и вообще включал ли его утром. Он сделал запись в дневнике - коротко и бездарно зафиксировал в нем смерть Брука - значит, наверняка включал настольную лампу. Однако ему никак не удавалось вспомнить, выключил он ее или нет.
     Станут ли женщины стрелять из окна, прямо через стекло и решетку? Или сначала высунут дуло - в качестве предупреждения? В той, другой хижине наверняка есть запасные патроны, в каком-нибудь ящике или шкафу, или в кармане старого забытого плаща, что висит на гвозде у двери.
     Эмери показалось, что его собственная передняя дверь выглядит точно так же, как он ее оставил, никаких следов на белом снегу, да и блестящий автоматический замок явно в порядке - никто его не трогал. А вдруг эти свирепые особы умеют открывать замки? Эмери обошел хижину с северной стороны, мимо джипа и того места, где умер Брук, чтобы не пришлось смотреть на его тело, Брука уже наверняка занесло снегом. Теперь парню не суждено отправиться в Калвер, не суждено воспользоваться связями отца в НАСА. Брук умер, а вместе с ним умерли и все мечты. О чем он скорбит о мечтах или о Бруке?
     Задняя дверь выглядела так же, как и передняя, - и никаких следов. Наверняка он чисто автоматически выключил настольную лампу, когда закончил писать дневник. Все так поступают.
     Эмери открыл замок, зашел внутрь, поставил карабин в угол и выложил содержимое карманов на стол. Вот «часы», которые последовали за ним прямо по металлической стене, какой-то прибор с диаграммой, размеры которой превышают габариты самого прибора. Овальная карточка, похожая на книгу, страницы которой переворачиваются каждый раз, когда рука приближается к ее поверхности; что-то вроде осьминога с керамической сферической сердцевиной - источник света не больше круглого шарика из детской игры. А вот семисторонний куб; бусины, самостоятельно передвигающиеся по нитке, - конечно же, это не бусы, а что тогда? И тарелка, на которой небольшие предметы словно тают, а потом и вовсе исчезают из вида. Ну и, конечно, патроны для карабина, чековая книжка, ключи, платок, складной нож и тошнотворный на вид бутерброд.
     С отвращением поглядев на него, Эмери понял, что проголодался. Тогда он включил газовую горелку под кофейником и уселся, чтобы обдумать все, что с ним произошло. Как следует поступить сначала: поесть или заняться щекой? А может быть, разжечь огонь?
     Самое разумное - последнее. Значит, придется выйти за дровами и постараться не смотреть на Брука. Эта мысль была невыносима.
     Точное, подробное описание зиккурата наверняка окажется бесценным через несколько лет, его можно начать, пока готовится еда и кофе, Эмери открыл банку с ирландской тушенкой, выложил содержимое в чистую кастрюльку, зажег газ, а потом снова уселся и включил маленькую настольную лампу.
     Темно.
     Он удивленно посмотрел на лампу, прикрутил лампочку и еще два раза нажал на кнопку. А потом фыркнул. Теперь понятно, почему в хижине было темно! Либо лампочка перегорела в его отсутствие, либо снегопад где-то повредил провода.
     Эмери поднялся и дернул за шнур, проверяя, загорится ли верхний свет. Ничего.
     Как там говорится в старой песенке? Что-то про южные провода, которые не выдерживают, если на севере начинает идти снег.
     Эмери нашел одну из керосиновых ламп, которыми пользовался до того, как провели электричество, налил в нее керосин и зажег.
     Если электрические провода порваны, следовательно, почти наверняка не работает и телефон - Эмери поднес трубку к уху и услышал ровный гудок Работники телефонных компании, напомнил он себе, всегда немного лучше следят за своим оборудованием, чем те, кто отвечает за электричество.
     Теперь следует заняться щекой, а для этого придется принести воду из реки - как раньше - или растопить снег Он наполнил чайник чистым снегом из сугроба позади хижины. Смыв засохшую кровь, обнаружил следы зубов и синяк. Можно подхватить черт знает что от укуса человека - у людей такие же грязные рты, как и у обезьян. Очень осторожно Эмери обработал царапины йодом, потом промыл щеку перекисью водорода и приложил маленький кусок бинта, обратив внимание на то, что запас средств, необходимых для первой помощи, сильно уменьшился после того, как Брук перевязал ему рану на боку.
     Та фурия, что укусила Эмери и попыталась убить его собственным топором... может быть, это она раскроила Бруку голову? Очень похоже, что так оно и есть, если только женщины не поменялись оружием. В таком случае, Брук отомщен. А шериф пусть сам разбирается с тем, что тут произошло. Некоторое время Эмери обдумывал, стоит ли показать представителю шерифа зиккурат.
     Помешивая тушенку, решил, что она недостаточно горячая, а ему хотелось разогреть ее как следует, а потом съесть, обмакивая в соус хлеб.
     Он и сам еще не совсем отогрелся и даже не снял куртки. Пришло время заняться дровами. А потом он разденется и не станет выходить из хижины, пока не успокоится погода, не будут расчищены дороги и не приедет кто-нибудь от шерифа, доктор... как там его зовут? Ормонд, кажется. И владелец похоронного бюро.
     На улице, оказавшись у южной стены хижины, Эмери заставил себя посмотреть на то место, где он оставил Брука. С виду - всего лишь еще один снежный сугроб, отличающийся от остальных могил только тем, что он был белым и гладким; койот лежал у головы Брука, прикрывавший его тело сугроб не казался больше или меньше. Почему-то от этой мысли Эмери стало легче. Брук был бы в восторге от ручного койота. Впрочем, им пришлось бы довольно скоро расстаться - дней через пять или шесть, может быть, даже раньше. Плохо. Эмери набрал побольше дров и отнес их в хижину.
     Сначала газеты полить керосином. Затем щепки, и только когда они хорошо разгорятся, можно положить дрова. Эмери поставил канистру с керосином перед камином и опустился на колени, чтобы смять и уложить газеты получше.
     На мягком пепле он заметил отпечатки ног.
     Он встал с колен, нашел фонарик и еще раз внимательно изучил следы.
     Никаких сомнений, хотя, с точки зрения Эмери, они могли быть и четче; смазанные и посыпанные чем-то черным отпечатки. Он взял крошку и растер ее между пальцами. Сажа, естественно.
     Две пары сапог с рифленой подошвой, обе пары небольшие, впрочем, одна чуть меньше другой, и на ней не так стоптаны каблуки.
     Они спустились по трубе. Эмери снова выпрямился и огляделся по сторонам. Вроде бы ничего не пропало.
     Женщины забрались на крышу (джип, припаркованный у северной стены хижины, оказался очень кстати), а дальше проникли внутрь через трубу. Ему не удалось бы, да и Бруку тоже, а вот близняшкам не составило бы никакого труда. Женщины были не крупнее Эйлин и Элайны. Ему бы следовало обратить внимание на следы, но их замело снегом, да и он наверняка бы решил, что женщины оставили их утром, когда убили Брука. В любом случае, он искал свежие отпечатки ног только возле дверей.
     Зачем, в таком случае, женщины забрались в дом через трубу, когда все уехали? Тот, кто в состоянии манипулировать приборами, которые он видел внутри зиккурата, без проблем сумеет справиться с дверями и откроет замки изнутри. Спуститься вниз по трубе для женщин ростом с близняшек раз плюнуть, но вот вернуться назад тем же путем, даже если есть веревка, намного труднее. Зачем же мучиться, если можно просто взять и выйти из дома?
     Эмери положил на пепел в два раза больше газет, чем намеревался раньше, а потом щедро полил все керосином. Что сделать сначала: зажечь огонь или взять в руки карабин?
     Второе показалось ему надежнее. Он снял карабин с предохранителя, засунул его под мышку, чиркнул спичкой и бросил ее в камин.
     Крошечный язычок желтого пламени за несколько секунд превратился в ревущее пламя. Раздался металлический щелчок, а потом что-то черное свалилось в огонь и с яростью разъяренной кошки метнулось к нему.
     - Стой! - Эмери навел на нее дуло карабина. - Стой, или я буду стрелять!
     Неизвестно откуда появившаяся рука схватила его за щиколотку. Он с силой лягнул ногой, высвободился, и вторая женщина выбралась из-под кровати, на которой спал Брук, - той самой, что он приготовил для Джен. Не очень ловко он ударил прикладом по плечу налетчицу, выскочившую из трубы, попытался попасть ногой по колену, но промахнулся.
     - Убирайтесь отсюда! Обе убирайтесь, а то, клянусь Богом...
     Они бросились на него почти одновременно: та, что повыше, немного впереди, другая, размахивая украденным ружьем. Им почти удалось вырвать у него из рук карабин; Эмери даже несколько мгновений сражался за него, но выстрел, прозвучавший в маленькой хижине, оглушил Эмери и положил конец драке.
     Неожиданно он обнаружил, что смотрит в перепачканное сажей смуглое лицо; оно сморщилось, совсем как газеты в огне, глаза сузились, а рот перекосила гримаса боли.
     Вторая женщина за спиной первой закричала и отвернулась, выпустила ружье и прижала ладонь к бедру. Между пальцев сочилась кровь.
     Ее напарница - она была более высокой - сделала шаг к Эмери: вероятно, чисто инстинктивно, чтобы не упасть. А в следующую секунду повалилась вперед, сморщенным лицом на старые доски, которыми был покрыт пол в хижине, и замерла неподвижно.
     Другая опустилась на колени, она все еще пыталась остановить кровь. Затем взглянула на Эмери, и в ее глазах он увидел смесь отчаянья и безмолвной мольбы.
     - Я не стану тебя убивать, - сказал он.
     Он все еще держал в руке карабин, пуля из которого ранила женщину. Эмери отбросил оружие в сторону.
     - Вот почему я перестал охотиться на оленей, - проговорил он, почти спокойно. - Я ранил самца и шел за ним шесть миль, а когда отыскал его, он посмотрел на меня, как ты сейчас.
     Большие пластиковые мешки для отходов, в которых он носил мусор на помойку, лежали под раковиной. Он сдвинул в сторону покрывало, одеяла, простыню и положил два мешка на кровать, где когда-то спал Брук, а потом на руках отнес туда женщину.
     - Ты в меня стреляла, а теперь я ранил тебя. Это не входило в мои намерения.
     Охотничьим ножом он разрезал испачканную в саже ткань. Кожа с внешней стороны бедра осталась нетронутой, но Эмери удалось нащупать жесткие очертания пули под ней.
     - Я собираюсь сделать надрез и вытащить пулю, - сказал он. - Это совсем нетрудно, только нужно сначала простерилизовать нож и кусачки.
     Эмери отдал своей незваной гостье остатки бинта, чтобы она приложила его к ране и попытался наполнить водой из-под крана свою самую большую кастрюлю.
     - Забыл, что помпа не работает, - сообщил он ей грустно и пошел на улицу за снегом.
     - Прежде чем вытащить пулю, я промою рану и забинтую ее, - сказал Эмери очень медленно, стараясь как можно четче произносить слова, когда снова вернулся в дом и закрыл за собой дверь. Он надеялся, что она понимает хотя бы часть слов. - Сначала необходимо как следует нагреть воду, чтобы не занести в рану какую-нибудь инфекцию. - Он поставил кастрюлю со снегом на плиту и выключил конфорку, на которой стояла тушенка.
     - Так, давай посмотрим, что тут у нас произошло. - Он опустился на колени возле той, что лежала на полу, и принялся изучать окровавленную неровную дыру на спине ее куртки, потом вытер пальцы. Потребовалось усилие воли, чтобы перевернуть ее, но Эмери сделал это, стараясь не смотреть в лицо Отверстие, оставленное пулей, было совсем крошечным, почти незаметным.
     После этого он снова поднялся на ноги и сказал раненой, что лежала на кровати:
     - Я положу побольше щепок в огонь. Тебе нужно согреться. Холод может убить тебя. - Отругав себя за несообразительность, Эмери накрыл раненую простыней, одеялом, а после еще и покрывалом. - Ты не умрешь. Ты боишься умереть?
     Ему казалось, что если он будет, не переставая, с ней разговаривать, она в конце концов начнет его понимать; ведь именно таким образом дети постигают речь.
     - Я тебя не убью, да и рана на ноге не опасна, по крайней мере, я так думаю.
     Она что-то сказала и попыталась улыбнуться. Эмери навалил щепок поверх горящих газет. Вода в огромной кастрюле была едва теплой, а вот жаркое согрелось как следует. Он положил немного мяса в тарелку и протянул женщине вместе с ложкой; она села и начала есть, не вынимая левой руки из-под одеяла, видимо, прижимала бинт к ране на ноге.
     В телефонном справочнике Войлстауна нашелся номер доктора Ормонда, и Эмери набрал его.
     - Алло.
     - Доктор Ормонд? Это Эмери Бейнбридж.
     - Понятно. Мне о вас говорил Ральф Мертон. Я постараюсь выбраться к вам, как только это будет возможно.
     - Я звоню вам по другому поводу, доктор. Боюсь, у нас тут произошел несчастный случай. С огнестрельным оружием.
     Эмери услышал, как на другом конце провода доктор Ормонд тяжело вздохнул.
     - Кто-то пострадал? Серьезное ранение?
     - Мы оба. Впрочем, думаю, не страшно. Заряженное ружье - мое, охотничье - стояло у стены. Мы страшно нервничали, надеюсь, вы понимаете. Не могу сказать, что сейчас мы успокоились. Кто-то - эти люди - простите меня. - У него вдруг перехватило дыхание - ведь Брук умер. И осознание этого чудовищного факта заставило Эмери забыть, что он собирался наврать дальше.
     - Я знаю, погиб ваш сын, мистер Бейнбридж. Ральф мне сказал. Его убили?
     - Да, топором. Моим собственным. Вы увидите. Извините, доктор, я привык держать себя в руках.
     - Ничего страшного, мистер Бейнбридж, это совершенно естественная реакция. Вы можете не рассказывать мне про то, что произошло с вашим ружьем, если не хотите. Я же врач, а не полицейский.
     - Ружье упало и выстрелило, - сказал Эмери. - Пуля задела мой бок - не думаю, что серьезно, - и попала... - Бросив взгляд на свою гостью, Эмери принялся копаться в памяти в поисках подходящего имени - Попала Тамар в ногу. Она студентка, приехала к нам по обмену и остановилась у нас. - Тамар была сестрой Соломона, а копи царя Соломона находились где-то в районе Африканского Рога*. [Район Северо-Восточной Африки.] - Она из Адена. И, к сожалению, почти не говорит по-английски. Я знаком с принципами оказания первой помощи и делаю все, что могу, но все-таки решил на всякий случай позвонить вам.
     - Она в сознании?
     - Да. В данный момент сидит и ест жаркое. Пуля находится во внешней части бедра, она не вышла. Мне кажется, кость не задета.
     - Это произошло недавно?
     - Минут десять назад.
     - Не давайте ей больше еды, ее может вырвать. А вот воду, пожалуйста. Внутренних ранений нет? Никакие органы не повреждены?
     - Нет, я же сказал - только бедро. Примерно восемь дюймов над коленом.
     - В таком случае, дайте ей воды, пусть пьет столько, сколько захочет. Она потеряла много крови?
     Эмери посмотрел на мертвую женщину. Придется ведь как-то объяснить ее кровь на полу.
     - Трудно определить точно, думаю, около пинты. Может быть, немного больше.
     - Понятно, - сказал Ормонд с облегчением. - Если бы она была в больнице, я бы сделал ей переливание крови, мистер Бейнбридж, но, возможно, в этом и нет никакой необходимости. По крайней мере, острой необходимости. Сколько примерно она весит?
     Эмери попытался вспомнить, какое усилие приложил, когда поднял женщину на руки.
     - Девяносто или сто фунтов, мне кажется.
     Ормонд тяжело вздохнул.
     - Маленькая. Рост?
     - Да, очень миниатюрная. Моя жена называет ее малышкой. - Ложь давалась Эмери легко, слова вылетали сами, словно помимо его воли. - Думаю, роста в ней около пяти футов. Очень хрупкая.
     - А как насчет вас, мистер Бейнбридж? Вы потеряли много крови?
     - В половину меньше, чем она.
     - Понятно. Вопрос в том, повреждены ли какие-нибудь внутренние органы...
     - Нет, если только они не расположены ближе к поверхности, чем я себе представляю, доктор. Это всего лишь царапина. Я сидел, а Тамар стояла. Пуля задела меня и вошла ей в ногу.
     - На вашем месте, мистер Бейнбридж, я бы некоторое время постарался не есть и не пить. Вы не ели с тех пор, как это произошло?
     - Нет, - солгал Эмери.
     - Хорошо. Подождите немного. Вы сможете позвонить мне через два часа?
     - Конечно. Спасибо, доктор.
     - Я буду здесь, если только меня срочно не вызовут куда-нибудь. Тогда к телефону подойдет моя жена. Вы уже поставили в известность полицию?
     - Нет. Это же несчастный случай, полиция тут ни при чем.
     - Я обязан сообщать обо всех огнестрельных ранениях, которые мне приходится лечить. Может, вы хотите позвонить им первым?
     - Хорошо. Я расскажу о том, что у нас случилось офицеру, который приедет, чтобы разобраться в смерти моего сына.
     - Это ваше дело. Но я должен связаться с полицией. Хотите еще о чем-нибудь меня спросить?
     - Пожалуй, нет.
     - У вас есть антибиотики? Хотя бы несколько капсул.
     - Не думаю.
     - Послушайте, если что-нибудь найдете, и у вас возникнут сомнения, сразу позвоните мне. Жду вашего звонка через два часа.
     - Ладно. Спасибо, доктор. - Эмери повесил трубку.
     Вода на плите уже кипела. Он выключил газ, обратив внимание на то, что снега была полная кастрюля, а воды оказалось даже меньше четверти.
     - Как только она немного остынет, я промою твою рану и как следует ее перевяжу, - сказал он.
     Его гостья робко улыбнулась.
     - Ты из Адена. По-моему, это в Йемене. Тебя зовут Тамар. Можешь произнести «Тамар»? - Эмери говорил очень медленно, выговаривая каждый звук. - Та-мар. Ну-ка повтори.
     - Тей-маар, - она снова улыбнулась, уже не так испуганно.
     - Отлично! Думаю, ты должна говорить на арабском, но у меня тут есть кое-какие книги, и если мне удастся раскопать для тебя какой-нибудь более редкий язык, будет совсем неплохо - слишком многие знают арабский. Жаль, что ты не можешь мне сказать, - Эмери заколебался, но потом все-таки договорил: - откуда ты на самом деле. Или когда вы прибыли. Потому что это не дает мне покоя. Безумие, верно?
     Она кивнула, хотя он был уверен, что не поняла ни слова.
     - Вы были в космосе в той штуке. Которая похожа на зиккурат. - Эмери положил несколько поленьев в огонь. - Об этом я тоже все время думаю, как еще объяснить ваше появление? И сколько вас было в команде?
     Чувствуя, что она не понимает, Эмери показал на мертвую, потом на нее и поднял три пальца.
     - Столько? Трое? Подожди минутку.
     Он нашел в своем дневнике чистую страницу и нарисовал зиккурат, а рядом три палочки.
     - Столько вас было?
     Женщина покачала головой и свободной рукой коснулась раненой ноги.
     - Ах, да, конечно, тебе нужны обе руки.
     Он тщательно промыл рану на бедре женщины горячей водой и наложил повязку, которую сделал из чистой нижней рубашки и остатков пластыря.
     - А теперь достанем пулю. Я считаю, что это просто необходимо, тебе так будет лучше - ведь в рану могли попасть волокна ткани или еще какая-нибудь грязь.
     Он разорвал упаковку с разовым лезвием для бритья, и у него в руках оказался очень острый хирургический инструмент.
     - Я собирался проделать эту операцию при помощи складного ножа, - объяснил он, помогая женщине перевернуться на живот, - но лезвие для бритья лучше.
     Он отрезал остатки штанины.
     - Тебе будет больно. К сожалению, мне нечего тебе дать.
     Два неглубоких надреза - и Эмери увидел пулю от карабина. Он вытащил кусачки из горячей воды при помощи вилки, захватил ими смятую головку пули и вытащил ее. Женщина вцепилась зубами в подушку, но даже не вскрикнула от боли.
     - Вот она. - Он поднял пулю так, чтобы его гостья смогла ее рассмотреть. - Она прошла сквозь грудь твоей приятельницы и, думаю, задела сердце. А потом, видимо, ударившись о ребро, изменила направление и полетела вниз. Если бы этого не произошло, она вообще в тебя не попала бы. А могла и убить. Не шевелись, пожалуйста. - Он положил руку женщине на спину и почувствовал, как она сжалась от его прикосновения. - Я хочу вытереть кровь и рассмотреть рану с фонариком. Если пуля и раскрошилась, то не сильно. Но если это так, нужно вытащить кусочки, да и все остальное, чего там быть не должно. - Не в силах остановиться, он добавил: - Ты боишься, верно? Вы все боялись. Меня и Брука. Наверное, вы боитесь мужчин.
     Он обнаружил в ране волокна, которые, по всей вероятности, попали из порванных брюк, и по очереди вытащил их, потом разорвал на полоски еще одну нижнюю рубашку, а из того, что от нее осталось, сделал подушечку и приложил к новой ране на бедре, а потом перевязал.
     - До того, как появился пластырь, мы поступали именно так, - сказал он, затягивая последний узел. - Обвязывали раненую ногу или какое-нибудь другое место тряпками. Вот почему это называется перевязка. Если с тобой что-нибудь случалось, на больное место наматывали бинты... все в порядке, теперь можешь повернуться.
     Он помог ей лечь на спину.
     К этому времени огонь уже разгорелся вовсю. Эмери достал из кармана кусочки металла и показал женщине, а потом махнул рукой в сторону камина.
     Женщина быстро покачала головой.
     - Это как понимать - они будут гореть или, наоборот, нет? - Он ухмыльнулся. - Думаю, ты имела в виду, что они отлично горят. Давай посмотрим.
     Он бросил самый маленький кусочек, который соскреб с лестницы, в пламя. Через несколько секунд возникла ослепительная вспышка, а потом повалил белый дым.
     - Магний. Так я и думал.
     Эмери придвинул стул к кровати, на которой лежала женщина, и сел.
     - Магний прочный и очень легкий, но зато горючий. Используется для вспышки при фотографировании. Ваш зиккурат, посадочный модуль или космическая станция, - или уж и не знаю, что он такое, - сгорит, как факел, причем пламя будет таким горячим, что от вашего корабля не останется ничего. Завтра утром я его сожгу. Это будет ужасная потеря, и мне страшно не хочется его уничтожать, но я так решил. Ты не понимаешь ни единого слова из того, что я тебе говорю, правда, Тамар?
     Эмери снова вытащил дневник и нарисовал огонь и дымящийся зиккурат.
     Она с задумчивым видом посмотрела на рисунок, а потом кивнула.
     - Я рад, что ты не стала устраивать истерики, - сказал ей Эмери.
     - Я боялся этого, но, может быть, вы получили приказ как можно меньше вмешиваться в нашу жизнь.
     Потом он достал из-под раковины еще один мешок для мусора. Мешок был достаточно большим, чтобы туда поместилась мертвая женщина.
     - Я должен сделать это, пока труп не закоченел, - объяснил он раненой. - Это произойдет через час или два. Да и вообще, будет лучше, если мы не станем на нее смотреть.
     Тамар сделала какой-то быстрый жест, смысла которого Эмери не понял, а потом закрыла глаза и сложила руки.
     - Завтра, прежде чем утихнет непогода, я отнесу ее назад на вашу космическую станцию и сожгу. Все вместе. - Сейчас он говорил для себя, надеясь, что туман в голове хоть немного рассеется. - Наверное, это преступление, но придется мне его совершить. Иногда возникает ситуация, когда ты просто должен поступить так, а не иначе. - Он взял в руки карабин и продолжал: - Его нужно почистить. Я оставлю его в той, другой хижине, когда пойду к озеру, а пулю выброшу. Шерифу скажу, что мое ружье явилось причиной несчастного случая, в результате которого мы с тобой пострадали. Если в этом возникнет необходимость, поведаю им, что ты меня укусила за щеку, когда я занимался твоей раной. Впрочем, я все равно не смогу некоторое время бриться, так что, когда они прибудут, борода скроет все следы.
     Она показала рукой на его дневник и ручку, и, получив их, нарисовала - довольно похоже - третью женщину.
     - Умерла, - ответил Эмери. - Она тоже умерла. Я засунул пальцы ей в глаза - потому что она хотела меня убить, - и она убежала. Видимо, свалилась в дыру в полу. Воды там было совсем немного, значит, она довольно сильно ударилась. Думаю, она утонула.
     Тамар показала на мешок для мусора, в котором лежала ее погибшая подруга, потом уверенно изобразила ее на листке бумаге, а в конце перечеркнула свой рисунок.
     Эмери перечеркнул женщину из зиккурата и вернул дневник и ручку Тамар.
     - Боюсь, тебе придется остаться здесь навсегда, если только твои соплеменники не пришлют за тобой кого-нибудь. Не думаю, что такая перспектива тебя радует - многим из нас она тоже не доставляет особого удовольствия, - но тебе придется постараться приспособиться. Мы все так делаем.
     Неожиданно Тамар пришла в возбуждение и, показав на крошечное изображение льва на ручке Эмери, вдруг запела, размахивая ручкой, словно это была дирижерская палочка. Ему понадобилось несколько минут, чтобы сообразить: она напевала «Боже, храни королеву».
     Позже, когда Тамар уснула, Эмери позвонил одному знакомому физику-экспериментатору.
     - Дэвид, - тихо проговорил он, - помнишь своего старого босса? Эмери Бейнбриджа?
     Дэвид помнил.
     - Я хочу тебе кое-что показать. Но только не скажу, где я это взял. Дело конфиденциальное - сверхсекретное. Придется тебе с этим смириться. Ты никогда не получишь ответов на некоторые свои вопросы. Согласен?
     Он был согласен.
     - Это маленькая тарелка. Очень похожа на пепельницу. - На столе среди кучи самых разных предметов Эмери заметил монетку и взял ее. - Я кладу на нее цент. Слушай.
     Раздался характерный звон.
     - Через некоторое время она исчезнет, Дэвид. В данный момент монетка покрылась каким-то налетом, точно побывала на улице в мороз, а потом оттаяла.
     Эмери придвинул тарелку поближе к керосиновой лампе.
     - А теперь цент стал похож на серебряный. Мне кажется, вся медь исчезла, а я вижу цинк, который под медью. Лицо Линкольна уже почти невозможно различить.
     Дэвид что-то сказал.
     - Я уже попробовал. Даже если перевернуть тарелку и потрясти, цент - или любой другой предмет - не падает, а я не собираюсь трогать его руками и пытаться оторвать.
     Трескучий голос в трубке звучал громче, чем голос Эмери.
     - Жаль, что ты не видишь, Дэвид. Монетка уже стала не больше карандашного грифеля и очень быстро уменьшается. Подожди... Вот исчезла совсем. Я думаю, тарелка растапливает атомы или молекулы, причем каким-то холодным методом. Единственное объяснение, которое приходит мне в голову. Наверное, это можно проверить, проанализировав образцы воздуха над тарелкой, только у меня здесь нет необходимого оборудования.
     Дэвид, я намерен организовать новую компанию. У меня очень мало денег, и я не хочу привлекать чужой капитал. Придется воспользоваться только тем, что у меня есть, и еще, может быть, удастся получить ссуду под мою подпись. Я знаю, у тебя сейчас хорошая работа. Тебе наверняка платят вполовину меньше того, что ты на самом деле стоишь, но и это, можно не сомневаться, немало. Но если согласишься сотрудничать со мной, я дам тебе десять процентов.
     Естественно, ты можешь обдумать мое предложение. Я и не надеялся, что ты сразу согласишься. Я свяжусь с тобой... скажем, через неделю. Идет?
     Дэвид долго что-то говорил.
     - Да, здесь. Кстати, у меня нет света. Благодарение Богу, телефон еще работает. Я тут застрял - у себя в хижине - скорее всего, дня на три или четыре. А потом приеду в город, там и поговорим.
     Конечно, ты сможешь на нее взглянуть. Подержишь в руках, посмотришь, как она действует, только я не отдам ее тебе в лабораторию. Надеюсь, ты меня правильно понимаешь.
     Последний, сердитый вопрос.
     - Нет, Дэвид, эту тарелку я приобрел в лавке волшебника, - весело ответил Эмери. - Пожалуй, я могу предположить, откуда она на самом деле появилась, но не стану этого делать. Сверхсекретность. Не забыл? Технология, намного опередившая нашу. Мы похожи на средневекового механика, случайно обнаружившего бумагорезку. Вполне может случиться, что нам не удастся сделать еще одну бумагорезку, но зато мы много чего узнаем благодаря той, что у нас есть.
     Повесив трубку, Эмери снова придвинул стул к кровати. Тамар лежала на спине, рот и глаза у нее были закрыты, а вой ветра за стенами бревенчатой хижины не заглушал тихого, ровного дыхания.
     - Джен захочет вернуться, - сказал ей Эмери шепотом. - Она бросится мне на шею и попробует помириться - через две недели или месяц, - как только узнает про новую компанию. Нужно оформить все бумаги по разводу до того, как новость до нее доберется. Они согласятся на небольшие уступки в вопросах раздела собственности, когда она вернется в город, и тогда я все подпишу. Ты мне нужна, Тамар, а я тебе.
     Тонкие смуглые пальцы сжали его руку, хотя Тамар и спала.
     - Ты учишься мне доверять, не правда ли? Можешь меня не бояться. Я тебя не обижу.
     Эмери вдруг замолчал. Койот ему доверял; и поэтому не боялся запаха человека и цианидового ружья. Первым делом нужно будет объяснить Тамар - хорошо объяснить, - что не всем мужчинам можно доверять, что на свете живет множество таких, которые с радостью ограбят, изнасилуют или убьют ее.
     - Интересно, Тамар, как у вас там получаются дети? В вашем будущем? Асексуально? Я думаю, при помощи искусственного осеменения, причем женщины имеют право выбора. Пройдет некоторое время, и ты мне все расскажешь. - Он задумался. - Нас ждет такое же будущее? Мы будем жить так же, как вы? Или вы стали другими, когда потерпели аварию? А может быть, когда убили Брука? Даже если это и так, мы с тобой, воспользовавшись новой технологией, кое-что изменим. Давай, попробуем.
     Тамар вздохнула и улыбнулась во сне - так показалось Эмери. Он наклонился, чтобы поцеловать ее, чуть коснулся губами губ.
     - Наверное, весь ужас вашего положения заключался в том, что вы не смогли заставить зиккурат снова взлететь. Поскольку, свалившись в озеро и убив моего сына, вы уничтожили то будущее, из которого прилетели?
     В кино, подумал Эмери, герои просто входят в машину времени и исчезают, чтобы появиться в том же месте на Земле - только в прошлом или будущем, так, словно Коперника никогда и не было на свете. В реальности же, Земля движется в солнечной системе, а солнечная система движется в галактике, а галактика - во Вселенной. На самом деле, чтобы совершить временной скачок, нужно суметь прыгнуть сквозь пространство и время.
     Где-то на дне озера все еще работает - до определенной степени - устройство, делающее возможными такие скачки. И хотя совершить новый прыжок невозможно, оно по-прежнему влияет на скорость, с которой проходит время, - осуществляет его хронометраж, если угодно. Эмери казалось, что он провел внутри зиккурата несколько часов, а снаружи прошло несколько минут, вряд ли он ошибся, потому что следы от его лыж по-прежнему оставались четкими, когда он вышел на лед озера. А Эйлин считала, что ее продержали в зиккурате полдня, в то время как ее не было всего два часа.
     Завтра он сожжет зиккурат. Это необходимо сделать, если он не хочет лишиться всего, что там взял, и быть обвиненным в убийстве женщины, которую засунул в мешок для мусора. Это необходимо сделать, если он хочет сохранить для себя Тамар.
     А вдруг устройство, влияющее на время и лежащее кто знает на какой глубине на дне озера останется в целости и сохранности и будет продолжать функционировать. А вдруг рыбаки, оказавшись на озере Призраков, обратят внимание на то, что солнце неподвижно стоит на небе, а время уходит? Может быть, это устройство уже давно погребено в этом озере, и именно оно виновато в том, что озеро так называется? Эмери решил, что купит всю собственность, расположенную на его берегах, - когда позволят доходы от новой компании.
     - Мы построим новый дом, - сказал он спящей Тамар, - большой, у самого озера. И станем в нем жить, ты и я, долго-долго. И у нас будут дети.
     Очень мягко и осторожно пальцы Тамар сжали его руку.